Стихи Валерия Севера.
Как шайка жалких подлецов
Как много тех, кого уже
Мой дом радушием не встретит.
Они живут в моей душе,
Пока я сам живу на свете.
Как бабушка, устав в трудах,
По дому дел всегда премного.
Мечтала, помнится, тогда…
Спросить Гагарина про Бога.
И важно для меня ещё,
Что был желанным я ребёнком.
Не помню, как я был крещён,
Но помню, как стал октябрёнком.
Мы были все тогда равны,
У всех из старого обновы.
Гонял футбольный мяч с весны
Как все, в сражениях дворовых.
Отцы заводы из руин
Послевоенных поднимали.
И каждый думал, как один,
Чтоб сыновья не воевали.
Считаю, многим повезло,
Отцы-герои не узнали.
Как шайка жалких подлецов
Свою страну без боя сдали.
Вот почему, не вправе я,
Забыть, какие люди были!
Мы жили, как одна семья
И просто Родину любили.
Любил не эпатажных женщин
Скажу не больше и не меньше,
Была судьба ко мне строга.
Любил не эпатажных женщин
И не перины, а стога!
Не возле бара ресторана,
У бочки с пивом я стоял.
А друг, вернувшийся с Афгана,
Скрипел зубами и молчал.
А по обочинам России
Стояли девочки уже.
И взором глаз небесно-синим,
Так больно били по душе.
Да и любитель пьяных пений
Плясал в Берлине, у стены.
Стреляли танки не в мишени,
А по парламенту страны.
И объяснить не мог я маме,
За что так кинули её.
А бабушка молилась в храме,
Чтоб не сгубило Русь жульё!
От страшных прелестей вертепа
Избавилась страна моя.
Беда, что под ярмом госдепа,
Почти что Украина вся.
Всё Родиной зовётся просто
"Россия! Русь! Храни себя, храни!"
Н.Рубцов.
* * *
Мне петь о Родине не лень,
Любви одной всегда послушен.
Храни, Господь, край деревень,
Певучий говорок старушек.
Дороги – русская беда,
Да лебеда по чисту полю.
Уж не Батыя ли орда
Всех молодых взяла в неволю?
Страшней, чем город, зверя нет
И не щадит он непокорных.
В нём потерялся многих след
Красивых, умных и задорных.
Святая Русь, себя храни!
Поля, и храмы, и погосты.
И в окнах деревень огни –
Всё Родиной зовётся просто.
Поэт от Бога и от Солнца
19 января 1971 года умер Николай Рубцов.
* * *
Как грустно, милый, мой товарищ…
Твоя печальная звезда,
Среди рябиновых пожарищ,
Родного не нашла гнезда…
Где те, лощёные пииты,
Которым хлопал стадион?
Творцы сегодняшней "элиты",
Свалили разом за кордон!
А ты небритый, шарфик драный,
В заношенном пальто своём.
Нет, никогда ты не был пьяным,
Ты боль души глушил вином!
У Николая Чудотворца
Нашла душа твоя приют!
Поэт от Бога и от Солнца,
И на Руси тебя поют!
Кто бед всех наших автор
Определиться нам пора,
Кто бед всех наших автор.
Чиновники – не мишура,
А класс – эксплуататор!
Вольготно на Руси живёт,
Не сеет и не пашет.
Зато сытней народа жрёт
И не краснеет даже!
* * *
Смешны мне гнева твоего потуги,
По конституции ты – господин.
О, мой народ, что вороваты слуги,
Конечно, виноват – лишь ты один!
* * *
Пять процентов, пусть из ста,
Но живёт при коммунизме,
Как за пазухой Христа,
В разворованной Отчизне!
По ком звонят колокола
По ком звонят колокола,
Кто следующий на закланье?
Идёт война добра и зла,
Идёт борьба за выживанье.
И нет войны страшней, когда –
Дерутся за кусочек хлеба.
Война везде, война всегда
И даже, чтоб взглянуть на небо.
Знать сорвана с людской судьбы
Печать седьмая в судном часе.
Готов и всадник для косьбы,
И бледный конь его ужасен…
Среди витиеватых виршей...
Среди витиеватых виршей...
Позволю написать о том,
Как Мать моя на лесобирже,
До слёз, ворочала багром!
И брёвна в штабеля катая,
(Мужчины все уйдут на фронт)
Не знала, «ельцинская» стая,
До нитки оберёт народ.
Твои натруженные руки
И не хотят знать про покой.
Сегодня ходят внучки, внуки
В нарядах, связанных тобой.
Восьмое марта, женский праздник
И хоть седая голова…
Я вновь мальчишка и проказник,
И счастлив тем, что ты жива!
Притча о Божьей любви
Приснился Бог…песчаный берег…
На небосводе, как в кино,
Мелькают радости, потери
Калейдоскопом надо мной.
Следы ложились на песочек:
Мой – рядом Бога моего.
Когда же трудно стало очень,
Следы остались – одного.
; Господь, зачем меня оставил,
Когда от бед рыдал впотьмах?
С любовью Бог меня поправил:
«Тебя, мой сын, нёс на руках».
Я умоляю, в миг моей кончины…
Федерико Гарсиа Лорка.
DESPEDIDA
Si muero,
dejad el balcоn abierto.
El nino come naranjas.
(Desde mi balcon lo veo.)
El segador siega el trigo.
(Desde mi balcon lo siento.)
Si muero,
dejad el balcon abierto!
Я умоляю, в миг моей кончины…
Оставьте дверь открытой на балкон,
Чтоб видел я, как мальчик апельсины
Вкушает, словно ангел-купидон.
Пшеницу уберёт лишь тот – кто сеял…
Так привыкайте к горечи потерь!
Чтоб зёрна Бог мог отделить от плевел,
Оставьте на балкон открытой дверь.
И тот родник зовётся – Мамой!
Течёт, спешит Угрюм – река,
В моей душе петляет русло.
А берега её – тоска
И чувств перебродивших сусло.
А где-то бьёт целебный ключ,
Звенят, взлетая к солнцу гаммы.
Там воздух чист, а лес могуч
И тот родник зовётся – Мамой!
Здравствуй, мама, я за сказкою
Не читается, не пишется…
Убежать бы далеко,
Где трава в мой рост колышется
И мечтается легко.
Где судьбы моей фарватеры?
На душе тоска и грусть.
Хватит, завтра еду к матери,
А иначе не вернусь
Никогда – туда, где пишется
И мечтается легко,
Где трава в мой рост колышется
И до звёзд недалеко.
Здравствуй, мама, я за сказкою,
Если помнишь, расскажи.
Отогрей мне сердце ласкою,
Чтоб смеялся от души.
Стихи я не пишу
Стихи я не пишу,
А просто я бестыже,
В тетрадку заношу,
Что мне диктуют свыше.
В моей душе стихи
"Подсолнухи" Ван Гога.
За все мои грехи
Прощение от Бога!
Вновь слышу я набат колоколов
Вновь слышу я набат колоколов,
Во всех церквах тревожную молитву.
Средь скошенных снарядами лугов,
Людей последнюю я вижу битву.
Сквозь чёрный от пожарищ небосклон,
Зрит Марс печально на сестру-планету.
Когда-то был цветущим садом он,
Теперь живых существ на Марсе нету...
С глазами незабудок Русь!
Господь не дал душе смиренье,
Жить осуждён в плену страстей.
И чтоб творил я с вдохновеньем,
В душе гнездится тьма чертей.
Но ангелов гораздо больше,
Что мне Париж, что мне Нью-Йорк!
Поэт я, а не барахольщик
И не веду с судьбою торг.
Богатств немереных не надо,
Чту стариков и мелюзгу.
И это вовсе не бравада,
За жизнь пред Богом я в долгу.
Век двадцать первый, век прагматик,
Мне страшен волчий твой оскал.
Я неба синего романтик,
В своих поступках не шакал!
Люблю без ханжества отчизну,
Полей и рощ осенних грусть.
По мне однажды справит тризну,
С глазами незабудок Русь!
Что плачет даже Господа Душа
Мои друзья, товарищи Поэты,
Не нынешней «элиты» господа.
И в радость им из путассу котлеты,
Дешёвый спирт да в ковшике вода.
По красным числам радуются пикше
И водке не палёной из ларька.
А рано утром с головой поникшей,
С похмелья, их дрожащая рука,
На свет стихи такие производит,
Что плачет даже Господа Душа.
Моих друзей по жизни ангел водит,
А у господ – сам дьявол в корешах.
Что делать Моцарту любви
Что делать Моцарту любви,
Когда повсюду лишь Сальери?
Когда Джульетта в деньги верит
И мир от жадности в крови.
Ромео дозу лишь яви
И для него уже химеры
В ад шустро открывают двери.
Господь, меня благослови,
Чтоб не предался я обману!
Век двадцать первый, страшный век,
В твоё безверье я не кану,
Пусть Дон Кихот, но Человек!
Пусть распоследним нищим стану,
Но не приму бездушья грех!
Я ватник сам и я из тех совков
Уходит поколенье мужиков...
Великой и большой страны Советов.
Из тех, ещё оставшихся совков,
С которыми считалась вся планета.
По виду неприметные всегда,
Словами не бросаются напрасно.
Но вмиг преображаются, когда,
По-настоящему грозит опасность.
Уходит поколенье мужиков
Семье и детям, знающее цену.
Я ватник сам и я из тех совков,
Чья жизнь за честь – не подлежит размену!
Страшная война идёт в России
Ни гроша не стоят, уж, поверьте,
Перед Богом звания твои.
Гол, как все, ты будешь после смерти
И ответишь за дела свои.
Коль паскудничал и рвал у ближних
Изо рта последний ты кусок.
Угли ада, а не ягод вишни,
Чёрт в тебя вколотит до кишок!
Страшная война идёт в России,
Не извне, а рядом ворог твой!
Власть имущие, вы, что, взбесились? –
Обираете народ с лихвой!
Тайное оружие России
Тайное оружие России,
Сила непонятная врагу.
Анны, Марьи, Зои, Ефросиньи,
Перед Вами в вечном мы долгу.
Мы всегда выигрывали войны,
Даже те, что непомерно злы.
Потому что мамы, сёстры, жёны
Были нам надёжные тылы.
Тайное оружие России,
Женщины, родные вы мои.
Анны, Марьи, Зои, Ефросиньи…
Испокон веков – вы соль земли!
Я у России вечный рядовой
Я у России вечный рядовой,
(Хоть на погонах звёзды сердцу льстили)
Не при штабах, а на передовой
Враги метелью пуль меня крестили.
Я у России вечно про запас,
В ещё не грянувших, пока что войнах.
Пусть пафосно звучит, но я приказ,
Готов, как раньше, выполнить достойно.
В родном краю такой я не один,
Россия, ты со мною не лукавствуй.
Отчизне я не пасынок, а сын,
Скажи хоть раз:
"Будь жив, солдат, и здравствуй!"
Даже в душу въелся порох
Где-то рядом ходит смерть,
Не уснуть, а скоро утро.
Если скажут – ты не верь,
Что погиб в боях я будто.
Пули пусть себя дурят,
Рано мне ещё в могилу.
И мольба моя не зря:
«Господи, спаси, помилуй».
Потому ещё живой,
Что тебе и детям нужен.
Над моею головой
Понапрасну ворон кружит.
Я вернусь с передовой
Под цветение черёмух.
Дразнит, манит синевой,
Глаз твоих бездонный омут.
Очень рад признаться я,
Твой задорный смех мне дорог.
Но пока что у меня,
Даже в душу въелся порох.
Когда ушёл друг на войну
Когда ушёл друг на войну,
Сражаться за свою страну.
Остались у него сыны,
В руках у молодой жены.
Когда погиб друг на войне,
Приказ пришёл тогда и мне.
А у меня, хоть ты убей,
Нет ни жены, ни сыновей.
Когда в грудь пулю получу,
По мне поставит кто свечу?
Лишь только матушка моя,
Нет даже брата у меня.
Сыны у друга подрастут,
Служить они, как мы пойдут.
И скажут: «Что ты плачешь мать?
Идём за Русь мы воевать!»
Так было на Руси всегда,
Когда пожалует беда.
Отца, убитого в бою,
Заменит сын его в строю.
– Не умирать! – был дан приказ
Не дожил я совсем чуть-чуть,
До дембеля, до дома.
Попала пуля точно в грудь,
А я то думал - промах.
– Не умирать! – был дан приказ,
Ответ мой: «Есть» – не слышен.
Прощай Чечня, прощай Кавказ,
Поднялся туч я выше.
А рядышком со мной комбат,
На землю рвётся тоже.
Ещё один убит солдат,
А мы помочь не можем.
Апостол Пётр, давай, встречай,
Бойцов погибших души.
В последний свой солдатский рай,
Идут одни из лучших.
Сегодня в Грозном тишина
И никому не жутко.
Давно закончилась война
На площади «Минутка»
Не раз играл со смертью в прятки
Не раз играл со смертью в прятки,
То я искал, а то - она.
У нас со смертью непонятки,
То мир и дружба, то война.
Не соловьи мне ночью пели,
Постель - окоп, дом – высота.
И пули надо мной свистели,
С земли, сметая в никуда.
Но возрождался, чтобы снова,
Встав в полный рост, продолжить бой.
Я знал, нет выхода иного,
Любовь твоя звала домой.
Простым солдатом шёл к Отчизне,
На теле не считая ран.
Теперь вот радуюсь я жизни,
Один за всех однополчан.
Я очень не люблю стихов военных
По мусульманской, христианской вере,
Кто был внутри, молился, как умел.
Все знали…при подрыве в БТРе –
Тушёнка будет из солдатских тел.
Я очень не люблю стихов военных,
Снаряды – это вам не журавли!
Ведь мы на той войне не брали пленных
И враг не признавался нам в любви.
Пришли с небес солдаты, всё же
Струится с неба к изголовью
Уральских гор, под сень домов.
Заря, окрашенная кровью,
Убитых на войне бойцов.
То возвращаются солдаты
Домой под утро, в тишине.
Юнцы безусые, комбаты,
За Русь погибшие в Чечне.
Стоят туманом над порогом,
В окно стучатся ветерком.
На миг, отпущенные Богом,
Чтоб навестить свой отчий дом.
Сон матерей и жён тревожен,
Мужья им снятся и сыны.
Пришли с небес солдаты, всё же,
Счастливые, как до войны.
Рассчитайся на первый, второй
Рассчитайся на первый, второй,
Но не думай – второму не легче.
Вот уже за высоткой – горой,
Заалел неприветливо вечер.
Всё привычно…зелёнка и рейд,
Лишь на снимке последнего кадра.
Мой земляк и товарищ Андрей,
Как живой, улыбнётся мне завтра…
Мать святая Богородица!
Мать святая Богородица!
Умоляю, сохрани солдат,
Брошенных ослепшей Родиной
В бой под Грозный после школьных парт.
Мать святая Богородица!
Сыновей безвинных защити.
Умирать совсем не хочется,
Если нет тебе и двадцати.
Мать святая Богородица!
Пролитую кровь бойцам прости.
День и ночь молиться хочется,
Чтобы души мальчиков спасти
Мать святая Богородица!
Ради них пусть жизнь мою возьмут.
У кого-то, может, дочка родится,
В честь тебя Марией нарекут.
Взвод! Двухсотый! Где вертушки?
– Взвод! Двухсотый! Где вертушки?
Я трёхсотым сам лежу…
Вдарил бы сейчас из пушки
‹‹Грач›› – у Господа прошу…
Просыпаюсь с криком, с плачем,
Мне приснилась вновь война.
За окном луна маячит
И такая тишина…
Достаёт мать похоронку...
На меня, а я в запой
Ухожу, чтоб вновь в зелёнку,
Память – не бросала в бой.
За встречу наливай сто граммов, брат
Что живы мы, никто не виноват,
А мёртвые ведь сраму не имеют.
Сегодня в бой идём – не на парад,
Там за себя мы постоять сумеем.
Кавказских гор пейзаж пока что мил
И в тишине звенит лишь звёзд сиянье.
И перед боем Бог нам разрешил
Во сне уйти к девчонкам на свиданье.
За встречу наливай сто граммов, брат,
От счастья не становятся седыми.
Помянем павших Родины солдат,
На небеса ушедших молодыми.
Красив и величав ночной Арбат
Красив и величав ночной Арбат,
А Кандагар от солнца бел и светел.
Нам приказал высотку взять комбат,
А Кандагар с чужими не приветлив.
И вот наш взвод берёт себя на взвод,
Кричим «Ура!» и от «Ура!» нам легче.
А на Арбате праздничный народ,
А мы за что-то гибнем в этот вечер.
Ах, Кандагар нам всё запрещено,
Я не похож на смирную овечку.
Нам молодым одно разрешено,
Чтоб смерть задула нашей жизни свечку.
Мы честно взяли эту высоту,
А на Арбате женщины смеются...
Но глядя на полярную звезду...
Я загадал живым домой вернуться.
В нас палили из засады
В нас палили из засады,
Но спасал солдата Бог
Да друзей крутые маты,
Да товарища рожок.
И двухсотые ‹‹награды››
Тайно чёрный вёз тюльпан.
Мамы были даже рады:
‹‹Хоть не без вести пропал.››
Что ж, такая наша доля,
Мы спецназ – бойцы войны.
Пальцы рук курком мозоля,
За Россию гибнем мы.
Веселиться здесь, не смейте
Веселиться здесь, не смейте,
Кровью здесь пропитан грунт.
Павшие в долине смерти
С вами разговор ведут.
Мы ни в чём не виноваты…
Ни на пядь родной земли
От солдата до комбата
В том бою не отошли.
Полк наш из второй ударной
Не искал пути назад.
Знали мы: в кольце блокадном
Задыхался Ленинград.
Мы ни в чём не виноваты,
Так за что же нас тогда
Оболгали воровато,
Словно нас и никогда
Не было на этом свете.
Но скажи нам, Ленинград,
Разве ты без нас бы встретил
В сорок пятом свой парад?
Мы не просим обелисков,
Одного хотим от вас:
Чтоб вернули нашим близким,
Память светлую о нас.
А пока, как на чужбине,
Под дождями, на ветрах
В Волховских лесах и ныне
Неприкаян павших прах.
Родина… Ты слышишь, слышишь
Родина… Ты слышишь, слышишь
Свято выполнив свой долг.
Мёртвым, но из боя вышел
С честью наш стрелковый полк.
Измерялась жизнь шагами,
Хоть Россия велика –
Отступить нельзя, за нами
Волга – матушка – река.
Задохнулся враг в атаке,
Мы сражались, как могли.
Потому так буйно маки
Над окопами взошли.
В гордо-скорбный плач органа
Вслушайся и помолчи…
Над Мамаевым курганом
В память павших он звучит.
А жили, вроде, незаметно
А жили, вроде, незаметно,
Не обижались на судьбу…
Несли войну бедой несметной
Четыре года на горбу.
Но под слепой, свинцовой вьюгой
В бой поднимались в полный рост,
Надеясь лишь на локоть друга
Да на исконное «Авось».
Могли под злющим артобстрелом
Вы спать, но вмиг лишались сна,
Когда пугающе звенела
Над полем битвы тишина.
Да, у войны свои законы:
Вокзал, перрон и с гарью дым…
Для многих стали эшелоны,
Как нить последняя к живым.
Мужик Архангельский иль Вятский,
Узбек…неважно, кто был он,
Но их союз в могилах братских
На веки вечные скреплён.
Уходят тихо, незаметно,
Не обижаясь на судьбу,
Кто истину, что люди смертны,
Познали на своём горбу
Любили мальчики тяжёлый рок
Любили мальчики тяжёлый рок,
Кумир для них – не Пугачёва Алла…
Откуда было знать им, что Нью-Йорк
Умы дурманил музыкой «металла»
Но мир суров, и в нём пока идёт
Смертельная война идеологий.
А мальчики смеялись без забот,
Не зная, что их ждёт экзамен строгий.
И превратились мальчики в мужчин,
В десантников с суровыми глазами.
Афганистан… Здесь много есть причин
Мужчиной стать с седыми волосами.
Когда твой друг собой, прикрыв тебя,
От ран смертельных кровью истекает –
Врагов ты ненавидишь и себя,
Но разве это другу помогает?
Когда малышку видишь без руки –
Взяла с земли игрушку-верблюжонка…
Ах, до чего додумались враги,
Ведь даже зверь не трогает ребёнка!
В боях звучал не радио-металл –
Над головой солдат визжал осколком.
И для кого-то он последним стал
Концертом из далёкого Нью-Йорка.
Скучно, брат мой, ой, как скучно
Скучно, брат мой, ой, как скучно
Стало жить мне на земле.
То ли пули бьют не кучно,
Иль плутает смерть во мгле.
Побыстрее бы атака,
Спиртом душу грей не грей.
Лишь дурак не знает страха,
Вдруг врага штык поострей?..
Где же ты проклятый ворог,
Жизнь за так я не отдам.
Погибать так сразу, споро,
А не мучиться от ран.
Будет мне постель из веток,
Песню дождь споёт и гром.
Дай-ка, брат мой, напоследок
Затянуться табаком.
На моей родной сторонке
Зарыдает горько мать.
И с молитвой у иконки
Будет сына поминать.
Скучно, брат мой, ох, как скучно
Стало жить мне на земле.
То ли пули бьют не кучно,
То ль плутает смерть во мгле.
Есть простое солдатское счастие
Наши души аршином не меряны…
Мы, Россия, солдаты твои.
И до смертного часа уверены,
Что без Родины, как без любви.
И взамен ничего-то не требуя,
Сколько нас вот таких на Руси.
Обращаюсь с молитвою к небу я,
Наши души, Всевышний, спаси.
И в боях прояви к нам участие,
Не позволь умирать молодым.
Есть простое солдатское счастие –
После боя остаться живым.
И не колосс, страна моя
Мы отступаем на восток,
Река, возвышенность, равнина.
Но наступает нужный срок
И выпрямляется пружина.
И нам ли средь своих полей
Врагов бояться? Эй, вражина!
Чем больше давишь, тем сильней,
Больнее бьёт в ответ пружина!
И не колосс, страна моя,
На глиняных ногах, бессильный.
Пружины на стальных стержнях
Народы всей моей России!
Одна, не в меру наглая страна
Одна, не в меру наглая страна,
Предрасположена всегда к разбою.
Представить только не могла она…
На выпендрёж найдётся болт с резьбою.
Ведь у России крепкие болты,
Французы, немцы – это проверяли.
Я даже знаю, что нам скажешь ты:
«Простите нас…мы этого не знали»
Детей безвинных убивать, где будут?
Правозащитники Америки и НАТО
Так озабоченны любовью к людям,
Что после Триполи, Багдада и Белграда…
Детей безвинных убивать, где будут?
Уже эсэсовцы Галичины восстали
И маршируют, словно зомби ада!
В Европарламенте СС не замечали,
Их радует неонацистов РАДА!
Пехоты пешей рядовой, а не мессия
Пусть для отечества
был лишь песчинка я,
Пехоты пешей рядовой, а не мессия.
Над Брестской крепостью
развейте Вы меня
И над Мамаевым курганом,
Мать-Россия!
Над полем Куликовым
прах развейте мой,
Над Жёлтым морем,
над не сдавшимся Варягом.
В бессмертный полк
защитников земли родной,
Плечом к плечу я встану
под Российским стягом!
Мы уходим не в землю, не в небо
Мы уходим не в землю, не в небо,
Мы уходим в забвенье, иль память.
И анафема будет, иль треба –
Всё зависит от нас только с вами.
Всё зачтётся: как жил и, что делал,
Кто врагом был тебе, а кто другом,
Был в поступках ты трусом, иль смелым,
Под нелёгкой житейскою вьюгой.
Помогал, насмехался ли, плакал
Над чужою бедою и горем.
Милосерден, Всевышний, однако
Человеческий мир так устроен,
Что мы истинной правды не знаем,
Кто есть мы и чего в жизни стоим?
Тяжело умирать, понимая,
Что проклятия только достоин.
Мы уходим не в землю, не в небо,
Мы уходим в забвенье, иль память.
Поделитесь с каликами хлебом,
Час настанет…поплачут над вами!
Если ты с друзьями честен
Если ты с друзьями честен
И готов за них в огонь.
То скажу в глаза, без лести,
Вот тебе моя ладонь.
Очень трудно быть правдивым –
Только лгать ещё трудней.
Невозможно быть счастливым
Не любя в душе людей.
Потому не лицемерю
И за это жизнь меня
Не лишила светлой веры
В счастье завтрашнего дня.
Не дала покрыться мохом
Сердцу, чувствам огрубеть.
Разве это очень плохо –
Помнить и как песню петь.
Если думать о хорошем,
Если быть на ты с судьбой –
Всё плохое будет в прошлом,
А хорошее – с тобой!
У кафе в лохмотьях нищий
Завывает вьюга, свищет
Через среду к четвергу.
У кафе в лохмотьях нищий
Замерзает на снегу.
В забытьи он видит маму,
Печь, в духовке пироги.
Вот отец, надев пижаму,
Со стола берёт очки.
Видит, как с женою Таней
Брат целуется живой.
...Скоро сгинет он в Афгане,
Таню сделает вдовой.
А лихая перестройка
Отберёт отца и мать.
Малолетки-сёстры бойко
Станут телом торговать...
В январе зима – не лето,
Бомж замёрзнет натощак.
Молодым свергал Советы,
Чтобы умереть вот так.
Страна четыреста четыре
Страна четыреста четыре,
Себя считала умной, ловкой.
Мечтала о бесплатном сыре –
Закончилось всё мышеловкой!
Ты, как всегда, не виновата…
С какого только перепуга,
Отрёкшись от родного брата,
Ты недруга считаешь другом?
Страна четыреста четыре,
Пойми, утратив идентичность.
Ничто ты будешь в этом мире,
Умрёшь, исчезнешь ты, как личность!
Это Северный край мой всё ты!
Дух берёзовых рощ и сосновых
И церквей деревенских кресты.
Половодье полей васильковых…
Это Северный край мой всё ты!
И не нужен Париж мне на Сене,
Не любитель большой вин Гран Крю.
Как прекрасно на скошенном сене
С милой женщиной встретить зарю!
И чем крепче целует подруга,
Тем я верю сильней в чудеса.
В небесах, как поморского струга,
Надо мной облака–паруса.
Дух берёзовых рощ и сосновых
И церквей деревенских кресты.
Пусть наивны слова и не новы…
Мне не надо другой красоты!
Что, тополь, смотришь на дорогу
Что, тополь, смотришь на дорогу
И бьёшься ветками в окно?
Представились иные Богу,
Другие в городе давно.
Изба заброшена, пустынна,
Сейчас я печку растоплю.
Меня тут звали, помню, сыном,
За это выпью, вновь налью.
А на заброшенном погосте
Лишь только ветер в сторожах.
Пойду к отцу под вечер в гости,
Спрошу: «Как там, на небесах»?
В конце концов Бог подытожит…
Кому-то жизнь, как баловство,
А у иных душа, как ёжик,
Не подпускает никого.
Ещё рябиновые грозди
Не скоро будут полыхать.
Поеду к милой завтра в гости,
Она меня устала ждать.
Край мой северный, родимый
Край мой северный, родимый,
Ты души моей тоска.
Ветер грустью той томимый,
Треплет листья ивняка.
Помню, как под гвалт сорочий,
Озорной и молодой,
Целовался до полночи
С милой девушкой одной.
Где сороки – белобоки?
На полях нет больше ржи!
И с берёз не пьют уж соки
Из деревни малыши.
Девушка умчалась в город,
То ль в Гоморру, то ль в Содом.
Мир мой надвое распорот,
Болью после, счастьем до…
До какой-то перестройки,
Что скрипишь мой журавель.
Я и сам из той попойки
Выбрался лишь еле-ель!
Дай напиться мне водицы,
Может, станет веселей.
Мы с тобою, как две птицы,
Как подранки на земле…
Я не желаю жить попроще…
Я не желаю жить попроще…
Пусть листьев жёлтую печаль
Полощет дождь и ветер в роще;
Сентябрь – не мая пастораль.
Пусть жизнь порядочная стерва,
Но жизнь-то у меня одна.
Опять на оголённых нервах
Пугает душу тишина.
Любви любые ипостаси
Во всех обличьях узнавал.
Но даже в гневе разногласий
Любовь свою не предавал.
И не просите жить попроще…
Расскажет вам дождей печаль,
Что я, из пожелтевшей рощи,
Ушёл, любви искать Грааль!
Крест слушает дыхание далёких звёзд…
Что человек… и ты дошёл до смертной точки,
Из лона матери до придорожной кочки.
Твой деревянный крест, стоящий у дороги,
Каликой перехожим смотрится, убогим.
На самом краешке поляны красных роз,
Крест слушает дыхание далёких звёзд…
Где, в каком зелёном поле
Где, в каком зелёном поле
Мой резвится конь гнедой?
Он в своих желаньях волен,
А не так, как я с бедой!
Но когда-нибудь я встречу
Долгожданного коня.
Ранним утром, иль под вечер,
Унесёт мой конь меня.
В край, где травы луговые,
В край, где лебеди в пруду,
Где деревья вековые –
Там я свой покой найду.
А пока гуляй на воле,
Конь мой резвый, конь гнедой.
Набирайся силы в поле
С родниковою водой.
Кто распряг моих коней
Кто распряг моих коней,
Отобрал поводья
И куда податься мне
Без любви, сегодня.
И куда ни глянь кругом
Неродные лица.
Даже ночью отчий дом
Перестал мне сниться.
Да, я северный поэт
Рощ, полей и неба.
И на смерть мою вослед
Распушится верба...
Прощайте, зелёные листья
Прощайте, зелёные листья,
Вам скоро уже на покой.
Готовы у осени кисти
И краски давно под рукой.
Прощайте, высокие травы,
Вам скоро клониться к земле,
Прощай, ручеёк мой забавный –
С утра ты уже в хрустале.
Прощай, бирюзовое небо,
На юг улетели грачи
И солнце беспомощно, слепо
Роняет на землю лучи…
Смысл новый открыл я в прощайте
И с чувством какой-то вины...
Прощаю…вы тоже прощайте
И будете вы прощены.
О Север, край любимый мой!
Проснулся утром – не узнал…
Деревья в шубах дремлют.
С небес желанный снег упал
На крыши изб, на землю.
Укрыл снег старые мостки
Пред храмом невысоким.
И только тёмный след реки
Смотрелся одиноко.
Но своенравная река –
Невольница погоды:
В крутой излучине шуга
Уже сковала воды.
Зима торжественно бела
В любимом захолустье…
И первым снегом замела
Следы осенней грусти.
О Север, край любимый мой!
Край деревень и сосен,
Где ждёшь за долгою зимой
Всю радость кратких вёсен.
Здравствуй, мой любимый Север!
Здравствуй, мой любимый Север!
И родной мой городок.
Я тебе всегда так верил,
Даже сердцем не продрог.
Как все люди, каюсь, грешен...
Чту над церковью кресты,
Я с тобой, как с милой, нежен,
Как мне дорог, Котлас, ты!
Я, наверное, болен Севером
Я, наверное, болен Севером,
Очарован без ворожбы.
Не могу надышаться клевером,
Что растёт у каждой избы.
И разлукой любовь проверена:
Даже в неге южного дня
Был в одном до конца уверен я,
Что без Севера нет меня.
Не знаю сам…О, Боже, Боже
Не знаю сам…О, Боже, Боже,
Но как в бреду, сквозь пелену,
Я вижу, как печаль тревожит
Мою родную сторону.
И над рекой гудков не слышно,
Не видно барж и катеров,
Где был фарватер – мели пышно
Уж доросли до островов.
И чем, то время дальше, дальше
Тем больше думаю о том...
Каким счастливым был я раньше,
Когда здесь бегал босиком.
Мне в радость, что зовусь поэтом
Когда мне плохо, очень плохо
Иконку Мамину беру в ладонь.
По венам вмиг Божественный огонь
Помчится и я с каждым вдохом
Сильнее буду! Я от охал
Своё. И не указ мне шелупонь!
Лишь только Мамину иконку тронь,
Что мне беда с переполохом.
Поплачь и помолись душа моя,
За всех, кто нас когда-то предал.
Их поглотила роскоши змея,
Которой стыд совсем неведом!
Мне в радость, что зовусь поэтом я,
За Богом, следующий следом.
Не надеюсь я на чудо
Не надеюсь я на чудо,
Мне милее звёзд молчанье.
Вместе с ними я, как будто,
Слышу вечности дыханье.
Без хорошего нет худа –
По законам мирозданья.
Только проклятый иуда
Не дождется оправданья.
Слеп, идущий за толпою,
А немой навряд ли спросит:
– Что за тени за тобою?
Дело даже не в вопросе…
Там, за далью голубою,
Может рая нету вовсе...
Здравствуй, Есенин Сергей!
Май на Ваганьковском кладбище,
Как хорошо мне весной.
Снова несу тебе ландыши,
Скромный подарок лесной.
Небо, такое весеннее,
Брызжет в глаза синевой,
Словно на мир с удивлением
Смотрит Есенин живой!
Вот потому-то мне радостно
Дышится в мае легко…
До предосеннего августа
Очень ещё далеко.
Я на Ваганьковском кладбище,
Солнце весною добрей.
Шепчут счастливые ландыши:
«Здравствуй, Есенин Сергей»!
Поэты – подданные Бога…
Поэты – подданные Бога…
Мне возмутительно смотреть,
Как рифмоплёты, коих много,
Поэтов учат, как им петь!
Смешно порой, когда филолог,
Закончивший литинститут.
Бездарностью кичится голой,
Какой я умный, как я крут!
Какие могут быть дипломы
В поэзии? Да будь ты член
Чего угодно! Но фантомы,
Как Пушкин не напишут Керн!
У каждого своя дорога:
Одним сейчас, как медь звенеть.
Других же, как любимцев Бога,
В далёком завтра будут петь!
Вы, как поэты Золотого века
Светлой памяти:
Инэль Яшиной, Александра Яишницына,
Валентина Котова, Людмилы Мусоновой.
* * *
Я помню Вас, как четверых поэтов,
Талантливых, красивых, молодых….
Вам улыбалось солнечное лето,
Когда поэзии коней гнедых,
Взнуздали и помчались лихо
По поэтической своей судьбе.
И заявили Вы совсем не тихо
Прекрасными стихами о себе!
Не зря, соединила жизнь Вас вместе,
Тогда, в семидесятые года.
Край северный Вы восхваляли песней
И думали, что будет так всегда.
Вы, как поэты Золотого века,
Останетесь для Котласской земли.
И горд я тем – меня, как человека,
И, как поэта, звали Вы своим!
Когда поэт уходит в мир иной
Когда поэт уходит в мир иной, как больно, Боже…
Ещё одной пустыней больше стало на земле
И всем подранкам душ, парившим на одном крыле,
Он словом, голосом живым помочь уже не сможет!
Но только вечностью поэта путь не подытожен,
Бог повелел, чтоб всем – кто не желает жить во зле.
Стихотворением своим, как факелом во мгле,
Поэт и мёртвый освещал дорогу к правде, всё же,
Ведь только Божьим словом свыше вечен человек
И будь ты на земле простой поэт иль будь вселенский!Не может кончиться поэзии бессмертный век.
Для Немезиды я имею довод очень веский…
Душой никчемного богатства не принявший грех,
Звездой поэзии вознёсся в небо Вознесенский!
Слащавая Европа с дядей Сэмом
Слащавая Европа с дядей Сэмом
Уже до Украины добрались
С одним и тем же, как всегда сюжетом,
Где за ресурсы отбирают жизнь!
Возьмём к примеру Ливию с Каддафи…
Такой в стране устроили бедлам.
Послав Медведева с улыбкой на фиг,
Внезапно стали бить по городам.
Потом взялись за Асада всем стадом,
Мол, он диктатор мерзкий и злодей.
Вооружили воинов джихада,
Чтоб те стреляли в женщин и детей.
Не верю больше натовскому флуду…
Давно скучает Нюрнбергский процесс
По ним, что сеют щедро смерть повсюду,
Ведь в душах их – одной наживы бес!
Флуд — разговор, который не несёт
какой-либо смысловой нагрузки.
Вёл страну Советскую к победе Сталин!
Разве воду пить ты станешь из колодца,
Коль в него плевался? Сетуй тут, не сетуй!
Если сам не почитаешь полководца,
Вмиг присвоят побеждённые победу.
Чтобы нас за победителей считали,
Правдой слова присмирим врагов ораву.
Вёл страну Советскую к победе Сталин!
Только чтя его, вернём былую славу!
Кто стреляет в прошлое из пистолета –
Будущее выстрелит в него из пушки!
Выпью фронтовых сто граммов за победу
И за Сталина из дедушкиной кружки!
Не коммунист, не демократ
Не коммунист, не демократ
И не другая фракция!
Я на дыбы встаю, когда –
На вымиранье нация!
Никак нельзя сегодня мне
Уподобляться страусу.
Всевышний, дай, родной стране,
От бед лихих – хоть, паузу!
Я презираю, не люблю людишек
Я презираю, не люблю людишек,
Которых выучил, вскормил народ.
Они же вдруг из безобидных мышек
В крысиный, хищный превратились сброд!
И всё страшней становятся капризы,
И всё жадней, таких людишек рот.
Но посудите сами: это ж - крысы!
А с крысами, что делает народ?
Служил? служу Советскому Союзу!
Служил? служу Советскому Союзу!
А либерастов на три буквы шлю.
Советский воин – не чета французу,
Не сдал за месяц Родину свою.
Мне мозги парят прихвостни-ублюдки,
Что должен я покаяться за то,
Что крепость-Брест не сдали мы за сутки,
Но я не клоун, Русь – не шапито.
Ещё чуть-чуть, «Адольф освободитель»
Запустят бойко на телеэкран.
Мол, Гитлер не злодеем был. Он мститель,
Страну спасал, где властвовал тиран.
Служил? Служу Советскому народу!
А либерастов на три буквы шлю.
И не позволю западному сброду
Хулить и хаять Родину мою!
Я убеждён, жив был бы Сталин…
Мой город умер в девяностых,
А был ровесник Октября.
Переселился на погосты
От голода и от ворья.
Что говорить тут о морали,
Над Родиной моей беда.
Я убеждён, жив был бы Сталин…
Не вымирали б города!
О себе, родных, талантливых!
Как всегда «интеллигенция»
Предала Россию-мать.
Ах, Майами, ах, Венеция…
Хорошо там отдыхать!
А потом, как и в семнадцатом,
В эмиграции опять.
Жалуясь и плачась в лацканы.
Петь романсы и вздыхать
О себе, родных, талантливых.
Мол, народ неправ к ним был!
Я пишу для недогадливых...
Кто урок тот подзабыл!
На развалинах страны моей Великой
На развалинах страны моей Великой
Сговор торгаша с чиновником преступен.
Хищной гидре – многорукой, многоликой,
Господи, пошли с небес огонь и жупел.
Очень интересно, что же с ними станет,
Если запад задним местом повернётся?
Без товара – мышь повесится в кармане,
Ведь «купи-продай» нет дел до производства.
Если честно, даже пятая колонна,
По сравненью с ними выглядит, как ангел.
Потому что наши деньги неуклонно
Перекачивают в западные банки.
Обеспечивая тамошних рабочих,
Как работой, так вполне достойной жизнью.
Вот такие бизнесмены, между прочим,
Разоряют безработицей отчизну.
Как осточертела эта говорильня,
Двадцать с лишком лет, звучащая с экрана.
Для народа, либеральная давильня,
И страны, как кровоточащая рана!
Называла мама милой Вишенкой
Называла мама милой Вишенкой,
Дочкой ненаглядной и родной.
А сегодня по помойкам нищенкой,
Ходит дочь с котомкой за спиной.
Над могилой мамы куст смородины,
На распятии Христос распят.
Стала нынче мачехою – Родина,
Тем, кому давно за шестьдесят.
Дочь, как мать, жила по справедливости,
В девяностых грянула напасть...
Что тут ждать от государства милости,
Не от Бога явно эта власть!
Многострадальный мой народ
Многострадальный мой народ,
Когда ты будешь жить спокойно?
То урожая недород,
То революции, то войны!
И правит князь ли, секретарь...
Какая разница народу,
Что президент, что вождь иль царь,
Коль жить всё хуже год от году!
Во все века одна беда,
В которой был один виновник.
Всех, обирающий всегда,
Как клоп, жирующий чиновник.
Нет терпеливее тебя…
Но в гневе праведном ты страшен.
Освободи от пут себя,
Ведь ты владелец недр и пашен.
Россия будет жить всегда,
Народ мой лучшего достоин!
С народом Господа звезда
И пресвятой Георгий-воин.
Мой мир не меряется Порше
Мой мир не меряется Порше,
Не нужен мне в Майями особняк.
Душе моей гораздо горше,
Когда «элита» – Ксения Собчак.
Когда меня считают лохом,
Но ведь страна моя не «домик два»!
До гнева яростного плохо,
Когда Чубайс всем говорит слова:
«Ну, вымрет 30 миллионов —
Что ж, не вписались в рынок» — либерал…
Для них нет писаных законов,
Лишь выгода одна да капитал!
Иллюзорность – мать всех ахиней
Все мы будем однажды убиты
Пустоблудием прожитых дней.
Обещанием лучшего сыты…
Иллюзорность – мать всех ахиней.
Не единожды будем распяты
На ошибках извечных проблем.
Перед дьяволом даже не святы,
Опозорившие свой Эдем.
Мы в каком перед Господом ранге,
Если Каин был нам праотцом?
Иисус, где спаситель-Архангел?
Стал душе непосилен Содом!
Кто устроил Русским холокост?
Кто устроил Русским холокост?
Выселенье моего народа,
Поголовно, прямо на погост,
С девяностых до сего-того года!
Мать моя, седая от тревог,
Вяжет внуку шерстяной носочек.
Молвит мне устало: «С нами, Бог,
Лишь бы не было войны, сыночек» …
Во всей Архангельской области,
равной по площади Франции,
осталось всего один миллион
двести тысяч человек…
* * *
Власть Сталина такого и не знала,
А вот на нынешней смотрю дела…
Во благо накопленья капитала,
Народ, не подавившись, сожрала!
Какая странная страна
Какая странная страна,
И в непонятности прекрасна.
Страшна твоя мне глубина...
И мелководьем ты опасна.
Кому-то мачехою ты,
Кому Россия – мать родная.
Слова любви мои просты –
Мне не нужна страна иная!
Встречая девяносто первый год
Встречая девяносто первый год
И тост подняв, за Родины величье.
Не знал тогда, что час воров грядёт
И мой народ весь будет обезличен.
Достаточно вкусив, за двадцать лет,
На славу, мощь былую – шквал наветов.
Я утверждаю – будущего нет,
Коль не вернёмся мы в Страну Советов!
Вы разбудили русского медведя!
Две тысячи четырнадцатый год
Настал и вся планета удивлённо,
Увидела, как русский мой народ,
Встал на дыбы с колен определённо!
И понял я загадочность души
Моей России и о чём немедля,
Всем доношу, что из её тиши,
Вы разбудили русского медведя!
Либералы – это стукачи!
Либералы – это стукачи!
Сколько с ними сталкивался в жизни.
«Не по лжи» – кто больше всех кричит,
Сам, как может, но вредит отчизне.
Дорог им другой патриотизм,
Что под звёздно-полосатым флагом.
Мил им однобокий плюрализм,
Лишь заверенный из США бумагой.
Либералы – это стукачи!
Служат дьяволу, а не Христосу
Сколько же расстрелянных в ночи,
Нынче в Киеве по их доносам...
Великого Остапа Бендера проект
Пьют олигархов лобби в думе бренди с вишней,
По дну Балтийскому бежит газопровод.
А по России уйма миллионов лишних
От государства и господ подачек ждёт.
А Сколково бурлит, кипит от инноваций…
Великого Остапа Бендера проект.
Чиновников ладони пухнут от оваций,
Охрипли бедные от криков: «Бис, респект»!
И расширяется Москва, и процветает,
Огромный офис по продажам газа, недр.
И что с того, что вся Россия вымирает,
Зато у власти привилегий с километр!
Вот к ним гуманно наше правосудье
Мне, что болотники, иль что у власти,
Не вижу разницы я никакой.
Они одной по сути дела масти,
Чтоб нефти, газа – кран был под рукой.
У тех и этих виллы на Лазурном,
У многих в Англии туманной дом.
У тех и этих деньги пахнут дурно,
Точней – всего народа грабежом.
Вот к ним гуманно наше правосудье
И конституция у нас под них.
Как надоело Думы словоблудье,
Законы все – народу лишь под дых!
Мне, что болотники, иль что у власти,
Ни вижу разницы я никакой.
Они одной по сути дела масти,
Чтоб нефти, газа – кран был под рукой.
Ленин и вандалы
Ночью тёмной хлопчики снесли
В городах все памятники Ленину.
Каши манной ждут теперь они,
С неба, как по щучьему велению.
Ленин, мол, обжора, оборзел,
По Галичине ночами бегает.
Все продукты у бедняжек съел,
Им о том же запад кукарекает.
На майдановскую эту жесть,
Даже чёрт сказал: «Пусть я не праведник,
Хлопчики, как мог он вас объесть?..
Дедушка Ильич, всего лишь памятник»!
Плыву по Белорусскому я морю
Плыву по Белорусскому я морю
К горам Ростовским в лодке, не спеша.
Покоя нет и нет предела горю,
Шестой флот затаился в камышах.
Америка своей шестой армадой
Стоит почти у Минских берегов.
Так Псаки сообщить была всем рада
И я плыву в Ростов без лишних слов.
Плывёт на кораблях и тьма туристов,
Бабулечек в России навестить.
Нет в Киеве погромов и зачисток,
Где могут просто так тебя убить.
Плыву по Белорусскому я морю
К горам Ростовским в лодке, не спеша.
С госдепом и со Псаки я не спорю,
Ведь флот шестой укрылся в камышах.
Всё неправда, внушают, неправда
Всё неправда, внушают, неправда,
Вы плохой, неугодный народ!
И Донской на речушке Непрядва
Не тумасил Мамаевских орд!
На Чудском не разбиты тевтоны,
Под Полтавой не нами бит швед.
Казаков и гусар эскадроны
Над французом не знали побед!
И неправда, что немцы напали…
А в двухтысячных плохо живём –
Виноват, ну, конечно же, Сталин,
Да и мы, что никак не умрём!
И какой-то, малюсенькой кучке
Не по нраву страна и народ.
Но дождутся хорошенькой взбучки,
Скоро грянет семнадцатый год!
В России хватает ещё дураков!
Вперёд к девяностым, вперёд к беспределу,
Навальный нахально, как прежде зовёт.
Подвергнем Россию опять переделу,
Америка газа бесплатного ждёт!
В Ираке прекрасно живётся народу
И Ливия тоже свободна уже.
Даёшь и в Дамаске террору свободу,
Чтоб весело было Сирийской душе.
В Советской стране, как осмелились в космос
Гагарина Юрия первым послать.
Вновь слышится Запада яростный голос,
Вам неучам только в берлоге лежать!
Одна на планете лишь супердержава,
Скажи Алексеева и Ковалёв.
Подхватим же дружно: «Америке слава» …
В России хватает ещё дураков!
Жизнь – шиповника кустарник...
Другу Александру Яишницыну.
* * *
Жизнь – шиповника кустарник...
Душу рвал о те кусты.
Вот и всё, усталый странник,
Ты ушёл в свои мечты.
Подожди ещё немного,
Дай мне времени чуть-чуть.
Я уйду твоей дорогой,
Чтобы вместе отдохнуть.
Я помню, как валили Родину мою
Я помню, как валили Родину мою …
Визжали про «свободу» и номенклатуру.
На все лады хвалили запад, мать твою,
А мы, как дети, повелись на это сдуру.
Мол, у буржуев очень доброе лицо…
Не жизнь – малина! Жвачкой тешь себя и радуй!
Всё обернулось беспределом подлецов,
Ракетно-бомбовым ударом по Белграду.
Но кровь людская не водица…цены…газ…
О, Господи, мне страшно! При стране Советской,
Подумать я не мог, что на Луганск, Донбасс,
Пойдут бандеровцы со свастикой немецкой.
Исподтишка, из чрева ада сатана,
Видать открыл на Землю окна Овертона.
И не одна уже разграблена страна
«Гуманистической» рукою Вашингтона.
Моя страна тысячелетием стоит
На страже Божьей справедливости на свете.
И не позволит, чтобы дьявола наймит,
За преступления свои бы не ответил!
Окно Овертона выглядит примерно так:
Каннибализм в обществе: Немыслим.
Потом внедряют, что он радикален.
Через некоторое время – приемлем.
Дальше, что каннибализм – разумен и популярен.
И наконец возводят в правило.
По такому же, точно, принципу
в Европе легализуют нацизм.
Была за кока-колу, джинсы продана
Была за кока-колу, джинсы продана,
Страна, которая не нами создана.
А предками, в делах своих великими,
Так что ж, мы возмущаемся, безликие.
Когда плясали под чужую музыку,
Не мы ль, любому западному тузику,
Смотрели в рот, с почтеньем аплодируя,
При этом добровольно деградируя.
Теперь живём, довольствуемся шмотками,
Не нами созданы, не нами сотканы.
Но пробуждаться надо нынче, вроде нам,
И возрождать Россию – нашу Родину!
Гуляй и пой Москва, мути болото
Гуляй и пой Москва, мути болото,
Под три аккорда веселится «нэп».
А мне плясать чего-то не охота,
Подорожал по всей России хлеб.
Гуляй Москва, но глянь! В твои ворота,
«Партнёры» с революциями прут!
А под Донецком вновь убьют кого-то,
При этом кучу санкций надают.
Я с детства в драках был всегда упёртый,
Клянусь своей дворовой босотой.
Пока за хамство не расквасишь морды,
Тебя не будет уважать никто!
Людей не по одёжке я ценю
Я птица вольная, никем не окольцован,
В душе стихи Есенина храню.
И вдохновлённый строчками Рубцова,
Людей не по одёжке я ценю.
Не нагружён богатствами и властью,
Но духом волен и пред всеми чист.
Люблю! Любим! И я любовью счастлив!
Хоть с дерева России только лист…
Поплакать да покаяться
Поплакать да покаяться
И Богу помолиться.
Устал по жизни маяться,
Душа домой стремится.
Цветёт моя смородина,
Да без меня вот только.
Скажи, ответь мне Родина,
Скитаться ещё сколько?
Душою весь израненный,
Хочу обратно в детство.
В колени ткнуться мамины,
В руках её согреться.
Поплакать да покаяться
И в край свой возвратиться.
Но у меня не ладится
С судьбою помириться.
Улетают птицы на чужбину
Улетают птицы на чужбину,
Чуя приближение зимы.
Одиноко и печально стынут
Осенью российские холмы.
Только ребятишкам нет и дела,
До того, что дождик моросит.
Носятся по парку оголтело
И повсюду звонкий смех звенит.
Но внезапно бросили резвиться
Удивление у них в глазах.
Смотрят, как старушка машет птицам,
Старой женщины лицо в слезах.
Отчего старушка машет птицам
С возрастом узнает детвора…
С птицами пришла она проститься,
Чует умирать пришла пора.
Все мы в этой жизни гости
Все мы в этой жизни гости,
Отдыхаем на земле.
Тело сгинет на погосте,
А душе блуждать во мгле
Без желаний и охоты
Средь неведомых дорог
И молить, чтоб вновь кого-то
Возвратил на землю бог.
Если смерть возмездье жизни…
Только я не жил во зле!
Знайте, гробовые слизни,
Богу – душу! Плоть – земле!
А я двадцатого родился января…
А я двадцатого родился января…
Художники – крещенские морозы,
Вовсю деревья снежным пухом серебрят
Рисуют в окнах изморозью розы.
И может потому, слагаю песни я,
Под личностью холодной и суровой.
Во мне морозного вся прелесть января,
От неба же дана мне ясность слова.
Зимой не по нутру мне слякоть или дождь,
Люблю мороз под сорок, как и водку.
В любом я виде сердцем не приемлю ложь,
Люблю я правды лёгкую походку.
На небе звёзды и луна из янтаря,
Всё вызывает в сердце восхищенье!
Да, я двадцатого родился января,
А до рожденья праздник был – Крещенье.
Автор: Валерий Чинёный на 5:05 Комментариев нет:
Отправить по электронной почтеНаписать об этом в блогеОпубликовать в TwitterОпубликовать в FacebookПоделиться в Pinterest
Главная страница
Подписаться на: Сообщения (Atom)
Обо мне
Моя фотография
Валерий Чинёный
Просмотреть профиль
Архив блога
; 2015 (1)
; января (1)
ВАЛЕРИЙСЕВЕР-ЧИНЁНЫЙ. ПОКА НАДРУСЬЮ БЬЮТ КОЛОКОЛА....
Другие статьи в литературном дневнике:
