Праздник закончился – теплый, холодный, женский;
время меняется, как не сердит Бжезенский.
Люди везут – мясо, крупу, и сало;
девочка с обручем бегает по вокзалу,
вертится возле скарба, пакетов, кошки.
Тянутся люди, чтоб покурить в окошко:
дым слюдяной, столб привокзальной пыли.
Кто им сказал, что поезд не отменили?
Кто написал: встречу воздушной почтой,
будет весна, видел первые почки,
щебет скворцов, смысл их первый услышал.
Лица отцов - снег закружил и вышел
серым, как тол и потолок палаты.
Мартовский столб, белые масхалаты
с черными пятнами, будто разводы туши.
Помнишь, как прятались в праздник детские души?
В угол, под стол - будто от черной кошки,
будто от пугал - в золото букв обложки;
в шкаф ли, где облако, скатанное рулоном, -
чтобы стать обручем, заповедью, кулоном.
Время назад - где без названья повесть.
Стекла дрожат - это за нами поезд.
Почерк небесный, луч золотой отвесный.
Как интересно, Господи, как интересно!
Пани Ляшенко в пене лежит, как в вате,
Пан Колошенко мордой уснул в салате,
видит над ним плывут облаков колечки -
розовый Крым, зеленые человечки.
