РЕНЕ ШАР
Рене Шар (род. в 1907 г.). — Сборники Шара 30-х годов, в которых используются некоторые приемы сюрреалистов, отличаются стремлением к афористичности, к четкой форме («Молот без хозяина», 1934; «Первая мельница», 1936). Во время войны командовал партизанским подразделением; впечатления той поры отражены в сборниках «Лишь те остаются» (1945) и «Листки Гипноса» (1946). Послевоенной лирике Шара, воспевающей буйство космических стихий и противоборство света и мрака в человеческой душе, свойственна туманность, загадочность, сквозь которую пробивается тяга к реальности, к постижению истинного смысла бытия («Ярость и тайна», 1948; «Поиски основания и вершины», 1955); для сборника «Вверх по течению» (1966) характерно некоторое преодоление затрудненности поэтического языка.
Стихи Шара (в переводе В. Козового) изданы в 1973 г. («Прогресс»).
ТЫ ТАК СПЕШИШЬ ПИСАТЬ…
Перевод М. Ваксмахера
Ты так спешишь писать
Как будто боишься не поспеть за жизнью
А если так скорей к своим истокам
Поторопись
Поторопись и передай
Тебе доставшуюся долю
Чудесного
И доброты и мятежа
Ты в самом деле можешь не поспеть за жизнью
Невыразимой жизнью
Единственной с которой ты согласен слиться
В которой ежедневно
Тебе отказывают существа и вещи
И от которой в беспощадной битве тебе то здесь то там
Урвать клочок-другой порою удается
А вне ее один лишь тлен
И если в пору тяжкого труда ты встретишь смерть
Прими ее как принимает потный
Затылок
Ласку
Прохладного платка
Склонись пред ней
И смейся если хочешь
И ей отдай свою покорность
Не отдавай оружья
Ты создан был для редкостных мгновений
Преобразись исчезни
Без сожалений
Смирись с необходимостью суровой
На том углу за ближним поворотом
Быть может жизнь твоя
Исчезнет
Роись во прахе
Никто не в силах ваш союз расторгнуть
С жизнью.
ПРОЩАНИЕ С ВЕТРОМ
Перевод М. Ваксмахера
На склоне холма за деревней разбили свой лагерь поля душистой мимозы. Может случиться, что во время сбора цветов вас ожидает вдали от плантации благоуханная
встреча с девушкою, чьи руки носили весь день охапками хрупкие ветки. Точно светильник в своем ореоле, сотканном из аромата, она удаляется спиной к заходящему солнцу.
Заговорить с нею было бы святотатством.
Сойдите в траву, уступите ей путь. Может быть, вам повезет и вы заметите у нее на губах призрак — желанную влажность Ночи.
ИЗ «ЛИСТКОВ ГИПНОСА»
Перевод М. Ваксмахера
*
Время, когда изнуренное небо вонзается в землю, время, когда человек корчится в
муках предсмертных под презрительным взором небес, под презрительным взором
земли.
*
Ночь несется стремительно, как бумеранг, выточенный из наших костей, несется со
свистом, со свистом…
*
Поэт — хранитель бесчисленных ликов живого.
*
Если верить глубинам травы, где всю ночь распевала влюбленная пара сверчков,
утробный период — довольно приятная штука.
*
Свет был изгнан из наших очей. Он у нас затаился в костях. Мы, в свой черед, из
костей изгоняем его, чтоб вернуть ему прежний венец.
*
Согласьем лицо озаряется. Отказ придает ему красоту.
*
На наши общие трапезы мы всегда приглашаем свободу. Место пустует ее, но тарелка
всегда на столе.
*
Собирай, чтоб затем раздавать. Стань зеркалом мира, самой точной, самой
необходимой и самой невидимой гранью этого зеркала.
*
Некогда были даны имена протяженностям времени: это день, это месяц, эта церковь
пустынная — год. Теперь мы вплотную подходим к секунде, когда смерть наиболее
яростна, когда жизнь обретает свои самые четкие грани.
*
Яблоко слепо. Видит лишь яблоня.
*
Нас терзает печаль: мы узнали о смерти Робера (он же Эмиль Каваньи), в Форкалье
он попал в воскресенье в засаду. Немцы лишили меня самого верного брата по
битве, того, кто одним ма-новеньем руки предотвращал катастрофу, чья неизменная
точность охраняла отряд от возможных просчетов. Человек, не владевший теорией,
но закаленный в сраженьях, человек удивительно ровной и устойчивой доброты, он
мгновенно умел оценить обстановку, его поведенье слагалось из отваги и мудрости.
Изобретательный и находчивый, он предельно использовал малейшее тактическое
преимущество. Свои сорок пять лет он нес вертикально, подобно деревьям. Я любил
его — без излияний, без ненужной торжественности. Неколебимо любил.
*
Самолет кидается вниз. Невидимые пилоты избавляются от плодов своего полночного
сада, потом на мгновенье зажигают огонь под мышкой у самолета, подтверждая для
нас: операция завершена. Нам остается лишь подобрать рассыпанные сокровища. Так
и поэт…
*
Час, когда окна выскальзывают из фасадов и загораются где-то на самом краю земли
— там, где скоро забрезжит наш мир.
*
Между миром и мной больше нет досадной завесы.
*
Я ни разу не видел, чтобы звезда загорелась на челе у того, кто шел умирать, —
видел только узорную тень занавески, за которой, среди надрывающих душу или
спокойных предметов, по просторному залу сновали веселые официантки.
*
Быть человеком броска. А не пиршества — не эпилога.
1941–1945
СТРИЖ
Перевод В. Козового
Ширококрылый вьется стриж над домом и кричит от счастья на лету. Как птица
сердца.
Он осушает гром небесный. Он в чистой сеет синеве. Земли коснись он —
разорвется.
Ему касатка — острый нож. Он ненавидит домовницу. К чему на башне кружева?
В глухой щели его заминка. Нет в мире большей тесноты.
Он в незакатный летний день в полночный выскользнет плетень, как метеор, во тьме
растает.
Глазам поспеть за ним невмочь. Кричит— и только тем приметен. Невзрачный ствол
его сразит. Как птицу сердца.
ОДНА И ДРУГАЯ
Перевод В. Козового
Что, розовый, клонишься, куст, под ливнем яростным
двойной качая розой?
Как две осы, они повисли над землей.
Я вижу сердцем их: глаза мои закрыты.
Лишь тень и ветер над цветами любовь оставила моя.
ВЕРНИТЕ ИМ…
Перевод В. Козового
Верните им сполна то, что от них ушло, —
Они увидят вновь, как семя жатвы ложится в колос
и плещет над травой.
Раскройте им, от меркнущих к цветущим, двенадцать
месяцев их лиц, —
Они взлелеют в сердце пустоту до следую щей жажды;
Ибо, и в прах уйдя, ничто не пропадает;
И кто земли к плодам находит путь во тьме, —
Пусть все потеряно, не дрогнет под ударом.
ЛАБИРИНТ
Перевод В. Козового
Копай! — кричала рукоятка.
Кровоточи! — метался нож.
И долго хаос мой терзали,
И память вырубали сплошь.
Те, кто меня любил,
Потом хулил, потом забыл,
Опять склонялись надо мной,
Иные плакали, другие были рады.
Сестра моя, трава зимы,
Как быстро вытянулась ты—
Огромней недругов моих,
Пронзительней моей мечты!
ФАНТАЗЕРЫ
Перевод М. Ваксмахера
Они к нам пришли, обитатели леса с другой стороны перевала, незнакомые нам,
враждебные нашим обычаям.
Их было много.
Их отряд возник из-за кедров, у края сухого жнивья, — мы вели к нему воду.
Они появились, утомленные переходом, шапки сползли на глаза,
разбитые ноги ступали как в пустоту.
Они нас увидели и сразу остановились.
Они, очевидно, не думали так быстро нас повстречать —
На возделанной этой земле,
Поглощенных работой.
Мы подняли головы и подбодрили их улыбкой.
Один из них, видимо самый речистый, приблизился к нам, а за ним подошел и
второй, медлительный, диковатый.
«Мы пришли, — сказали они, — чтобы предупредить вас:
надвигается ураган, ваш беспощадный противник.
Так же, как вы, мы знаем о нем
Лишь по рассказам, дошедшим от предков.
Но отчего это вдруг: вот стоим мы сейчас перед вами,
как малые дети, и ощущаем в груди непонятное счастье».
Мы сказали «спасибо» и спровадили их.
Но сначала им дали напиться, и дрожали их руки, и смеялись
глаза над краями кувшина.
Люди пилы, топора и ствола, готовые встретить лицом испытанья,
но неспособные воду к полям провести, построить шеренгу
домов, покрасить фасады в приятные глазу цвета, —
Не знали они, что такое
Зимний сад
И как бережливо расходовать радость.
Мы могли бы, конечно, их убедить,
Успокоить их страх.
Да, приблизился срок урагана.
Но зачем же о нем говорить, зачем зря тревожить грядущее?
К тому же в наших краях
Нам, пожалуй, тревожиться рано.
Сиверг, 30 сентября 1949 г.
УГАСАНИЕ ТОПОЛЯ
Перевод М. Ваксмахера
Для лесов ураганы подобны ножу.
Засыпаю и вижу сверкание молний.
Пусть смешается с почвой, где спят мои корни,
Этот ветер огромный, в котором дрожу.
Он шлифует и точит меня неустанно.
Как мертво и туманно дыхание туч!
Как мутна подо мною ложбина тумана!
Мне жилищем отныне — железный тот ключ,
Что огнем притворился в груди урагана,
Да взъерошенный воздух, когтист и колюч.
ГРАНИЦА ПУНКТИРОМ
Перевод В. Козового
Мы светлячки в расщелине дня. Мы покоимся на илистом дне, как осевшая баржа.
Единоборство страсти и разума, который сеет уныние. Единоборство, из которого
победителем выходит разум — не по прямой, а путями окольными.
Если не слушаем — слышим. И как долго пришлось дожидаться, пока на плечах у нас
встала гора безмолвия! Чтобы я мог внимать подобному ропоту, локомотив должен
был пройти над моей колыбелью.
Сумел бы он выжить без зла, когда боролся за жизнь? Он, чистейший, как снег?
Потом он скрепил свое отцветающее господство.
Приумножение — действие ныне проклятое. Так же как рост. И подвиг: длиться могли
они лишь под кровеносным взглядом богов, которым наскучило не узнавать себя в
них.
Взят у духов воздушных. Отдан побегам зедшым. Уже рождаясь, мы были только
воспоминаниедг. Потребовалось налить его болью и воздухом, чтобы оно достигло
этой минуты.
Стрела Ориона. Звездный трилистник. В пустоши — зеркало дневного неба.
Померкший трилистник… Цветущий рубец.
Вихрь горя, котомка надежды.
Озеро! Дайте его нам! Озеро — не родник средь утесника, нет, но чистое озеро —
не для пптья: озеро, чтобы отдаться ледяному проклятию его летней глади. Чего ты
ищешь? Ни кредитора нет, ни дарителя.
Руки некогда царственные. Шаги нынче считаемые. Пища клончивая, корабль дальнего
плавания, который задерживают о спуска на воду, явно ненужного.
Понимание есть на все, но из этой пряжи восходит туман, опль страха или — подчас
— наша стелющаяся ненависть.
Ответ вопросительный — это ответ бытия. Но ответ на юпросник — это лишь гать
мысли.
«Твой сын будет призраком. Он дождется раскрепощенных гутей на угасшей земле».
Я омывался — не так ли Пуссен? — на ветру, который крепил мои крылья, — без
сожалений об утраченной матери.
Другие статьи в литературном дневнике:
