Записки Интроверта 72Пять дней лил дождь и его капли больно били по нашим костям оставляя синяки и отвратительные кровавые раны. А тогда был полдень. Синее небо опускалась все ниже и ниже. Птицы стаями стали улетать на юг в надежде там обрести спасение и умиротворение. Хотя почему они летят на юг никто толком не понимал, возможно, инстинкт подсказывал им направляться именно туда. Каждый из нас знал, что птицам лучше сейчас лететь на восток, там гораздо теплее в нынешнее время, а еще спокойнее и сытнее. Но нет же, они летят на юг будто желая своим упрямством нагадить тем, кто стоит внизу, на земле, провожая их недоуменным взглядом. Ветер умолк. Мы с Е. стояли чуть поодаль от основной массы людей в легкой одежде, на мне черные джинсы и белый тонкий свитер, на Е. синие штаны известной марки в полоску и красная футболку с надписью «memento mori» и завороженно глядели, как птицы, горланя, стремятся к бегству от наших едва мало-мальски безмятежных мест. Боже, их было сотни. Синее небо, под ними птицы разных видов, а под птицами мы с Е. Я не знаю, что было в голове моего друга, но я размышлял о том, что птицам все-таки хорошо, - они умеют летать и успеют спастись. Летать, это привилегия сильных, а что делать нам, людям? Небо вскоре накроет нас всей своей безумной тяжестью, и беда прольется по рыхлой еще не остывшей от зимы весны. Куда спасаться нам ? Где искать прибежище? А может спасаться нам и вовсе не стоит ? Хотим ли мы действительно жить или жизнь для нас стала нечто скверным, бесполезным, скучным? Если так, то мы должны спокойно встретить надвигающийся кошмар и покориться ему? А если мы все же хотим жить, то что следует сделать? Какие шаги сейчас требуется предпринять, дабы избежать неминуемую гибель? У меня не было ответа на этот вопрос, потому что небо опускалось не просто так, - мы не хотели жить. Лютая, обжигающая сердце правда. В людской крови течет безумие и отчуждение ко всему прекрасному, нежному, доброму. Мы не хотим развиваться, становиться лучше, учась на своих ошибках. Мы не хотим исцелиться от наслаждения делать себе больно. Мы готовы лишь праздно шататься по пустыне своего одиночества, мыслить узко и день ото дня прозябать в своем пустом мирке, пытаясь залить острую внутреннюю тревогу чем-то ядовитым. Мы подозрительно и враждебно стали относиться друг к другу и это ни коим образом не увеличивает любовь к жизни. Опускайся небо. Мы с Е. готовы принять то, что уготовано человечеству. Мелодия радости уже не звучит. Все красивое, что когда-то было даровано нам, увы померкло, и только синее небо, которое медленно опускалось на наши головы, являлось напоминанием, что мы все некоторое время назад были счастливы, не замечая, однако, что были счастливы. Тогда в тот день, небо нас не задавило. Мы остались живы. Я плакал всю ночь. Я хотел умереть, да, хотел вот так рядом с моим единственным другом умереть, который слился со мной и стал жить как память внутри моего изувеченного сердца. Я плакал всю ночь, потому что осознал, - красота и дальше будет увядать, превращаясь в согбенную, чопорную старуху и мы все будем с одинаковым рвением помогать этому кошмару сбыться, улыбаясь и припевая под стоны печального Бога. Уродство стало истинным искусством, порок благом, а жестокость к себе любимому и нелюбимому миру священным долгом. Помните чудака Бродского «Не выходи из комнаты…», вот и не выйду назло всем тем, кто находится за окном, дабы напакостить им своим упрямством. Они уже на меня смотрят, а я на них. Мы смотрим друг на друга, а между нами крест и «Отче наш», оплеванный любовью. © Copyright: Костя Тюрин, 2025.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
