Александр Кабанов
9 ч · Киев ·
Юношеское (1989-93), вошедшее в книгу. Да, я стар.
* * * *
Я отдыхал на бархате шмелей
еще гудящим от дороги взглядом,
земля крутилась ночью тяжелей,
вспотев от притяженья винограда.
И пастухом рассветный луч бродил,
приподнимая облако бровями,
но тишина не ведала удил,
и травы не затоптанные вяли.
Я по привычке не вставал с земли,
как тень недавно срубленного сада,
и пахли медом сонные шмели,
и капал яд с ужаленного взгляда.
Я слово недозревшее жевал -
не опыленный шарик винограда,
и счастлив был, и оттого не знал,
что счастье - есть посмертная награда,
И гусеница медленно ползла,
как молния на вздувшейся ширинке:
наверно миру не хватало зла,
а глазу - очищающей соринки.
* * * *
Мой милый друг, такая ночь в Крыму,
что я – не сторож сердцу своему,
рай переполнен, небеса провисли,
ночую в перевернутой арбе,
и если перед сном приходят мысли,
то как заснуть при мысли о тебе?
Такая ночь токайского разлива,
сквозь щели в потолке, неторопливо
струится и густеет, августев,
так нежно пахнут звездные глубины
подмышками твоими голубыми;
уже, наполовину опустев,
к речной воде, на корточках, с откосов –
сползает сад – шершав и абрикосов,
в консервной банке – плавает звезда,
о, женщина – сожженное огниво:
так тяжело, так страшно, так счастливо,
и жить всегда – так мало, как всегда.
* * * *
Еще темно и так сонливо,
что говорить невмоготу,
и берег спит и ждет прилива,
поджав колени к животу.
Желтее корки мандарина,
на самом краешке трамплина
встает на цыпочки звезда,
и, словно вплавь, раздвинув шторы,
еще по локоть кистеперый,
ты возвращаешься туда –
где в раскаленном абажуре,
ночная бабочка дежурит –
и свет, и жизнь, и боль впритык,
ты возвращаешься в язык,
чтоб слушать – жалобно и жадно –
рассвет, подвешенный за жабры,
морской паром, по леера
запруженный грузовиками,
грушевый сад, еще вчера
набитый по уши сверчками.
Простор надраен и вельботен,
и умещается в горсти,
и ты свободен, так свободен,
что некому сказать: “Прости…”.
* * * *
Молчат ниверьситетские сады,
садысь, биджо, на краешек ля-ля,
Отечество, спасибо за труды,
любил (****)? Не видно с корабля.
За этот хаос в сонной голове,
за этих яблонь голые ряды,
за хлеб и соль на мокром рукаве,
отечество, спасибо за труды.
Когда перед тобою свет и тьма –
в две задницы сомкнут свои ряды,
не все ль равно, куда сходить с ума,
кого благодарить за все труды?
Не все ль равно, улыбка или пасть
в твоих садах последует за мной:
зима сменяет зиму, а зимой –
на чьих коленях яблоку упасть?
