Старый дом над рекой. Выше окон сирень.
У колодца журавль тянет шею скрипучую.
В три ступеньки крыльцо – козырёк набекрень,
бульденеж у плетня – белоснежными тучами.
Тут своим чередом продолжается жизнь –
дигиталис цветёт, рассыпаясь напёрстками,
и соседка бежит:
– Погоди, покажись!
Дождались, наконец-то, красотку заморскую!
Тихим стоном встречает просевшая дверь –
я ступаю под своды печального таинства.
Этот дом для меня – мир духовных потерь,
и напрасно душа оправдаться пытается.
Помню, часто в лампадке искрился огонь –
у старинной иконы, годами намоленной.
Жмётся к стенке софа. Строгий бабкин закон –
ни сидеть, ни лежать на софе не дозволено.
Жаром пышет июнь, а по коже мороз –
новый гость на пороге – нежданный, непрошенный.
Та же чёрная грива кудрявых волос,
только чуб поседел, да виски припорошены.
Глаз раскосых прищур. Цвет болота в глазах.
И за годы болотная тина не выцвела!
– Принимаешь гостей?
– Не могу отказать.
Я давно не хозяйка, залётная птица я..
Первых скомканных слов осыпается фальшь.
Упаси от безумства, дай разума, Боже, нам!
Затаилась в алькове трусиха софа,
но напрасно – не будет она потревожена.
Вдруг припомнилась ночка – шалаш на лугу,
и дурманящий запах сирени и клевера.
Мне казалось – в такие моменты не лгут,
и влюблённая девочка в сказку поверила.
Мы теряем любовь, обретая судьбу.
Да была ли любовь с ароматом сиреневым?
Покаянного взгляда немую мольбу
понимаю как грусть по ушедшему времени.
...Улетаю в Париж. Звук ревущих турбин.
Белый лайнер выходит на полосу взлётную.
Завтра встретит меня дар минувшей любви –
молодой парижанин с глазами болотными.
