13. 04. 11г.
13.04.11г.
Делаю выписки из Писем Ги де Мопассана. Читаю стихирян.
***
ВЫПИСКИ ИЗ ПИСЕМ ГИ ДЕ МОПАССАНА:
***
Я не думаю, что естественность, реальность, жизненность являются необходимым условием литературного произведения. Все это только слова.
БЫТИЕ произведения зависит от чего-то специфического, неопределенного и не подлежащего определению, констатируемого, но не поддающегося анализу, подобно электричеству. Это литературный флюид, достаточно неясно называемый талантом или гением...
Будем оригинальными, каков бы ни был характер нашего таланта(не надо смешивать оригинальность с причудливостью), будем основоположниками чего-либо. Чего? Неважно, лишь бы оно было прекрасно и не связано с уже умершей традицией. Кажется, Платон сказал:" Прекрасное есть отблеск истинного"...Именно в интерпретации подлинная литературная мощь, талант, гений. Все виденное проходит через восприятие писателя и принимает в зависимости от творческой способности его духа особенный цвет, форму, протяженность, дает свои логические следствия...
Все хорошо для того, кто умеет взяться за дело...
Я никогда не спорю о литературе или ее принципах, так как считаю это совершенно бесполезным. (Неизвестному)
***
Любовь женщин так же монотонна, как и ум мужчин. Я нахожу, что события однообразны, что пороки измельчали и что мы не располагаем достаточным количеством оборотов речи.(Гюставу Флоберу)
***
Золя прочел нам две главы из "Нана"; вторая мне не понравилась, третья показалась лучше. Деление книги неудачно. Вместо того, чтобы развивать свой сюжет прямо от начала до конца, он подразделяет его, как в "Набобе", на главы, образующие настоящие акты, так как действие происходит в них в одном месте и содержит в себе только этот эпизод; словом, он избегает всякого рода переходов, что, конечно, гораздо легче.(Флоберу)
***
Я никогда не выхожу из министерства ранее шести часов вечера. Мне положительно невозможно наносить визиты. Все сердятся. Семьи, с которыми я очень близок, обижены. Должны же они, однако, понять, насколько трудна, сложна, утомительна жизнь бедняги вроде меня, который сидит до шести часов вечера в канцелярии и тотчас же после этого принимается за другую работу.(Гюставу Флоберу)
***
Наш бедный Флобер умер вчера от апоплексического удара. Похороны состоятся во вторник, в полдень. (Эмилю Золя, 9 мая 1880г,Круассе).
***
...Чем больше времени проходит со смерти бедного Флобера, тем ярче становится воспоминание о нем, тем сильнее я ощущаю боль в сердце и духовное одиночество...Это начало тяжелых разлук, той ломки нашего бытия, когда одно за другим исчезают все лица, которых мы любили, в которых были сосредоточены наши воспоминания, с которыми мы лучше всего могли бседовать о вещах самых близких...
Я остро чувствую в этот момент бесполезность жизни, бесплодность всех усилий, страшное однообразие событий и вещей и то моральное одиночество, в котором живем все мы, но от которого я страдал бы меньше, если бы мог беседовать с ним:ведь он обладал, как никто, тем философским прозрением, что открывает широкие горизонты и возносит наш ум на большие высоты, откуда созерцаешь всё человечество в целом, познавая "вечное ничтожество всего".(г-же Каролине Комманвиль)
***
...В Круассе мы нашли его(Флобера) распростертым на постели и почти не изменившимся, если не считать, что шея несколько почернела от апоплексии. На месте мы узнали подробности. Он отлично чувствовал себя в последние дни, радовался тому, что заканчивает работу над романом, собирался выехать в Париж в воскресенье 9 мая. Он рассчитывал повеселиться там, как он говорил, "на денежки, припрятанные в кубышке"...Спал до восьми утра, принял продолжительную ванну, оделся и прочел только что полученные письма. Тут он почувствовал себя плохо и позвал служанку...Когда служанка поднялась к нему, он стоял ошеломленный, но не проявлял никаких признаков беспокойства. Он сказал ей:"Со мной было что-то вроде обморока;хорошо, что это случилось сегодня, было бы гораздо хуже, если бы это произошло завтра в поезде". Он откупорил сам флакон одеколона, натер себе виски, осторожно улегся на диван и прошептал:"Руан...Мы недалеко от Руана...Элло...Я знаю этих Элло..." - а затем откинулся, весь почерневший, с крепко сжатыми кулаками, с лицом, налившимся кровью, после чего немедленно последовала смерть, о которой за секунду до этого он и не подозревал...
На похоронах - много парижских друзей, особенно молодых;явились все молодые, даже совершенно незнакомые;но не было ни В.Гюго, ни Ренана, ни Тэна, ни Максима дю Кана, ни Фредерика Бодри, ни Дюма, ни Ожье, ни Вакери и т.д....(И.С.Тургеневу)
***
Милостивая государыня, Ваш друг, г-н Тургенев, был один из двух вице-председателей комиссии, уполномоченной провести сбор пожертвований для возведения памятника нашему дорогому Гюставу Флоберу.
Г-н Тургенев уже сделал первый взнос собранных им пожертвований в сумме 1885 франков и успел в них отчитаться перед нами.
Позднее он уведомил нас, что имеет на руках другие пожертвования, список которых был приложен к специальному досье, содержащему, кроме того, другие указания, относящиеся к нашему общему делу.
Насколько нам известно, сударыня, завещание Тургенева было составлено в вашу пользу, вот почему мы осмеливаемся просить вас о передаче нашей комиссии всех денег, предназначенных на сооружение памятниа Флоберу.
Примите, сударыня, уверения в нашем искреннем уважении.(Полине Виардо)
***
Я вернулся вчера в Париж и намереваюсь уехать завтра. Нашел у себя "Радость жизни"(роман Золя) и всю ночь провел за чтением. Хочу сказать вам, не откладывая, что я нахожу этот роман великолепным.(Э.Золя)
***
Каждый счастливый смертный, желающий сохранить честность мысли и независимость суждения, желающий взирать на жизнь, человечество и мир в качестве свободного наблюдателя, стоящего выше всяческих предрассудков, всяких предвзятых верований и всякой религии, должен решительно уклоняться от того, что называют светскими отношениями, ибо всеобщая глупость столь заразительна, что человек не может посещать себе подобных, видеть и слушать их,не поддавшись, помимо своей воли, их убеждениям, их мыслям и их дурацкой морали.(г-же Леконт де Нуи)
***
Милостивый государь и дорогой собрат, определить, чем является поэзия, еще труднее, чем написать стихи. Не есть ли поэзия гармоническое выражение мечтаний? Не могу сказать уверенно. Я написал том стихов, - первый и последний, конечно. Но я никогда не задумывался над определением поэзии, по крайней мере так, как это делают некоторые словари, для которых поэзия есть не что иное, как искусство творить в стихах.(Ответ на анкету.)
***
Я, бесспорно, не знаю ни одной книги, которая содержала бы столько интересных, оригинальных, глубоких мыслей и столько суждений об искусстве, как ваш Дневник. Каждая страница приносит радость неожиданной находки, наблюдения, образа, столь же необычных по вызываемому ими чувству, как и по форме изложения. К этой книге следует беспрестанно возвращаться, ибо разум всегда находит в ней пищу, а глаз - образы.(Эдмону де Гонкуру)
***
...Я не допускаю какой-либо официальной иерархии в литературе. Мы - то, что мы собою представляем, и вовсе не нуждаемся в распределении по разрядам. Если бы орден Почетного легиона не имел степеней, я понял бы это скорее, но его степени образуют шкалу заслуг, поистине слишком странную.(Неизвестному)
***
В двадцать лет мы счастливы, потому что трепещущая в нас сила, пыл крови, неясная надежда на какие-то радостные события, которые будто бы ожидают нас в близком будущем, но никогда в действительности не осуществляются, достаточны для пышного расцвета нашей души, и она готова откликаться на все голоса жизни, счастливая одним лишь сознанием того, что она существует на свете.
А затем - очень скоро - наступает пора, когда с каждым месяцем, с каждым днем постепенно утрачивается и веселость, и сила, и уверенность в себе, и здоровье, подобно тому, как обветшавший дом из года в год теряет то черепицу, то кирпичи.
С тех пор, как мы перестаем расти подобно злакам, нас начинает грызть смерть; каждое мгновение она забирает от нас частицу нашей жизни, нашего тела, свежесть кожи, силу мускулов; она заставляет выпадать наши волосы, не заменяя их новыми; она уродует нас, гложет, уничтожает, умерщвляет при каждом дыхании наших легких, при каждом нашем шаге, при каждом усилии нашего тела и мысли, и поэтому все, что мы делаем с утра до вечера или с вечера до утра - дышим ли, спим ли, едим или пьем, ходим, смеемся, веселимся или плачем, словом, живем, - все это означает лишь одно:мы умираем.
Счастливы те, которые не ждут конца этой долгой и ужасной работы времени и идут ей навстречу с ружьем в руке, с мыслью в голове. С любовью в сердце.(Запись Мопассана в "Золотой книге" Римского гимнастического общества).
***
Меня, без сомнения, считают одним из наиболее равнодушных людей на свете. Я же скептик, что не одно и то же, скептик, потому что у меня хорошие глаза. Мои глаза говорят сердцу: спрячься, старое, ты смешно! И сердце прячется.(Неизвестной)
***
Тело окрепло, но голова больна более чем когда-либо. Бывают дни, когда хочется пустить себе пулю в лоб. Читать не могу. Каждое письмо, написанное мной, усиливает болезнь...Точно так же я чувствовал себя в Пломбьере в прошлом году...Господи, как надоело жить!(Доктору Анри Казалису).
***
Роман и пьеса настолько различны по своей природе, что подобная операция лишает произведение всей его ценности. А ценность романа заключается в особой атмосфере, создаваемой автором, в своеобразном показе действующих лиц, в его стиле и композиции.
И все это претендуют заменить глотками актеров и актрис, жаргоном и нечленораздельным говором театра, очень далеким от от передачи характера произведения. Поступая таким образом, бесчестишь свою книгу. Писатели, допустившие это, действовали только из корысти и не могут называться художниками.
А декорация,- разве она может заменить тысячи деталей пейзажа, сочетающихся с жизнью книги?Лично я, сударь, никогда больше не буду писать для театра, так как считаю его условность фальшью, невыносимой для любителей настоящей правды.(Неизвестному)
***
...Положение мое ужасно...Я убедился вчера,- это был день отвратительных страданий,- что все мое тело, мясо и кожа, пропитаны солью...У меня всякие неполадки или, вернее, страшные боли от всего, что поступает в желудок, а вслед за этим происходит что-то невыносимое с головой и мыслями. Слюны больше нет - все высушила соль,- только какая-то отвратительная и соленая масса течет изо рта...
...Я в ужасном состоянии. Думаю, что это начало агонии. Я не ел ни вчера вечером, ни сегодня утром. Ночь была ужасна. Я почти потерял способность речи, а мое дыхание похоже на страшный и яростный хрип. Головные боли столь сильны, что я сжимаю голову обеими руками, и мне кажется, что эта голова мертвеца.(Доктору Жоржу Даранберу)
***
Я умираю. Думаю, что умру через два дня. Займитесь моими делами и установите связь с г-ном Коллем, моим нотариусом в Канне.
Это прощальный привет, который вам шлет Мопассан.(г-ну Жакобу)
***
Я безусловно погиб. Я в состоянии агонии, у меня размягчение мозга, происшедшее от промываний соленой водой носовой полости. В мозгу произошла ферментация соли, и каждую ночь мой мозг вытекает через нос и рот в виде клейкой массы...Это неминуемая смерть, и я сошел с ума. Моя голова мелет вздор. Прощайте, друг, вы не увидите меня больше.(Доктору Анри Казалису,декабрь 1891г)
ОТРЫВКИ ИЗ ПИСЕМ К НЕИЗВЕСТНЫМ ЛИЦАМ:
Нет, у меня не душа декадента, я не могу заниматься самосозерцанием, и усилие, которое я делаю для того, чтобы проникнуть в чужие души, непрестанно, непроизвольно, властно. Это даже не усилие: скорее я подчиняюсь какому-то проникновению в меня всего окружающего. Я захвачен им, пропитываюсь им, покоряюсь ему и тону в окружающих влияниях.
***
Писатель должен интересоваться всем окружающим и описывать как ступени тронов, так и менее скользкие ступени кухонь.
***
О, сколько мелькает передо мною всяких голов, типов, сердец и душ! Какой клинический материал для сочинителя книг! Отвращение, внушаемое мне человеческим родом, заставляет меня сожалеть о том, что я не могу стать тем, чем хотел бы быть прежде всего:сатириком-сокрушителем, свирепым и насмешливым комедиографом, Аристофаном или Рабле.
***
...В сущности, искусство писателя состоит в показе сокровенного в наших душах таким образом, чтобы сделать его видимым, волнующим и прежде всего эстетическим. Для меня психология в романе или новелле сводится к следующему:выявить тайное в человеке через показ его жизни.
***
У меня нет ни одной склонности, которую я не мог бы по своей доброй воле вырвать из себя, ни одного желания, которое бы я не высмеял, ни одной надежды, которая заставила бы меня улыбнуться или рассмеяться. Я спрашиваю себя, почему я двигаюсь, почему я иду туда или сюда, почему я соглашаюсь на отвратительную повинность по зарабатыванию денег, раз меня вовсе не забавляет их трата.
***
Печаль ширится, как ночь, и давит меня с высоты неба.
***
Как я был прав, что замкнулся в безразличии! Если бы можно было не чувствовать, а только понимать и не оставлять в руках других людей клочьев своей души! Странно страдать от пустоты, от нищеты этой жизни, примирившись с этой тщетой. Но, увы, я не могу жить без воспоминаний, а они гложут меня. Я знаю, что мне не на что надеяться, и смутно и беспрестанно чувствую боль от этого сознания и сожаление об этой безнадежности. Все, что связывает меня с жизнью, ранит мою чувствительность, слишком человеческую и вовсе не литературную.
***
Лично я не способен любить по-настоящему свое искусство. Я о нем слишком много сужу, слишком его анализирую. Я чересчур хорошо понимаю, насколько относительна ценность идей, слов и даже самого разума. Я не могу помешать себе презирать мысль, настолько она слаба, и ее форму, настолько она несовершенна. Во мне с особой, неисцелимой остротой развито сознание человеческого бессилия и тщетности всех стараний, приводящих лишь к жалкому "приблизительному".
***
Свет превращает в неудачников всех ученых, всех художников, все умы, которыми он завладевает. Он губит всякое искреннее чувство, распыляя вкусы, интересы, желания - ту крохотную искорку пламени, которая горит в нас.
Другие статьи в литературном дневнике:
