Авторы   Произведения   Рецензии   Поиск   Магазин   О портале   Вход для авторов

***

Ирина Вервай: литературный дневник

ИРИНА ВЕРВАЙ









ГОРСТЬ ЕЖЕВИКИ


Книга стихов




















ОСКОЛКИ























ПАМЯТИ ГЕННАДИЯ ЮШКО


Бетховен думал музыкой.
Г. Юшко


Не исчезала музыка,
Бетховен не оглох.
Но палочкою узенькой
Ведёт оркестр
Бог.


Над партитурой горбится,
Откинув прядь со лба,
Крылом высокой горлицы
Возносится мольба.


Как будто горлом хлынула
Небесная река.
Рукой Творца ли, Сына ли
Преграда сметена.


Мы тленны – только узники,
Сироты по плоти,
Но музыкою, музыкой
Нас Высший воплотил.


Над клавишами горбится,
Со лба откинул прядь.
В мгновенье стихнут гаубицы,
Польётся время вспять.

Молчи, разноголосица,
Неверная броня.
Над бездною проносится
Смычок его огня.


До воскресенья – толика,
Преграды больше нет.
Над миром – свыше – музыка –
Неугасимый свет.


О, не сорваться в пропасти,
Не кануть в долгий торг,
Открыты Отчьи милости,
Чтоб дух не изнемог,
Когда исправить нечего –
Ведёт оркестры
Бог.
От ветхого – до вечного,
До света, до небес.


Бетховен дышит музыкой,
Он музыкой воскрес.


ХАЗАРСКАЯ ЦАРИЦА – СВЯТОСЛАВУ ИГОРЕВИЧУ


Что тебе со мной не спится?
Словно серна – боль в огне.
Я – раскосая царица.
Кто поклонится не мне?


За дымами – за ветрами –
За домами в ворожбе –
Знаю – девы за Дунаем –
Ходят в белом серебре.


Ярый сполох небо лижет,
Разливается, как бред.
Этим грозам – морок сеять,
Гнать халифов к голытьбе.


Всё мне видится - дольмены
Веком дёргают во сне.
Будут иноки надменны,
Будет халифат в огне.


Как сольются наши реки –
Шире моря! Отродясь
Не бывало – чтоб в пророки –
Я – жена,
Ты – Рюрик-князь.


Оторопь и неизбежность
Войн – меж наших берегов –
Погребенья бремя – бренность –
Нас с тобой не обошло.


На папирусе пространном –
Знаков вольность – разверни.
Будет пламя петь стодённо,
Будут волости в крови.


Будет сердце Итель-града –
Не тобой? – разорено.
Что останется в награду?
Соль, и Каспий, и вино.


Золото низвергнут в Итель –
Из хазар – кто уцелел?
Бывшая жена хан-бека
Ворох преломила стрел.


И подёнщицей покорно
Подле ног твоих – бери,
Ласти шерсть ручной пантеры,
Огнеликий господин.



НИНОЧКА ПРОЗРИТЕЛЕВА – АЛЕКСАДРУ КОЧЕТКОВУ


–Как больно, милая, как странно…
А. Кочетков


–Как больно мне с тобою расставаться,
Любимый мой,– она ему сказала.
Он сдал билет, и улица внимала
Восторженному возгласу. Влюбляться


Прекрасно, если нега Ставрополья
Рисует на мольберте виноградном.
И, разомлевши, ни о чём не надо
Печалиться. Три дня веселья и раздолья!


–Ах, Сашенька! Давай устроим чудо!
Чтоб праздник – восхищенье в каждом взгляде!
И карусель – огни на променаде,
И маскарад, и цирк – из ниоткуда,


Закружимся – взметает кудри ветер.
В саду – свирель и посвист соловьиный,
Чтоб замирать и жарко, и невинно.
Родней тебя нет никого на свете.


–Хочу я, рук с тобой не разнимая,
Смотреть в глаза и видеть свет любимый!
– Фокстрот. Обнимемся в «Цветущем Мае»...
– …и «Рио-Рита». А потом – стихи б читали!


Прекрасно,
Если вам чуть-чуть за двадцать,
И солнце дарит блики сонным волнам.
«Вниманье!
Скоро будет лязгать
Состав.
И накреняться», –
Ангел
Сказал другому
И вздохнул покорно.
Покорно –
Потому что нечем
Опровергать
Закон, где «воля – случай»,
А из людей пока никто не вечен,
Ни первый самый,
И ни самый лучший.


А между тем,
Безумно содргало
Состав,
Корёжило в агонии столикой.
И ничего сердцам не предвещало
Заплаканное утро над столицей.


– Родная, Ниночка, – он в трубку дышит, –
Я сохранён, какая тайна!
И Александр берёт перо
И пишет: «...Больно, милая, как странно.»*
__________________
* – Из воспоминаний Н. Г. Прозрителевой, жены А. Кочеткова:
«Лето 1932 года мы проводили в Ставрополе у моего отца. Расставаться было трудно, и мы оттягивали как могли. Накануне отъезда мы решили продать билет и хоть на три дня отсрочить отъезд. В Москве его появление было принято как чудо воскрешения, так как его считали погибшим в страшном крушении, которое произошло с сочинским поездом на станции Москва-Товарная. В первом же письме, которое я получила от Александра Сергеевича из Москвы, было стихотворение “Вагон”.



NN – ПРОШЛОМУ


I


Скворчата выпадают из гнезда
На тёмную проезжую дорогу.
Оглянешься –
И больше никогда
Ни пристани, ни хижины убогой,
Ни площади, ни замка у пруда,
Ни временем шлифованной брусчатки –
Не вспомнишь, не увидишь – никогда.
Прощанья. Поезда. И гнёзда шатки.


II


Ещё здесь Гофман не шагал,
Но часовщик-мастеровой,
Колдуя, песенку слагал…
Иных начал.


Молчи об этом – иль мычи –
Иль вывеску прибей к трубе –
Что разрушения ключи –
С рожденья – город нёс в себе.


Что надписи гласили рун?
– Пуль… уль..
В пыль?..
рухнувших руин
Уйдёт и время, и песок –
От площади
Наискосок.
III


В землях хоронятся камни –
Смерть не щадит руин.
Фридрих был мальчик славный,
Знал бы его господин,


Как бесприютно входит
Капля в холодный гранит.
Отрок был белокожий –
Даже прозрачный на вид.


Мраморной бледностью схожи
Статуи и мертвецы.
Дети войны уязвимы –
Впрочем, и их отцы.


Видят ли серафимы
Сырость и тлен дорожный,
Морок могильных глубин?


Он мне сухарь осторожно
Отдал. Прости, господин.


IV


Лишь бы всегда обитать в полях…
Счастливы те, кто вещей познать умели причину.
Вергилий


О, как свежо на улице и в доме!
Неополимо светел куст бузинный.
От робости ль наивной? – на изломе
Зеркальных линий, обнажённых утром,
Следы веснушек так неоспоримо
Блестят сквозь слой запёкшегося грима.


Трепещут тени зыбким перламутром,
Преображая листья в пальцы Энни,
Которая играет на органе,
Весь ужас Кёнигсбергский повторяя.


Нашёптывать приходит снам бузинным
Ночная Энни в саване невинном,
Нашёптывать из Гофмана, Вергилия,
О том, кто ей дарует изобилие.


Нашёптывать из Гёте, Офенбаха
О том, что не успела птица страха
В её вселится сердце под прицелом,
Так быстро всё свершилось. В целом –


Был – не был – снов цветочный ворох
Бесследно исчезает, словно порох.
И что есть чудо – маленькая Энни –
Когда миры разрушены бесцельно?
Где рашпилем проткнут небесный саван,
Цветенья гений смерть опровергает.
Играет бузина – живым во славу –
И старый Прегель веки не смежает.



ПАМЯТИ ВАЛЕНТИНА СОКОЛОВА


То, что вас уничтожит,
Заложено в вас самих.
В. Соколов


Скрипоток снегирей
В ноябре –
Слабый посвист «ист-ю» в ветвях.
Мне поведал мой друг о зэка –
О поэте, писавшем в цепях.


У него не случилось клочка –
Ни единого,
чистой бумаги.
Только ветви застывшей ветлы,
Наклонённой в овраге.


Ни клочка –
Чтобы сердце излить –
Выдыхать одичалые песни.
Только ветер в ограде шумит
И роятся снежные шершни.
И томится в колючей неволе
Слов вербеновых ранний разгул –
Тем, кто выбыл в жестоком надрыве.


Ни клочка у него – ни единого.


Алый шёлковый креп ноября
Для него стал последним днём.
Черепицу, брусчатку и мглу вспоминал
Инстербурга.
Закрывая глаза –
Рудники Воркуты,
Лай собак,
Голубые снега.
И мордовские сосны скрипели ему
На ветру:
– Никода, никогда.


– Горлом из тебя, горлом
Выйдет спесь,
Фраер на час.
– Господин нача…


Руки опустились, как плеть.
Не петь ему больше, не петь.
Бледным стал.
Тихим стал.


– То, что вас уничтожит,
Заложено в вас самих.
Синее небо понято,
На нём – журавлиный клин.


Только трубные звуки в награду тебе.
Что ты видел, высокий мальчик?
Я вербену к ограде твоей принесу.
Снегириные бусы – ноябрь.



ВИДЕНИЕ МАРИНЫ И АННЫ


I


И в воду не входи.
Лица не умывай.
Заброшены пути,
Забыто слово "рай".


Марина подошла,
И Анна впереди,
И ласточка тепла
Колышется в груди.


Собьёт водоворот,
И омут на пути,
Ни вплавь, ни в полный рост
Не сможешь перейти.


Лица не вытирай,
К воде не подходи,
Плетёт плакун-трава
Преграды на пути.


Был розов и весёл,
Ходил за милой вслед.
Кто по воду пошёл –
Того в помине нет.


Лица не подымай
Над тёмною водой –
Коснёшься невзначай
Касатки молодой.


Качнётся белый свет
Высокою травой.
И Анны рядом нет,
Марина – за межой.


II


Душа осиротела
глубинно –
глубже дна –
над именем Марина
разлилась тишина.


Но ты же не хотела,
душа моя,
тревог.
Над тихою сосною
незримо ходит Бог.
Серебряные сыпет
над просекою
сны.
Над именем Марины –
разливы тишины.


Взрывайся, пенный голос
угаснувшей звезды.
Господь сказал сегодня,
что разведёт мосты,
Что соснами качнётся
межзвёздная метель.
На память о Марине
заплакала свирель.


Но ты же не хотела,
душа моя, утрат.
Восходит полый месяц –
Марины светлый брат.



ОЛЬГА ВАКСЕЛЬ – ОСИПУ МАНДЕЛЬШТАМУ


I


Ни к чему нам комедия эта.
Стол накрыт, англитеровский номер, камин?
Ну вставайте же, Ося, с коленей.
Вам хотелось остаться один-на-один?
Так не выйдет. Скрипят половицы.
Называли Миньоной Вы ласково,
но…
Нам всего-то и надо – возница.
Взмах ресниц. Стали бледны Вы, как полотно.


Словно мёд – и медлительно-длинный –
Взгляд в упор, непостижный Ваш взор.
Близорукая дымка гостиной.
То, что Вы говорили мне, Осенька –
вздор.
Пошатнулись, неловко отпрянув,
Торопливо задели фужер.
Вы мне – друг,
Но нам больше встречаться не надо.
Ося, встаньте с колен. Не мольба – но испуг.
Так не будет.
Скрипят половицы.
Неминуемо короток «век-волкодав».
А всего то и надо – возница
От Морской до Таврической.
Шаг
Рысака непоспешлив – прочтёте
Про тулуп
золочёный,
зарницу в руках.
Мы уйдём –
чудеса злополучны.
Вы закончите в лагере –
в смертных тисках.


II


От затменья нельзя защититься,
От тоски, разъедающей душу –
Даже муж-дипломат не разрушит
Боль тисков. И –
как будто подслушан
По щелчку – или найден на ощупь –
Где-то в ящике секретера –
Парабеллум.
Эмилио Осип,
Смерть – инкогнито терра.


Ваш дичок, медвежонок, Миньона
К револьверу прильнёт
и сомкнётся
Стая страхов, отпраздновав плен.
Не случится страны заресничной.


Ося, встаньте с колен. *
__________________
* – Ольга Ваксель – адресат четырёх стихотворений Осипа Мандельштама. Отношения с О.Мандельштамом она описывает в своих воспоминаниях (рукопись хранится в Музее А. Ахматовой в Фонтанном доме).
ПАМЯТИ ДРУГА


Мой друг, тебя на свете нет.
И безутешно льётся память –
Когда любви высокий свет
Не выплакать и не оставить.


– И год прошёл, и два пройдёт,
А лист платана – также меден.
Над бедностью заветных слов
Вздыхает ветреное небо.


– Не плыть среди сквозных миров,
Горящих вечности ознобом.
Кому достанется даров
Предвечный свет?
Мы были оба
С тобой повенчаны тоской.
И ждём теперь явленья чуда.
И свет, ушедший на покой,
Прольётся утренней остудой.
Пробьются родники в степи,
В нарцисс оденется пустыня,
И Бог любовью озарит
Тебя, воскресшего,
и длинный
увидим путь. Из-под руки
смотреть и щуриться от солнца.
Так вот… В пустыне – родники!
И живы мы,
и боль сотрётся.



ЧЕРУБИНА ДЕ ГАБРИАК – ГУМИЛЁВУ

Зачем Вы стрелялись с Максом?
Честь моя не задета.
Ни лестью, ни жаждой ответа,
Ни восхищённым шансом
Прославиться.
Маскарад
Заманчив,
И свет его любит.
От зрителя не убудет.
Месть публики – маски срывать –
Фиалки мои расточая,
К зеркальным огням припадая.
В лохмотьях влачусь
Сандрильоны.
Но зелень зеркал потаённа.
В сердцах, Николай, Вы вспылили.
Ну что ж… Никого не убили.
На том порешим, mon cher…
Служители музы –
Несчастные дети,
То вспыльчивы,
То безответны.
Внезапнее Сан-Петербургского лета.



РАХИЛЬ – ИАКОВУ


– Сказала Лия, что купила
За мандрагоры
Ночь твою.
В кореньях – спрятанная сила –
Лицо ребёнка узнаю.


Равновелики перед Богом
Две кроткие сестры в любви.
Когда разверзнется утроба –
Уйдёт
Проклятие Рахиль.
Сыночек у груди –
Создатель
Подарит счастие.
Взамен
Не жалко ничего отдать мне.
Я помню семилетний плен –
Тобою Лия завладела
По праву старшей.
Я ждала –
Ревниво усмиряла тело.
К шатру привёл сестру Лаван.
Её глаза тусклы.
Бела я
Лицом
И станом хороша.
Печаль вошла,
Пчелою жаля.
Смирилась
Тихая
Душа.
Твоя любовь – и мёд, и смирна.
День – словно миг.
Когда умру,
Не отпускай Вениамина
Из дома ни на шаг.
Приму
Объятья долгие,
Иаков.
Благоухает твой наряд.


Лекарство чудотворных знаков –
Сестрою принесённый яд.



БАБОЧКА – БРОДСКОМУ


Бесплотнее, чем время, беззвучней ты.
И Бродский


Зачем тебе
Разгадывать узор
На крыльях
Трепетных
Сестёр
Моих?
В горсти у Бога
Мы,
А ты –
Раним.
Мы –
Легкокрылы,
Всё ж,
В отличии от нас,
Ты –
ИМ храним.



ГАЛА (ЕЛЕНА ДЬЯКОНОВА) – ПОЛЮ ЭЛЮАРУ


I

Ты хочешь, чтобы я была
Гала?
Ну что же,
Мальчик Элюар!
Елена Дьяконова -
Я -
Твоя!
Боль революций и посты,
Деникин, инквизиция
И -
ТЫ -
Эжен Эмиль -
Мой Элюар.
А я -
Твоя
ГалА.


II


Гала – галактик новизна,
И гальки гладкость, и зерна,
И моря шум, и жернова,
И жаворонка острова.


Островитянин Элюар,
Семнадцатьлетний, Вам – пожар!
Не верите? Который год
Земля свершает поворот.


Который год, который год –
Круговорот. А для меня
Решились бы, судьбу маня, –
В даль кругосветную? Холмы
Пересекли б с тобою мы.


Пересекли бы мы моря,
Мой Элюар. И якоря
Ложились бы в песок, звеня,
Когда бы выбрал ты меня.


Легли бы тихо в чёрный ил,
Когда бы страсти умертвил.
Но страсти - круговерть огня.


Когда окликнул ты меня,
Впервые вымолвив – Гала?
Впервые вымолив огня.


Когда по имени меня
Позвал? Погулил?
– Я – Гала?
Я в ожидании была.


Произнесённый круглый звук –
Предчувствие сплетённых рук.


Гортанный говор гордеца? -
Манок взлетевшего птенца?
Откинув чёлку от чела –
Озноб и мёртвая пчела –
Имбирный мерный медный звук.


Когда б не знали мы разлук...



ЗОЛОТАЯ АДЕЛЬ – ГУСТАВУ КЛИМТУ


Натурщица –
Я смоль на золотом –
Встревоженной сосны
Разрозненные знаки.
Теперь во мне не страсть –
Пресыщенный обман
Даров,
От них не отказаться.
Зерно
Обнажено,
И на холсте сквозят
Причудливые знаки зодиака.
Заплаканная боль.
Невыразимых уз
Забудутся шелка
И белизны изгиб.
Померкнет вечеров
Альковный свет.
Изведанный вчера –
Осатанеет
Вкус –
Пригубленных плодов
Густого мёда,
Густав.



НАЛОЖНИЦА – ХАНСКОМУ СЫНУ


Пить кумыс молодых кобылиц,
Гладить их по шершавой чёлке.
Милый мой, поглядевший волком,
Ты к табунщицам не привык?


Но и я налагаю табу
На хмельных поцелуев роскошь.
Дикий чабор и мёд не тронешь,
Ран твоих не омою в ночь.


Как взовьётся мой конь на дыбы –
Ранним утром росу сбивая –
Не догонит твоя борзая.
В пустошь дикую – вихрем – прочь!


Ты припомнишь все песни мои,
Ты примчишься в степные травы,
Будешь петь, от любви сгорая.
Чёрны очи мои – ты знал.


Слышать – слышу – но всё ж – рассмеюсь.
Кобылица твоя гнедая.
Терпко пахнет в степи и пряно.
Возвратись ко мне, ханский сын.



МАРИЯ ИВАНОВНА ШУМСКАЯ – ВАСИЛИЮ ШУКШИНУ


Написал бы мне…
Стынет клюква
На болотах.
Большая птица
Снится всё и курлычет тревожно.
Написать мне уже невозможно.
Не приедешь
Бродить по плёсу,
Целовать и голубить жарко.
Отпылали костры –
Не жалко
Забывать
Обо мне
В Москве.


Но привиделось – за овином
Ты шагаешь ко мне навстречу.
Выбегаю – лишь ветви повинно
К небу тянутся.
Побреду
К холодеющему озерцу
За берёзовую околку.
Мелко гладь так воды дрожит,
Первым льдом покрывается колко,
Словно белая простынь,
Что долго
Сохнет на
Заплутавшем
Ветру.


Вася, Васенька,
Вересковых летних снов
Забытьё и замять.
Уплывает большою птицей,
Птицей чомгою,
Наша память.
Ничего у нас не осталось.



ЖЕМЧУЖНИЦА ОПУСТОШЁННАЯ – ЛОВЦУ


Enamorado – еxtra;do


Стихии свирепеют и грозят.
Тебя подбрасывает, ты летишь всё выше.
Потом смолкают –
в глубине дрожат
Раскаты грома,
зов их долго слышен.


Когда-то я мечтала видеть свет,
И створки раскрывала, как ладони.
Песчинку удивлённую в ответ
Мне море подарило обречённо.


Ловец жемчужин, ты приносишь смерть –
Присматриваясь, щурясь изумлённо.
Тебя манит мой первородный свет,
Такой бывает только у влюблённых.


Ход времени,
песком засыпав гроты,
Избороздил морское дно.
Всё забирает враг косматый –
Всем гулкий рокот слышать суждено.
Его портрет –
на панцыре зубчАтом,


Но я лелеяла мою песчинку.
И в запредельной нежности скользя,
Я засыпала горестно в обнимку
С пришедшею,
Отдав ей донельзя
Живительную силу, слёзы.
Теперь мой мир –
с тобою навсегда –
Тебе – открытий дар, апофеозы,
А надо мной – солёная вода.


Пронзая, ты увидишь первым –
Внутри – неугасимый свет –
Извечных уз изменчивые перлы –
Прельщают?
Но меня там нет.
Я распадаюсь –
филигранны грани –
На сотни радуг у тебя в руках.


Иди, забыв о той, что без дыханья,
Что остаётся в дальних берегах.



КАМИЛЛА КЛОДЕЛЬ – РОДЕНУ


Безумная не я –
Безумно время,
Которое исторгло мрамор.
Осколки, рассыпайтесь, холодея –
Вас –
Не меня –
Постигла кара.


На мелкие частицы растирайтесь,
До тишины отверженного мела.
Скупой душе
Неведомо
Предела –
Огюст,
Ты – вор,
И тень твоя,
О,
Признавайтесь!
Я дрожу вся.
Безжалостно
Кто «Поцелуй» похитил,
Жизнь мою
И тело?
Сплетались руки наши. Но ребёнок…
Дитя не рождено.
Душа,
Он замысел украл твой.
Прочь!
У Родена – ничего святого.
Клодель Камилла стала жертвой.
На мне – смирительная тога,
Позор на волосах.
Всё мало?
Быть брошенною Шакунталой.
Невыносим мой путь
В Нэйли-сюр-Марна – глинист.


Смотри, Огюст, как бел и светозарен оникс.



ПАВЛИНКА – ИВАНУ КУПАЛЕ


I ў полi дуб апалены.
Я. Купала


Столько времени прошло…
Ни на миг не забывала.
Безоглядной жизни мало
Сохранять твоё тепло.


Столько времени прошло…
Я тебя не позабыла.
Лето, но лютует стыло
Ветер. Это воронок,
Из него выходят двое
В незастёгнутых пальто.
Ваня, нашей жизни скоро
Перекроется исток.


Ваня, нашей жизни мало
Для прощения. Светать
Скоро будет.
Смерть мгновенна –
Видишь? –
Ёрница и тать.
Я Павлинкою была,
И Павлинкою осталась.
Чернь комедией спасалась.
Только это не смешно.


В поле опалённый дуб…
Кто мы для верховной власти?
Ты всегда мне мил и люб,
Но отняли наше счастье.


Столько времени прошло…
Я тебя не забывала.
Видно, целой жизни мало
Сохранять твоё тепло.



ДАМА В ГОЛУБОМ – КОНСТАНТИНУ СОМОВУ


Печальные глаза мои.
Зачем такой печалью наделил?
Теперь зови – и не зови –
Не дошептаться из последних сил.


Ты любишь белизну плеча
И синий шёлк, что бледность оттенил.
Как он играл в лучах!
Не дошептаться из последних сил.


Не долюбоваться.
Не...
Рояль раскрыт. Сумею ль подойти?
Сквозит откуда? Я во вне
Тебя не существую.
Парадиз
Играли вместе. Целовал
Мне пальцы. И дрожащий воздух пел.
Не дошептаться...
Из начал,
Из призрачных глубин глядел мольберт,


Из времени, в котором спрятан рай.
Не продавай работу, Константин.
Сожги её.
Или отдай.
Мне – тяжесть дней, тебе – других картин.


Сегодня не могла уснуть –
Не продавай портрет мой. Я умру.
Оглянешься – туман вокруг и муть.
В чахоточном огне сгорю.
Зачем капель и тает к февралю?


Зачем такой печалью наделил
И плечи, и глаза мои?
И даже, если позовёшь -
Не дошептаться...
Из последних сил...



ЖАННА ЭБЮТЕРН – АМЕДЕО МОДИЛЬЯНИ


Когда я познаю твою душу, я нарисую твои глаза.
А. Модильяни


Выплакаться – но прежде –
На пятый вбежать этаж.
Ветер крадёт надежды.
Вам не понять сейчас –


Вам, без конца презревшим
Наше земное родство –
Как торопливо греешь
Руки у зимних костров,


Моди, мне невозможно
Справиться с пустотой –
Птица скользит тревожно,
Птице – закон простой.


Петь, отражая светы,
Литься навстречу лучу.
Сена в снега одета,
Дети бегут по льду.


Здесь, прогремев брусчаткой,
Тянется экипаж,
Ветер качает
шатко
Ветви.
Где ты сейчас?


Я забываю начало
Песни, что ты напевал.
Птица взлетает устало,
Ветром влекома.
Финал.


Моди, я забываю,
Что между нами окно.


Выплакаться на входе.
Большего не дано.



КЛЕОПАТРА – АНТОНИЮ


I


ключ от счастья
у меня в ладони,
на сердце – заветные слова.


подойду к тебе, скажу:
– Антоний!
Клеопатра вольности верна.


высечен, надменен и просторен
мой корабль,
и в трюмах – бирюза.
паруса алеют на просторе –
я хочу глядеть в твои глаза.


облачилась в платье Афродиты,
прилегла над золотом склоняясь.
звон кифары,
ликованье флейты.
запах ладана –
ласкаясь и струясь.


праздную победу.
приоткрыты
шёлковые шторы.
негой всласть
насыщайся – пей –
враги забыты.
мы с тобой разделим страсть и власть.


прежде мне была ладья рыбачья
тайною спасительной.
влача
жалкие отрепия,
качаясь –
опасалась римского меча.


но – теперь – с тобою – в одночасье –
льни – так к чаше льнут – шепча.
у меня в руке – ключи от счастья.
мне довольно одного ключа.


II


я – Клеопатра. я в своём уме.
Антоний мёртв.
ко мне на помощь, змеи!
Нил обагрён,
Египет пламенеет.
к вам, праотцы, взываю.
Пталомей!
власть переменчива.
я,
дщерь твоя,
пыталась сохранить державу –
тщетно.


согбеннее, чем в старости, колена.
я падаю подкошенною ланью.


Антоний, мой олень,
не знаю
в каких лесах мы встретимся с тобой.



ЧЁРНАЯ ВОЗЛЮБЛЕННАЯ – ШЕКСПИРУ


Тогда сказал бы я: нет красоты
В тех женщинах, что не черны, как ты.
В.Шекспир


я хуже, чем ты говорил, Вильям.
но набело жить не могу.
ни другу меня, ни врагу
смутить не удастся.
надменным –
не жалко глумиться, зря силы
теряя –
в румянец вгонять.
но друг твой прекрасный, граф Ризли,
сказал – совершенства печать.


особых красот не найти –
черна я,
и сад мой грешен –
но слаще,
желанней черешен,
цветущих на горном пути.


пусть буду исчадьем я, Вильям,
права на меня объяви,
вся правда – во мне и в любви.
приди
и нежнее прильни.


АВРОРА ДЮПЕН – ФРЕДЕРИКУ ШОПЕНУ

— Что же до самой короткой страсти,
то она порою бывает и самой неодолимой.
«Лукреция Флориани», Жорж Санд


Каким изящным почерком
Ложатся строки в нотную тетрадь!
Не удержать!
Смычок пророческий –
Твоих прелюдий боль и благодать.


Безумство высоты и музыки.
Жизнь, где
заведомо поставлена на кон
Любовь – нам –
обрученье музами,
Мы – полигон
неукротимых войн.


Утихнут шёпоты над древнею столицею,
Шопен коснётся клавиш. В вихре волн –
Предстану обольстительной Лукрецией –
В наследный замок уведу Ноан.


Необъяснимо в сердце переменчивом
Десятилетье канет, но светлей
Преобразится,
музами повенчанный,
Потомок польских королей.


Печальный Фредерик, последними
Тропинками уходим, и цветы –
Фиалки –
подал мне
холодными ладонями.
Мне кажется, меня не любишь ты.



КОЛОМБИНА – АРЛЕКИНУ


I


Врёт, врёт Арлекин. Не бывать двум
Коломбинам.
Крик. Кружево, блеск. Маскарад. Шум.
Но невинна.


Пой, свет. Нарядись, разбросай лент
Серпантины.
Сколь ни было б лет, играй, тешь свет,
Господин мой.


Ты ли Арлекин? Убери прочь
Карабины.
С Пьеро, не с тобою уйдёт в ночь
Коломбина.


Не может быть Коломбин двух –
Нагло врёт, врёт Арлекин – вслух.



II


ненужных кукол вешают на гвоздь
приходят Карабасы с гвоздодёром
приходят гренадёры с дыроколом
и набирают дюжину иль горсть


а ты едва в щепотку поместился
ты – закулисный уличный простак
тебя и продавали за пятак
но не случилось – так и примирился


чем подаянье по углам просить
не лучше ль в балаганной пёстрой будке
кричать "паяц" другие прибаутки
и хорошо бы горло промочить


актёрская судьба у Ковальелло –
Commedia dell arte без предела



III


Шутам юродствовать пристало
И лицедействовать ущербность.
Брямс... Маскарадное начало
Низвергнет трон.
Есть неизбежность
Игры –
Таиться до поры.
Шуты не любят пустоты.



НАТАЛЬЯ ВОЛОХОВА – БЛОКУ


…красный смех чужих знамён.
…Испепеляющие годы.
Я огражу тебя оградой – Кольцом живым, кольцом из рук.
А. Блок


I


На
Сапожке –
заплатка.
Сяду с тобой у костра.
Руки погрею.
Бесплатно
Цыганка танцует –
Ветра
Шалей хмельных –
Разноцветы –
Шалая радость в степи.
Давай разорвём наветы?
Колокол –
Сердце –
Жги.
Громче.
Готово сорваться,
Будто бы пёс с цепи.
Давай разорвём наветы –
Бросим в костёр –
Сгори!
Искрами тает вечер.
Песней искуплен плен.
В кольце твоих рук – навечно –
В ограде последних вербен.


II

Мы оба странники,
мы знаем
Боль балаганного обмана.
Пылает пылью шлейф шафранный
Последних звёзд –
а мы слагаем
Веселье шёлкового крепа.
Жар между нами. Но поманит
Меня гастрольный воздух терпкий,
И Вы вздохнёте: «жизнь обманна».


Поведайте: «в цветном тумане»,
И жизнь легка, блаженно крепнет
Связь между миром, небом, нами.


Потом меня Вы назовёте
Своею падшею звездою
И скорбной песни не прервёте,
Убитый ночью снеговою.


III


Мираж вселенской красоты?
Кровавый отсвет несвободы.
Крушить, крушить,
сжигать мосты –
Испепеляющие годы.


В неведомой доселе бойне –
Безумье революционном –
Последний русский царь исчезнет
В глухом овраге потаённом.


И, прозревая, мы поймём
Связь между миром и конвоем.
И рукописною канвою
Об ужасе возопиём.
О том, что благости не будет.


Высокий господин в берете
Под локоток меня уводит.
И уведёт. Но запишите
Печальной жизни оглашенье.
Мы оба странники –
вдохните
Боль балагана и веселья.



III


Не все доживают до старости.
Вы тоже из их числа,
Кого убивают без жалости
Шёлковые небеса.


Примером тому – Николечка,
Одоевцовой педагог.
Вы вместе пойдёте по кромочке.
Земли Магог-и-Гог.


Рукоплесканий достанется –
Поклоны устанем класть.
Ведёт на заклание лестница –
Кровью умытая власть.


Я Вам не клялась в верности,
Но если погаснет звезда –
Великая в Вашей безмерности –
Исчезну и я навсегда.


IV


Как много их с надломленным крылом,
Отринутых, не возвращённых в стаю.
Испепелённо жизнь сойдёт на слом –
Как стон безумия – в огне истаяв.


Другие лебеди, покинув дом,
Благоухание – не смрад – вдыхали.
Мой Арлекин, весь Балаган –
вверх дном.
Где блеск,
шелка,
Прекрасных Дам вуали?


Не прокричишь трубящему: "Вернусь".
Здесь траурные дроги, путь печали.
Волшебный юноша, воспевший Русь,
Не больно ли тебе пред словом:
"Тайна"?


Весь ужас я постигнуть не берусь –
Твердил: "Ты и во сне необычайна..."



ПРОЩАЛЬНАЯ РЕКА – ПОЭТУ


I


Утята весной в затоне
Скользят, возле берега прячась.
Целуешь мне тихо ладони.
Смешное неловкое счастье.


Рогоз над рекой раскрылся,
Пушинки теченье сносило.
Какая безмолвная сила
В объятья влекла на пирсе?


Над берегом ветер упругий
Волну нагоняет стыло
Что нас толкнуло друг к другу?
Какая нелепая сила?


Когда затрубил у причала
Корабль, огибая мели,
– Поедем? – спросил. Смелея,
Тебе отвечала:
– Поплыли!
Какая безмерная сила
Друг к другу нас бросила?
Вечность?
А лодку уже уносило.
И пух за кормою. И нежность.


II


Раньше всех облетали берёзы,
Белизну коры обнажали.
Обомлело, не очень тверёзо
Мы с тобой к реке забредали.
Выбор мой, и беда, и свобода,
Знали брод в реке, иль не знали?
Целовались светло и бредово.
Бересклетной бусиной алой
На закате солнце играло.
Очарованно, счастливо, вдоволь.
Говорят, что так не пристало.


Только стыло снега налетели –
В январе реки осиротели.

III


Тень от решётки ложится,
Тоненько свет льётся.
Время – быстрые спицы –
Петлями пряжа вьётся.
Зимнее низкое солнце
Запонкой бьёт в окна.
Даже не смеешь сниться,
Нисколько.



ВАЛЕРИЯ ЛИОРКО – МИХАИЛУ ПРИШВИНУ


– А была ли у вас когда-нибудь своя Фацелия?
М. Пришвин


Фацелии цвет, фацелии цвет.
Не будет безмолвных и призрачных лет.
А будет жужжание пчёл у межи.
Скажи, меня любишь. Ты любишь, скажи?


Запутался ветер в тугих завитках,
Раскрылись ресницы цветов. Просто так
Со мной посиди, не разнимем мы рук.
Не будет предчувствия долгих разлук.


От солнца сияют прожилки листков,
Проносится ласточка мимо стогов.
Откроются окна небесных даров,
И мы бесприютно шагнём за порог


Страны, где не будет разлук у межи.
Ты любишь? Скажи мне, ты любишь, скажи.
Забудется шелест отвергнутых лет.
Фацелии цвет, фацелии цвет.









ФАЦЕЛИИ ЦВЕТ










***


Посадите семя майорана,
Чтобы защищало от тоски.
Жизнь уходит —
Поздно — или рано —
Разжимает мерные тиски.


Обречённо скрипка затихает,
Бесконечной музы вышел срок.
Положите пряность майорана
В вечности открытый кузовок.



ТРАВАМИ


Евгению Вайсману


Травами лечат раны.
Закат придорожный светел.
Нынче смеркается рано.
Август.
Кончается лето.


Флейтою светлых овсянок
светилу звенит молебен.
Отблеск вечерний ярок.
Настой луговой целебен.

Куст валерьяны приметил
старик. В октябре вернётся
выкопать корень.
Солнце
золотом чистым льётся.


Позолотив каналы,
цветы превращая в свечи,
катится шар.
Усталый
старик расправляет плечи.



МОРЕ

Алле Кизян


Словно следы от пальцев -
ракушки на мокром песке.
Будто бы кто-то трогал, море ласкал в тоске.
И опьянев от счастья,
вызволив душу из пут,
В движенье прозрачного танца выдумал перламутр.


Море седеет осенью, ловит на ощупь снег.
Морю вчера приснился звонкий, заливистый смех.
В смятенье нежданного счастья,
выплеснув груду звёзд,
Море взметнулось. Запястья звенели о небосвод.
Вскипало,
пенилось,
пело,
бурлило в осенней тоске.
Словно следы от пальцев – ракушки на мокром песке.



РУТА


Кто тебя любит сегодня?
Возле зелёного камня
Кони пасутся в загоне
В мареве руты обманном.


Дышат неведомой негой
Диких соцветий запястья.
Кто тебя любит сегодня,
Кто с тобой огненно счастлив?


Волглыми волнами травы
Конских касаются прядей.
Кто будет первым оставлен,
Рута в сиреневом взгляде?


Маревом стелятся к ночи
Вечные тёмные травы.
Выпь с козодем накличат
Боль обречённой отравы.


Трапы корабль поднимает,
Конское мечется стадо.
Станут аукать обратно.
Даже не думай, не надо.


Горькая терпкость отравы
Выпита, допьяна спета.
Кто из нас первым оставлен
До родникового света?


Дышат неведомой негой
Давних признаний соцветья.
Кто тебя любит сегодня,
Кто с тобой счастлив?
Ответь мне.



РАКИТА


Выросли за ночь одну
Ветви ракиты под осень.
Не возвращайся ко мне,
Пусть даже сердце просит.
Осенью рыбы –
ко дну,
Ищут у камня спасенья.
Не возвращайся ко мне
До берегов воскресенья.
Выдохнет сердце тоску.
Сны – это пропасть пустая.
Не возвращайся во сне,
Временна жизнь.
Ускользая,
Тает обманчивый дым,
Водоросли покачнутся.
Полнится сердце другим,
Долгим,
несбывшимся,
чудным.


ФИАЛКИ


Фиалковые лепестки
Умыты ранними дождями.
Что происходит между нами?
Мы оба – пленники тоски.

Сквозь горечь выжженной земли –
Среди золы – мерцают листья –
Крадучись, медленно, по-лисьи,
С надеждою «о! утоли!»


Любить. И не сжигать мосты.
Склониться и промолвить:
"Здравствуй".
Апрельский дождь – дрожат цветы
и замирают дивным:
"Празднуй".



ПОСЛЕДНИЙ СНЕГ


Я с вами тихо говорю,
И Вам меня почти не слышно.
Мне нравится играть в игру –
Неузнанной быть, даже – лишней.


Немного липнет поздний снег,
Снежком бросаю в Ваши окна.
Последний снег, а в стёкла – смех.
Холодный март, и руки мёрзнут.


Совсем немногого прошу
У памяти – как подаянья –
Огня – согреться мне чуть-чуть.
Смешней, наверно, нет желанья.


Шафранным солнцем опалён,
Щегол расправил оперенье.
Взлетел на тополь. Удивлён.
Ну вспомните…
Хоть на мгновенье.



КЛЕНОВЫЙ СОК


И потечёт кленовый сок,
светлея тонкою струёю.
Тоски и нежности поток
я от тебя уже не скрою.


В ладонях –
ветер и рассвет,
и влаги свет, где капли пали.
В коре шершавой – острый след,
ведущий к сердцу сквозь печали.



ЛЮПИНЫ


Люпины, листья разлепляя,
Из вазы глянули вразлёт.
Край выщерблен
и венчик влажен
Посуды глиняной. Соврёт
Хозяйка,
комкая смятенье.
На самой кромке свет дрожит.
И неземное притяженье
Она к ушедшему хранит.


Она хранит его портреты
В запретной папке.
Свет лилов.
Люпины майские согреты
Улыбкой призрачных миров.


Когда туманы наплывут
На луг, где прячутся бутоны,
Люпины, вслушиваясь в звоны,
Печати тайны стерегут.
Они вздыхают –
жизнь иная
Сокрыта за чертой окна.
И только, листья разлепляя,
Взметнётся веточка одна.



ЛАНДЫШИ


а по дюнам плыли ландыши –
безымянный островок.
мы, крушенье потерпевшие
жизненных путей-дорог,


припадали и вдыхали их.
надо ж!
море и цветы!
ландыши,
вы – тоже странники!
кажется,
мы – двойники.



ОСЕННИЕ ЦВЕТЫ


Валерию Гвозду
Кто ищет истину — обрящет красоту;
кто ищет красоту — найдет тщету.
Моше Сафди


Осенние цветы – загадка сентября.
Их прелесть красотой прощальною согрета.
Пылающий костёр, воспоминанье лета.
Среди сквозной листвы – сверканье янтаря.


Смущение улыбки. И лепестки нежны.
Так тихо. Для души в неброском аромате
Сокрыты тайны дум.
Пчелиные пенаты –
Звук ульев смолк –
пусты –
и тишиной объяты…


Над просекою – дым, и пасека прогрета
Последними лучами пронёсшегося лета.
Для тех, кто знает: жизнь – вопросы без ответа, –
Прощальное тепло и упоенье светом.
Для тех, кто слёзы лил за дальним перелеском,
Их золото горит и утешает блеском.



ЛЕС
Людмиле Серовой


I


Лес
Ослепительный,
Багряный,
Лес беспечный.
Дрожит роса от золотого блеска.
Ступаем тихо, утопая. Мох подлеска.


II


Шумящий лес,
Роняющий дожди,
Поскольку листьев опаданье миновало.
Размеренность вплетающий в начало
Обычной жизни –
Празднества не жди.


III


Лес!
Зимний лес – король.
Торжественный и чистый.
Прощальная гастроль
Великого артиста.


IV


Прекрасный лес, ловящий первый снег
О пробуждении мечты лелеет,
О том, что скоро зацветёт лилейник.


V


Нельзя не петь от чувства пробужденья.
И лес такой, что выдумать нельзя.
Пускает стрелы из ветвей, цветя!
И ты живёшь! О миг преображенья!
О, вешняя стезя.


VI


А летом не театр мой лес, а дом.


Сам себя исцеляет лес.
Лето жизни…
Легко вычисленье –
Крик кукушки диктует урок:
– Господь! Не оставь! Не прерви
Лето жизни,
ЛетОисчисленье.


Если песне прерваться легко,
Сгинуть – сердцу, угаснуть желаньям,
Я замолкну на самом краю.
Но деревья твои, оживая:
– Сам себя исцеляет лес –
И создатель, и мирозданье.
– Запиши меня в книгу чудес.
Я, воскресну, приду на свиданье


VII


как в Храм
Войти –
с покрытой головой.
в лесу светлы
и думы, и печали.
и седина листву не увенчала.
как в храм войти –
с покрытой головой.
покойно здесь –
и вольно,
и светло для сердца.
брусничный лист и клёкот сойки – милы.
как женская щека – кора осины
нежна,
прохладен мох со стороны ветров.
прислушиваться –
прижиматься – руки – ветви – врозь…
шептаться, позабыв о том, что вне
древесной жизни.
боль,
безответная любовь.
разгорячённый лоб –
под золото и шёлк
спасительной листвы.
вглубь –
вдох – и ещё,
ещё –
к той,
беззаветной –
ближе и верней –
дарующей покой из глубины ветвей.


как в Храм войти – с покрытой головой.



СОНЕТ ПЕРЕВОДА


Истинный оригинал – до оригинала.
В. Микушевич


Не задано – воистину дано.
Так – слово, обжигая новизной,
В самом себе – и образ, и сюжет.
На свет – переведи,– где ждёт сонет.


Сок винных ягод брызжет и хмелит.
Бренчанье быстрых ранящих рапир,
Трагедий шум, кривляние шутих,
Огонь Нерона, охвативший Рим.


Переведи – гудит из всех щелей.
Слепой Гомер протягивает трость.
И Самуил на волосы елей
Давиду льёт – пред Богом. Слово – гость.


Божественная суть и связь времён.
О, Слово! Всё в тебе одном.



ВЫСОКО


А ласточки здесь мчатся высоко –
Поскольку небо над предгорьями глубОко.
Не торопись, душа моя, до срока
Познать безумие и жизни торжество.


Не торопись. Тебе ли ремесло
Безмолствовать, свивать седые пряди,
Забывчиво шигрени ткани ладить?


Тебе, душа моя, в ладье не тесно?
Ещё просторно и светло в груди.
Войди в покой – что будет – неизвестно.


За ласточкой следи, душа, воскреснув –
Дарованы Господни письмена,
Где ветрено, высОко и весна.
Войди в покой – что будет – то чудесно.



ЛАСТОЧКЕ

О, научи меня летать,
Лесная ласточка-летунья.
Мир – на пороге полнолунья,
А мне с тобою – благодать.

О, научи не помнить боль
От поражений,
верить в праздник,
Ошибки почитать за знак
Всепримиряющего знанья.

Молчит высокая сосна,
И ты легко над ней взмываешь.
В лучах тропа – красным-красна.
Неистребима жизнь земная.

Всепоглащаюшая боль
Утихнет пред размахом крыльев,
Любви спасительная роль,
Когда Господь глаза открыл ей.

Душа раскроется светло.
Тебя почти не видно в небе.
Как много жизней пронеслось
Под твой неугомонный щебет.



ЧИТАЯ ШАГАЛА


I


Когда забыли мы о нежности,
Спасительный явился снег.
Он плыл над белой бесконечностью,
Касался утомлённых век –
Вежд – в прошлый век сказали бы.
Казалось, рухнул небосвод.
Преступники с тобой, но алиби –
Снег очищающий плывёт.
Да, Божий снег, всепоглощающий.
Мы убелённые стоим.
Прошу, не умолкай, читай ещё
Слова метельные любви.

II


Влюблённость.
Снег.
Полёт Шагаловский.
Сюжет, где Белла на холсте,
Где новобрачный поезд витебский
И синий свет дрожит в горсти.
Такое – только в первой юности –
Чтоб незабудкой снег сиял!
И Жизнь, и Смерть –
всё в неизбывности
Еврейской скрипки – Бог подал.
В плену у счастья безответного –
Где родина одна – любовь –
Как пахнет небо первоцветами!
И Бог сказал: «Не прекословь».


ЗИМНЯЯ ПЕСНЯ


Вот и всё.
Ледяные берёзы
Обречённо трещат на ветру.
Замерзают ладони. Ни разу
Мне так не было горько.
Бреду
Ледяною озёрною кромкой.
Тихий посвист синичий ловлю.
Над бесснежной тропой – иней колкий.
Ты забудешь меня к февралю.


Нам с тобою ни рая, ни ада
Не делить в этой жизни чудной.
Вот и всё.
Киноварь верхогляда –
Снегиря над твоей головой.


Вот и все. Успокоиться рада
Память-призрак.
Щемящий покой
Над озёрною стынью.
Не надо
Окликать и махать мне рукой.



В НОВОСТРОЙКАХ


По морозу пройти – ах как любо –
Ни о чём не жалея глубоко.
Разлетайтесь, мои душегубы –
Одичалые стражники-строки.


И когда на берёзовый иней
Упадёт вечереющий свет,
В новостройке высотки иные
Вспыхнут линзами окон в ответ.


Они лучше узнали смиренье,
Чем людской суетящийся род.
В ожиданьи потех новоселья
Целофанным крылом бьют фокстрот.


Отложи свои терпкие книги,
Одинокая птица-душа.
Посмотри, как сплетает вериги
Лунный свет на уснувших домах.



СЕГОДНЯ Я СПУГНУЛА ЦАПЛЮ


Сегодня я спугнула цаплю.
Над болотинкой свет зелёный
Стекает, словно по запястью
От рукава небес к подолу
Лесному.
Сумрак в одночасье
Затрепетал, разъединённый.
Сегодня…
В ожиданье счастья
Стою в лесу заворожено.



СЕРЕДИНА ЛЕТА


Как распознать – где середина лета?
На улице Цветочной – благодать,
Но пряный дух морковного сонета
Упрямо возрастает.
Вслух читать


Сухие письмена стерни колючей,
Где васильки приглушены слегка.
И ничего на свете нет дремучей
Осеней жажды стылого глотка,
Когда лакает глоткою раскрытой
Осенний лес и ливни, и ветра.


Но лето плавно
плещется в корыте,
И синь купает
васильки с утра.



ТАК БЛИЗКО МОРЕ


Так близко море к сваям подошло.
Под променадом
камни холодеют –
Своим умом неодолимо мерят
Соленоварен боль и ремесло.


Большая пароварка – море,
И каждый камень в ней находит место.
Всклокоченные гребни месят тесто
Хлебов береговых.
В такой опаре,
В такой бушующей огромной пене
Смывает валуны
И нет предела
Песчаной буре, льющейся на тело
Высоких дюн,
Светящихся, как дыни.


А ты, мой дом, заброшенный отныне,
Вдали от моря
Старься и безмолствуй.
Поскольку здесь – лишь только здесь
У дюн и мола –
Возможно петь –
Как пел Давид в пустыне.



НА МОРСКОМ БЕРЕГУ


Кто-то промолвил: "Ях...",
выдохнул боль строки.
В тёмных твоих ветвях
плакали корольки.
Карие берега, вереск, тропа шуршит.
Издавна здесь живут песни моей души.
Вересовые леса тянутся на залив, *
я прихожу сюда боль мою утолить.


А над волнами свет – кадмий и бирюза,
вспыхивают огни! –
радость во все глаза.
Пляшет над морем день. Ветрено.
Без следа слёзы ушли.
Зачем роптать прихожу сюда?
Видимо, не могу
долго бывать одна.
Море влечёт меня –
счастье –
глоток вина.
Видимо,
здесь вольна
боль разжимать тиски
памяти горевой,
дальней моей тоски.
В хвойных густых ветвях
плакали корольки.
_____________
* Верес – можжевельник.
Вереск – цветковое растение.



КОРОТКО ПОСТРИЖЕННЫЕ ИВЫ


Коротко постриженные ивы
Ветками воды не достают.
Вот и я была с тобой строптива,
Не ценила нежности минут.


Мимо проплывают в узких чёлнах
Девушки, роняющие смех.
В час, когда ты пел о синих волнах,
Я не знала, что ты лучше всех.


Я смеялась, глядя на течение.
Голос твой терялся в облаках.
Мне казалось: просто совпадение –
Быстрая река
И певчий птах.


Жавронок не знает о потере –
Проще бы тогда –
Не вить гнездо.
Ты был лучше всех, но этот берег
Время пеленой заволокло.



КЁНИГСБЕРГСКИЕ ЛИПЫ


Кёнигсбергские липы в преддверии
пылком,
Полонили аллеи до Фуксбергоштадт.
Ах...
Здесь выстукивал тросточкой Гофман
когда-то,
Затихали шаги над брусчаткою гулко.


Новой сказки сплетались сюжеты
мгновенно
О влюблённом Ансельме,
о бренности жизни.
Ветерок наплывал на террасу таверны,
Волшебство рассыпал над заглавием
книжным.


Кёнигсбергские липы
в преддверии пылком –
Здесь выстукивал тросточкой
Гофман когда-то.
Колесят теперь франты-студенты
с ухмылкой
И почтенные старцы внимают курантам.
И на башенный свод наплывает
всё тот же
Свет румяно-медовый,
закатно-последний,
Заливая витражные стёкла
Вальяжным
Осознаньем покоя и мирного лета.


А в соборе всё те же играют токкаты,
И такая же липа цвет, кружевница.
Здесь выстукивал тросточкой Гофман
когда-то.
Посмотри, не сегодня ли чудо случится?



ТРАМВАЙ «ПЯТЁРКА»


Тумана серое урочище,
В нём растворяются шаги –
И парные, и одиночные.
Туман, туман, вокруг ни зги.
Мизгирь ли бросится за неженкой –
За снежною своей красой.
Трамвай «пятёрка»
Звякнет
Сдержанно.
Туманный берег
За кормой.



АКАЦИЯ


Зачем, акация, так рано
Прельстилась шелестом весны?
Бурьяны выпукло и странно
Вкруг бузины кольцом сошлись.
Сошли весёлые погоды,
Неделю грозы предрекли.
Непредсказуемо-свободно
Раскрылись ветви-мотыльки.
Перебирая шелест грома
Ушедшей ветреной грозы,
Дрозды
встревоженно
угрозы
Тянули.
Медленно ползли
Свинцовые громады-тучи.
Сад утучнённо изнемог.
Акация склонила грозди
Среди кладбищенских дорог.
Зачем, Поэт, уходишь рано,
Перешагнув сомнений круг?
Вне времени, обид, обмана
Слова, не сказанные вслух.


КЁНИГСБЕРГСКАЯ СИРЕНЬ

В. Перцеву


Был майский свет.
И мокнул куст
От влаги бесприютной.
Сирень запёкшейся слюдой
Прокрадывалась в утро.
От шелестенья чешуи,
Нырявшей в дно проулка,
Она казалась мне сродни
Рыбцам, плескавшим гулко.
Так ловко плавала сирень,
Уловки обнажая.
И шелестело море звёзд
До середины мая.
Я спрашивал:
– Зачем, Сирень,
Заходишь в тёмный невод –
Быть невозвратным –
И не лень –
Врастать в чужое небо?
Я не принёс тебе букет.
Мне было жаль смущённых
Ветвей, склонившихся в ответ,
Плывущих в тонких чёлнах.



И НЕЗАБУДКОЙ ПАХНЕТ СНЕГ


И дышит новою влюблённостью
Упавший ночью тихий снег.
От веток синих по наивности
Он принял тени в свой ночлег.


Над городами, перелесками
Он плыл свободно и легко.
Сначала робко. Но неистовый
Разбег был взят, и колесом
Вдруг завертелся воздух.
Пристально
Смотрел, читал и перелистывал
Подшивку старых сказок лес,
Пока во мраке не исчез.
Он знал о чуде из чудес,
Мечтал о самом нежном снег –


О том, как славно быть неузнанным,
Входить на ощупь в каждый дом.
Взметались крылья – руки юные
Скрипачки с тоненьким смычком.
Он снизошёл.
Летел над просекой.
И светлой становилась мгла.
Остановиться не могла
Огромных хлопьев кутерьма.
И что теперь ему сомнения
И трепет стынущих ветвей?
Небрежною причудой гения
Ткал серебром руно.
Смелей,
Смелее кутал и примеривал
Подвески – жемчуг и алмаз.


Где приглушённо краски алые
Сошли на нет – лишь бледность лоз,
И чёрно-белая,
и плавная
Являлась графика берёз.
В долине куст горел шиповника
И кружевами трепетал.
Сердца томились у любовников
В плену у нежности.
Сиял,
Аквамарином разукрашенный
Морозный воздух – зимний дух.


Как пахнет небо незабудками!
Какое счастье молвить вслух:


– Да! незабудкой веял снег!
Всё палантином укрывая,
«Жизнь-смерть, жизнь-смерть»,
– предвосхищая.
И ускоряло время бег.


О, если бы и я, как снег,
Проникнуть мог в пределы тайны.
Войти легко, необычайно.
Я совершил давно побег.
И я стою перед тобой,
Стою коленопреклонённо,
И пылкие слова шепчу,
Не сомневаясь и влюблённо.


И всё бело, светлеет вмиг.
Я искренний, как этот снег.



КОГДА Я СЛУШАЮ ЧЮРЛЁНИСА


Когда я слушаю Чюрлёниса,
Я становлюсь его сестрой.
Когда бреду под сенью осени
Под звуки флейты золотой.


Когда под ноги ветер ластится
И приклоняется трава.
Мой Константинас,
Сага странствия
Рождает новые слова.



ТИХО-ТИХО


Тихо-тихо, робко-робко подошла.
Будешь ли мне рад сегодня?
Не нашла
Слов –
Но шёпот –
Только шёпот –
Ивы плеск –
Плавно-плавно опадает тонкий лист.
Над осеннею излукой
Выпь молчит.
Тёмных вод
Глубокий омут –
Омут глаз твоих.


Ветер ночью ветки гнул – к утру затих.


Тихо листья лягут на зеркальность вод.
Будешь ли мне рад сегодня?
Пить
Твоих щедрот
Мёд
Пришла, потупив взгляд.
Будешь ли мне рад сегодня?
Будешь рад?



НАСТРОЕНИЕ


НМ

Мы достанем вазы
Для цветов весенних.
Глиняные, светлые,
Словно настроенье.


Эта – для подснежников,
Эта – для фиалок,
Эта – незабудковая.
Трогай их руками.


Прикасайся нежно,
Как весна к пустыне.
Наливай в кувшины
Цвет небесной сини.


Не расплещет небо
Ни росы, ни стыни.
Подарю фиалки
Для моей любимой.


Цвет небесной сини
Наливай в сосуды.
Для тебя, любимая,
Время неподспудно.


Прорастает время
На поляне смирно
Пахнет время мёдом,
Ладаном и смирной.


Было в жизни много
И ветров, и ливней,
По весне растаял
Серебристый иней.


И нежнее солнце
Долгой жизни нашей.
Соберу подснежники
Для тебя, Наташа.


Не сдержать нам годы,
Ни одной минутки,
Но сияют синим
Звёзды-незабудки.



ЛИСТВЕННИЦА


ТЫ
Становишься тенью.
А я – продолженье твоё, единственное.
Потому что некому в мире носить твоё Имя.
Ветви у лиственницы тянутся вверх
и расходятся в стороны.
Лиственница…
Мягкая хвоя.
Я прикасаюсь к коре рукою.
Ковёр под ногами игл, осыпавшихся Плавно.
Помнишь, ты учил меня плавать?
Помнишь, велосипеда восьмёрки.
Я в детстве не плакала, даже если
Ссадины были и больно.
Даже если мальчишки били прутом.
Маленький брат двоюродный
На выручку вёл тебя – они разбегались.
Хвоя осыпается плавно.
Мягкие иглы из золота.
Залиты светом дома, окна.
Кто-то потенькивает.
Это к зиме синицы ищут приюта.
Не улетают зА море.
«Тень-твоя-Тень-твоя»


Знаю давно,
нет меня в мире глупее и горше.
А помнишь, ты приносил горошины
Шоколадные, внутри с миндалём .
И было мне пять, а может быть, три.
Всхлипываю иногда.
Как хорошо, когда ты
Пристёгивал ремень к двухколёсному
И вёл меня, как поводырь,
Чтобы не падала.
Провожу рукой по шершавой коре, Обнимаю ствол.
Надо же!


Читала: «древесина качества высочайшего,
смолистая, упругая, твёрдая,
чрезвычайно прочна против гниения,
однако, её высокая плотность
создаёт проблемы в строительстве,
причём с высыханием
плотность повышается настолько,
что в неё невозможно забить гвоздь,
а из старых досок забитые гвозди
уже невозможно вытянуть,
так как рвётся металл,
кроме того, доска из лиственницы достаточно тяжела и смолиста»


Перелистываю, перелистываю
В памяти вёсны-зимы.
Переворачивается время,
А мы ранимы.
Гонимы тоскою.


Осенним ветром развеет
Ковер тонкорунный, иглосотканный.
К стволу прижимаюсь, как вертишейка,
С корой сливаюсь.


Сливаются реки,
озёра мельчают и превращаются в плавни.
Помнишь?
Ты учил меня плавать
Я ведь, как рыба в воде, папа.


Ты
Становишься тенью.
Я – продолженье твоё,
единственное.
Потому что некому, кроме меня,
носить твоё имя.



К ОКЕАНУ


– чем мы, Миша, живём?
Чем мы, Миша прекрасны?
О. Чикина "Дронт"

– Позволь мне быть поводырём.
Скорей!
Я вижу океан. Так слышат чуткой кожей
Вечерний бриз кочевники стихий,
Морские голуби. А мы вдвоём.
Не знаем друг о друге ничего,
так что же.
– Позволь мне быть твоим поводырём.

– Позволь мне за руку тебя держать,
Когда волна накатится с угрозой.
Морские гряды ни пахать, ни жать –
Распахнут океан! А нам не будет розно
Глядеть на розовеющий закат.
Нам будет весело, и солено, и слёзно.


– Послушай, ты мой самый-самый! Брат!
Вдыхаем полной грудью бриз.
Серьёзно,
Серьёзно, Миш! Нью-Йорк так далеко,
Моё судёнышко из бересты, бумаги.
Но мы с тобой бесстрашны.
Мы легко
Расправим крылья,
мы полны отваги.


И рёв стихии, и жестокий рок –
Всё нипочём.
Какой же ты вихрастый!
Давай прицепим шторм на поводок,
Он будет грохотать и повторять нам:
«Здравствуй!»


Ещё вчера с тобой мы были врозь
И не пускались вплавь за Моби Диком.
Попутный ветер, и закат, и жизнь,
Которая вольна на побережье диком.


И запах водорослей, и лукавый краб,
К норе бегущий быстро правым боком.
Спасибо за подарок
«жить взахлёб»,
По-океански, трепетно, глубоко.


Пойдём, мой друг Мишель, пойдём,
пойдём!
Позволь мне быть твоим поводырём!



Я – САМОЗВАНКА


Я – самозванка, я схожу с ума
От приближенья к призрачным
высотам.
Ночь распахнула звёздные врата
И пчёлы-звёзды мёд приносят в соты.
Я бы лучи луны свивать могла,
Дверь распахнув,
взлетев над изголовьем,
Прясть золотые лунные шелка.
О если бы любовь моя не жгла
И не томила сердца сладкой болью!
И, не смущаясь, я на грудь тебе
При всех бы бросилась …
В слезах, не прячась.
О, если б ты – мой брат, и ты – двойник!
Я бы к тебе припала. Приникают
К источнику соцветья резеды,
Склоняются, от влаги тяжелея.
Я бы пошла – слепая – за тобой –
По звуку приближаясь – следом.
Колючие холодные ветра
Меня не испугают. Рядом
С тобою быть – незваною.
Незванной…
Звенят ночные лунные ключи.
Я – самозванка,
От тоски сгораю.



КОЛЫБЕЛЬНАЯ С ОЛЕНЯТАМИ


а можно:
ты будешь сыночком
моим?
мы заварим чая,
я буду поить по-глоточку
тебя, золотого,
отчаянного,
баюкать:
усни на моих коленях.
шептать тебе стану тихо
о смелых лесных оленях.
детёныши их красивы,
пятнисты,
в тени деревьев
от зноя укрылись,
ветер
осины листву листает.


и если ты спросишь о рыбах,
что бесконечно блуждают
в тёмную заводь,–
отвечу:
– Что делать, мой милый?
На то они рыбы, чтоб плавать.
Однажды домой вернуться.
Все возвращаются… Знаешь?


мы отодвинем чашки
пустые
и блюдца.
месяц
внимательно в окна смотрит.
мятой и мёдом пахнут
картинки в старом журнале.
шуршат прибрежные травы,
камыш, тростники…
предвкушая
влажные спелые пажити,
важенки* тихо ступают.
важно рога поднимает
вожак оленьего стада,
за ним –
оленята.


ночь
тихо
сиреневый
полог
качает.


_____
*важенка – олениха (северные олени)




К СЕРДЦУ ЛЕСНОМУ


Тайные тропы потеряны –
Путь муравьиных минут.
Тайные входы на дереве
К сердцу лесному ведут.
Ворохом
Ветхозаветнейшим
Листьев
Раскрылось крыло.
Это хоромы светлейшие
Лес открывает светло.
Мохом поросшие лесенки,
Ставни у самых корней.
В недрах лесной жалости –
Всё, что врачует верней.
Боль обветшалого мира,
ной.
Лес – исцеления весть.
То, что к спасенью давным-давно
Бог приготовил – и есть –


Дом, где высокие буки
Плечи расправили.
«Аз,
Веди, глаголь и буки», –
Ветер пускается в пляс.



ВРЕМЯ СОБИРАТЬ ИВАН-ЧАЙ


Время собирать иван-чай,
Клевер и плоды земляники.
Входишь в лес – как в сонный причал,
Где волной баюкает блики,
Где усыпан сотнями брызг
Солнечный гюйсшток – дуб зелёный.
Нежится, разморенный вдрызг
Хмель, к ветвям пустивший лианы.
Хмелем коронованный ствол,
Крону превратил в верхний марсель.
Шкипер, шкипер, правьте в атолл.
И дрозды влетают на мачту.


Если бы нырнуть с головой
В стаю этих птиц, очень важных!
Только не хотят на постой
Принимать дрозды.
И…
вальяжно
Сквозь валежник, так, невзначай,
Пробираюсь, тропы отринув.
Время собирать иван-чай,
Листья погружая в корзину.



А МЫ ИДЁМ ДОРОГОЙ ТИШИНЫ


А мы идём дорогой тишины,
Раздумий, погружений в птичьи трели.
Здесь нет следа безудержной вины,
Не шелохнётся лист осины белой.


Здесь можно черпать тайны из ларца
Природы, ожидая вдохновенья.
Так юноша, не знающий венца,
Целует щёки милой в умиленье.


Так, долгожданным радуясь плодам
На вишне, обагренной зноем,
Ребёнок тянет руку.
«Аз воздам»,–
Сказал Господь. И мы терпенье знаем.



ОПЫТ

Две жизни мне даны, и смерти –
тоже две
Эрнст Чудов


Есть опыт влажных трав, есть опыт
умиранья.
Бегущая на свет из муравьиных нор,
Печалится тропа, обременяет знанье,
Свивается сюжет, восходит приговор.


Рождается роса и окропляет камень,
И никнет в полдень злак,
встревоженный косой.
Есть умиранье трав, и опыт
прорастанья.
И первозданных нив забудется покой.


Но вспыхнет тонкий луч –
прощанье неизбежно –
И память побежит израненной строкой,
Чтоб воскресить на свет –
и то, что невозможно.
Из раннего.
На свет.
Мой зяблик неземной,



Есть прорастанье трав
И умиранье света,
И плещет тонкий луч
Сквозь омут золотой.
Когда б ни родились,
Ни вспомнили ответа,
Подстерегает смерть закатною чертой.


Есть опыт первых трав, и опыт перелёта.
Мой зяблик золотой, свивается сюжет.
Когда ты прилетишь –
Встревоженная нота –
И брызнет юный лист
Во влажный тёплый свет.


Когда ты прилетишь…
Рождается весенний
Из горла твоего
Необозримый свет.
Ты вспомнишь опыт трав.
И опыт сожалений
Да не придёт на ум
Как зимний долгий бред.



СОЗДАТЕЛЬ


Геометрия чуда
Проявляется всюду –
И в болотной коряге,
И мраморном своде.


Мастер вёл многотрудно,
Обливал терракоту.
Опрокинулись ступы,
Блестя позолотой.


А в замшелой канаве
Цапля выгнула шею
И взметнулась в оправе
Лучей-украшений.


Там алмазные брызги –
Череда светотеней –
Изумрудные ряски
Раздвинулись ленно.


Первозданная плавность.
Чей резец был искусней?
Чей полёт стал изящней,
Орнамент воздушней?


СВЕТ ИЮНЬСКОЙ ИГРЫ


– ты – мой Лес.
над тобою – звезда,
нет – трёхзвёздник,
как трилистник у клевера –
только с листа.


черновик сложен вдоль-поперёк –
оригами.
ожидает кораблик судьбу у пруда.


слишком сладко и смольно у сосен в бору –
сны июня
шелестят,
ускользают щепоткой опавшей коры.


– подожди пассажиров, любимый кораблик,
открываются шлюзы и волны бегут.
свет июньской игры,
светотени растут –
освещённый кораблик
пускается в путь.



ВМЕСТЕ


прыгнем вместе –
свист в ушах и шум
сумерки сгустились над рекой
здесь у звёзд особенный маршрут –
тают в волнах огненной строкой


знают звёзды длительность веков
чужд им крик отчаянья
покой
только у влюблённых дураков
стынет сердце нищенской тоской


только у влюблённых
вкус реки
входит под язык
а там – кимвал
прыгнем
вместе
помыслы легки


кто-то реку долго целовал
плакал
вышел на берег сухой


страх паденья?
крылья над водой



АВТОПОРТРЕТ


I


Запах валерьянки среди ночи
Сердцу не поможет.
Что ещё?
Выплесни на сахар тридцать капель.
Выйди –
Забери ключи –
В окно
Выброси – ко мне не возвращайся –
Сердцу – бесприютно и темно.
Расчертила эта ночь на части
Холст судьбы.
Как будто полотно,
Разлинеено углём пространство.


Забери подрамник,
Мастихины,
Забери забытый тихий свет.
Словно перепачканные кисти –
Счастья перечёркнутого след.


Забери израненное сердце.
Мне оставь один автопортрет.

II


Одна из всех
Вошедшая без стука?
Покинувшая утлое жильё?
Беглянка я.
Теперь ежеминутно
Взираю на величие твоё.



БЕЗОРУЖНОЕ


Мой Цхинвал, безоружный и гулкий,
Я волной захлебнулась твоей.
В безутешном брожу переулке.
Август высветил траур ночей.
Крупных звёзд многоликая сила
Не способна тебя защитить.
Наклоняются ветки уныло
Над камнями безумия. "Пить", –
Молит раненый. Видано ль дело –
Расплескать... И не дать утолить.
Анатолий растерзанных тело.
Бред троянский. Ахиллова плеть
Лупит по миру – рваные раны.
Мой Луганск… Ковыли полегли.
Долгий путь, обречённый и странный,
Лай звериный.
И дети в крови.



СУМЕРКИ НАД КАНАЛОМ


Снова сумерки над каналом.
Загорается тёплый свет.
Знаешь, завтра –
Ни много, ни мало –
День один –
И найдём ответ.


Окольцованы мы, птицы –
Возвратимся в родной приют.
В сладком мареве –
Половинчат –
И надтреснут – как спелый арбуз –
Отражённый в канале замок,


Отражение волны нянчат.


И когда предрассветное солнце
Тихо вынырнет из пруда –
Мы обуем с тобой сланцы,
Мы дорогу найдём без труда.
Низкий берег, заросший осокой –
В воду прыгаем – короли.
Береги себя, мой хороший.
Ныне, присно, и в дальней дали.



ЛИВЕНЬ


I


Прикоснуться к Вам нельзя,
Заглянуть в глаза нельзя,
И над Вами распахнула
Крылья синяя гроза.


Ветки хвойной ворожбой –
Божья помощь – стали в бой –
Колкий выставили зонт,
Защитить пытаясь
от
Хлынувших небесных вод.


Этих веток маскарад
Спрятать мир ненастный рад.
Крохотные мыльники
Под ермолкою вымокли,
Веки сонные сомкнув,
Над ресницей – перламутр.


А за ветками – ни зги –
Ветер выверил изгиб
Тонкоствольных топольков.
Свистнул дрозд – и был таков.


Я бы скрыла от дождя
Всех лесных жильцов.
Нельзя
Приближаться к Вам, нельзя.
Заглянуть в глаза нельзя.


II


Многие тебе служили –
Вот теперь и я.
Небо разукрасил огненный Илья.
Молний серпантины
Берег стерегут.
Если скроют звёзды
В шелесте минут –
Я за ними брошусь – звёзды соберу.
Я не знаю страха – с грозами дружу.
Горные каменья устилают дно.
Хочешь?
В бриллианты превращу?
Давно
Сердце моё отдано Светлому – тебе.
Разметались ливни в белом серебре.



ОЗЕРО


I


золото первой листвы
просвечивает между грабами.
ранишь меня,
ранишь ты
молчаньями грубыми.
лучше бы слово сказал.
вспыхнули ветви цветами.
в зеркало вод глядят
серёжки, пыльцу роняя.
Озеро, расскажи –
что
между нами?


II


Гладь воды спокойна и прозрачна –
Дышит, как младенческая грудь.


Озеро вобрало берег мрачный –
Осветило тайной перламутр.


Свет струится из небесной чаши –
Тем, кому неведом –
Отразит
озеро-зерцало.
В донной чаще
Плещется небесный лазурит.


Тихие кувшинки листья тянут.
Солнца луч неспешно серебрит
Глубь воды –
Игра и бледность глянца.
Берегом плотвица прошуршит.


Нежная купель желаний тайных.
Полнится сиянием волна.
Как найти мне строки для признаний?
Поглядим в глаза, забыв слова?


III


души моей тихий отрок
радуг малюет выси.
держись – говорит –
не бедствуй –
мало ль тебе поднебесий?
видишь? –
склонились ивы
к озеру –
ветви полощут.
будут тебе разливы.
не торопись на ропот.



ИГРА


Когда я выйду из игры –
А ты узнаешь в одночасье –
Узнаешь по потере счастья.
Гончарный круг покинет глина,
Вздохнёт камин. Неторопливо
Поднимется и выйдет пёс
Из комнаты.
Но мой вопрос
Останется.
–Я…
Руки в глине.
– Не уходи, – огонь в камине.
– Как ты узнаешь – в одночасье –
Узнаешь о потере счастья?


ВРЕМЕНА


I


будущее время –
«то ли ещё будет?»


в круговерти странной кто тебя осудит,
нежностью поманит, сердце счастьем ранит?


выплакаться вволю – после обещают.


II


открываются жизни шлюзы –
начинается время иллюзий,
время влюбчивых ожиданий,
вздохов ветреных,
обещаний.


III


кто крылом тебя коснётся?
кто заплачет над тобою?
время прошлое – тоскою –
только птицею вернётся.


ДУБ-ЗИМИНЕЦ


... дуб-зиминец!
А. Вознесенский


Я взвиваюсь – ты сияешь –
Ветви – сомкнутые крылья.
Зависть-молния пылает –
Убивает.


Дуб-зиминец, я забуду
О кручине грубых веток.
Дух земли тебя разбудит.
Слишком долог,
Слишком меток
Век коряжистых разметок.


Криком сойки оголтелой
Глохнет дальний гул громовый.
Молча я теряю тело.
Молний свет смиряет душу.
Положу печать на губы.
Дух, замри – раскаты слушай.
Мне веселье пред грозою.


Ливень рухнет рьяно в трубы –
Всё сметая, боль и небыль –
Воды – вёдерной струёю.
Дуб-зиминец,
Мне – на небо.
Молний треск ловить по следу.


ЗЫБКО


I


Зыбкое мерцание лунной колыбели.
Что хотят поведать звёздные метели?


II


Ах, какие чёрные взгляды у мужчин!
Танцевать лезгинку вышел в круг один.
Вкровь метаться коршуном от зыбки до седин –
Сам себе хозяин – грозный господин.


Женщине – быть ланью от зыбки до седин.
Войны – как затмение незыблемых светил.


III


Предоставьте спутнику право быть собой.
Солнце дайте спутнику – быть самим собой.
Что за наваждение – Лунам жить во мгле?
Света дайте Лунам – сеять на Земле.


IV


Что хотят поведать лунные метели?
Зыбкое мерцание звёздных колыбелей.



ЛЕЗГИНКА


Что тебя пьянит?
Танец и вино.
Древняя стихия с нами заодно.


Грудь терзает сокол –
Стонет Прометей.
Это
Жар лезгинки
Сердце жжёт в огне.


Хмелю нет предела
Мчится конь гнедой.
Белые вершины
Высятся стеной.


Солнце скалы лижет –
Пламенеет лёд.
Время льёт без устали,
Но оно – солжёт.


Жалость Прометея –
Скорый суд суров .
Не всегда героям –
Выше облаков.


Выхватить у времени огненный росток.


Коршуном метаться –
Жизни суд жесток.
Окрик над ущельем.
Возведён курок.


Выхватить у времени огненный родник.
Не всегда герою
Место средь живых.
Выхватить у времени самый нежный стих.


Коршуном метаться – пропасть под ногой –
Коршуном воскреснуть – ветер за спиной.
Выхватить у времени песню о любви.
Там, где крылья танца – власти нет судьбы.



СОНЕТ ПОЛНОЛУНИЯ


Мёдом пахнет полнолунье.
Губ твоих медвяный запах.


Прилетали Огнь-Птахи,
Золотые, крылья луньи,
Оперения – рубины.
Выгнув шеи, говорили:


– Кто красивый? Кто всесильный?
Нет, не тот по сердцу милый.


Кто стремительной походкой
И пронзительностью взгляда
Твоё сердце сделал кротким –
Тот, с которым слов не надо.


Так бывает в полнолунье –
Свет медовый, ночь – ведунья.



ФИЛАДЕЛЬФУС ЦВЕТЁТ


Сто звёзд зелёных плывут над зелёным небом,
не видя ста белых башен, покрытых снегом
Ф.Г. Лорка


город моря, ветров и разлук
лепестковым пленён божеством.
я коснуться боюсь белых рук –
слишком хрупко цветов торжество.


Филадельфус – шепчу – Филадельфус –
брат бездомных ночных сторожей,
устилающих тёмные верфи
белой пеной.


орда площадей.
ножевая смертельная рана –
брызжет нА берег факел-закат,
загорается искрами пьяно,
мачта –
кренится. но во сто крат
бледность листьев луны леденит.
в ней –
забвенье заснеженных Альп.
– Филадельфус,
любовь – злой магнит,
её склоны – в следах диких лап.


– прикасайся ко мне наготою,
открывай первородство как данность.
целомудрие.
хрупкость.
– не тонет
древний айсберг –
над городом
править
выпал шанс.


пробил час – сердце правит
прегрешения –
ветер сметёт
шелуху лепестковую.
тает
айсберг-свет –
Филадельфус цветёт.



ПЕСНЯ СВИДАНИЯ


Аистник и цикута
В моём поселились дому.


Таис Афинская груди
Тёрла цикутой.
Возьму
Лучших олив – смешаю
Растёртый сандал, маслА.
Будет упругой кожа.
Чтоб ты меня не забывал –
Брошу в вино корицу,
Гвоздичное семя,
Мускат.
ЗвОнка игра браслетов.
Ты притворишься, что рад
Выпорхнуть из объятий.
Но сердце твердит об ином.
Смотришь, склоняясь, с прищуром,
Гордый токующий птах,
После зимовки длинной
Гнездовье нашедший своё.


Аистник и цикута вовсе здесь ни при чём.



ПЕСЕНКА У КАМИНА


Огоньки догорают камина,
Осыпаются пеплом слова.
Будет жизнь и проста, и невинна,
Будет долгая нежность права.


Буревестники стаями встали,
Над
Гольфстримами
стынет тепло,
Несказанные высятся скалы,
И вскипают признанья светло.


Небеса открывают просветы –
Огоньки ожиданий.
Ни зги
За порогом аукают ветры,
А в камине – поют угольки.


Тихой песнею полнится сердце,
Бури в дальней притихли дали.
Над Гольфстримом взлетают созвездья
Долгожданной заветной любви.



ОБЛАКА НАД ПЮХЯСЕЛЬКЯ


Умещаться в ладонях твоих!
Как мне этого счастья хотелось!
Опечалился ветер – неузнанно стих
В заколдованных травах по пояс.


Неприглядна дорога осеннего дня.
Возле лужи –
озябшие лозы.
Не полюбишь меня никогда.
Ожиданье зимы и мороза.


Скоро панцирем крепким
сомкнётся река,
И смятенное кружево устья,
Лебединое Пюхяселькя.
Как хотелось мне этого счастья –
Потеряться в объятьях.



ЛЬЕККЬО


На болотах цветёт багульник –
Белой лентой плывёт аромат.


Не ходи на болота –


Безумник
Там четвёртую ночь подряд
Топчет мох
И
Вдыхает боли –
Потерялся в тумане след.
Оглянуться б ему – не боле –
Но бормочет огням в ответ:


– Льеккьо,
Льеккьо,
Верните душу,
Нелегко
Без души
Блуждать.


Не вдыхай, мой любимый, багульник.
Вспоминай про свою благодать.
_____________
* – Финны называли блуждаюие огоьки на болотах – «льеккьо».


АЛЫЙ ИБИС


Алый ибис в предгорьях Перу.
Прощай моя радость,
Прощай.
Свил гнездо на ветру.
Меня забывай.


В перуанскую дудку свистеть.
Меня забывай.
Ай.
Сокращая время на треть -
Ай - йай -
ЙАй - ма - рА-


Пересохших озёрных зеркал.
Прошло моё время.
Чёрный ил к перу не пристал.
Ай. Ибис взлетай


Помнить не обещай.
Помнить не обещай.
Помнить не обещай.



НЕФЕРТИТИ


Египет в дрёму погружён.
Сеть одиночества безмерна.
А где-то добрые бобры
Ткут лунный ситец в утешенье.


Прохладны воды сонных рек.
Омоют гроты наваждений.
Уносит эхо – "имярек",
Дарованное при рожденьи.


Не ждать, промолвив «уходите» –
Ни жарких песен, ни объятий.
На берег вышла Нефертите,
Снимая ситцевое платье.


СКАЗКА


Я тебе принесла гранат,
сладким соком брызнули зёрна.
В старой сказке Моревне грозной
захотелось любви познать.
Позабыла
на месяц
сечи.
В белоснежном шатре укрывалась
с царским сыном,
Иваном,
венчалась –
умащала елеем плечи.
– Я люблю тебя, Марь Моревна,–
ей царевич Иван говорил.
Так и я повторяю древне:
– Я люблю тебя,
нет сил.


ТРОПОЮ ХВОЙНО-ЛИСТВЕННОЙ


Прощай,
Мой очарованный,
Другою в лес ведомый.
Там птицы окольцованы.
Там зори бирюзовы.


Уходишь в край невиданный,
Причудами богатый.
На мох ложатся ягоды –
Бесшумные агаты –
Чернее ночи бусины
И слаще уговора.
Моя подружка русая –
Коварней –
Нету вора.
Теперь вы с ней повенчаны,
Над вами – ель и вереск.
Проходите –
пригубленный,
Росой покрытый берег.


Зачем мне мука древняя,
Изглоданная лисами?
Уйду
Из этой хижины
Тропою
Хвойно-лиственной.



В ПЛЕНУ У ПЛАУНОВ ПЕЧАЛЬНЫХ


I


Это Осень сплетает настенный рисунок
из лозы виноградной и пурпурных роз.
Это ветер влетает в садовый застенок,
одичалою песней пронзает насквозь.


Эта Осень под пристальным взглядом растений
на заснеженный отдых объявит права.
Первым бисером снег принакроет камеи -
обомлелые кипы омел в тополях.


II


В плену у плаунов печальных
Оранжевый ложится войлок
На бересклетный блеск оборок,
На вересковый ворс жеманных
Од.
Слова вплетает осень,
Запоминает слёзно.
Впрок ли?
Вчерашний выплатить оброк ли?
Но проклят лист последний.
Косит
Октябрьский песенник.
Несносен
Твой дар –
Рядить и разрушать.
Уйди, загадочная осень.


III


Напиток забродивший –
Осень.
Напитаны, как губка,
Призрачным туманом парки.
Промозглостью окутана боярка,
Рубин плодов прохладно-влажен.
Надломленная ветка ивы,
Скрипнув,
Склонилась над водой – полощет косы.
Другие – рядом – важно – жёлтые – шатром нависли
В колыханье зыбком.
Зеркальность озера разбили селезень и утки дикие,
Заигрывая "догонять друг друга" –
Взлетают шумно.
Оглянешься на дымку парка – лист слетает.
И тишина по призрачным аллеям.
Так и проходит жизнь –
Слетевший лист.
О, взглядом задержись.
О, задержись!


IV


Так сильно любила.
Держала в ладонях
Хранимую памятью
Звёздную надпись:
– Он был золотым.
– Он вернётся не скоро.
– Но тень от волос
Называется
Осень


СПАСИТЕЛЬНО


–Где буду я – не будет нас.
–Я не уйду.
А. Грин


– Не думай, не вздыхай,
Тоску не вороши.
Спасительно сияет
И манит свет души.


– Что хочешь ты сказать? Скажи.
Другого случая не будет.
– Шумят апрельские дожди,
Круги расходятся по лужам.
– К тебе глотнуть я прихожу
Весенней терпкой боли.
– Я глажу волосы твои,
Целую вскрик ладоней.
– Прикосновений белый сад
Роняет лепестки,
Когда нагая наугад
Иду по дну реки.
– По берегам твоих зыбей –
Свет горестной звезды.
Прошу тебя, не береди
В душе тоски моей.


– По плавням, вброд.
Рогоз-тиски,
Аир раздвинем.
Впереди –
Спасительно мерцает свет –
Луна добра к любви.


– Не думай, не гадай,
души не береди
Упал на дно бокала
Свет горестной звезды.
– Тебя ждала я много лет.
Прошу, не оттолкни.


– Не думай, не гадай,
души не береди
– Упал на дно бокала
Свет горестной звезды.
– Не думай, не вздыхай.
Тоску не вороши
– Спасительно сияет
И манит свет души.



ПУГОВИЦЫ
Сколько видела пуговок странных –
Находила их в разных местах.
А в какой-то сказке престарой
Собирал их скворчонок-граф.
Собирал и искал спасенья –
Невозвратный земной маршрут.
Как мне хочется на мгновенье
Пристегнуться тебе к плечу.



Я ГОВОРЮ С ТОБОЙ


под сумрачную сень войти,
где мокрый лист
роняет капли дождевые,


пугливый дрозд вспорхнёт –
ну что за диво…


когда наполнен лес
звенящею тоскою –
нет, не тоской, но –
просветленьем –


так светлы
вкусившие причастья,
обретенья.


я говорю с тобой.
я говорю с тобою.


когда наполнен лес,
когда иду тропою…


ЛЫЖНАЯ ПРОГУЛКА


Я так люблю оснеженные дУбы* –
Под ними мир безмолвия сокрыт.
Не место здесь
для откровений
трубных,
Но и тревога сердце не томит.


Взрастало, раскрывая ветви,
Тянулось дерево –
и век,
и не один,
Приникла я,
благоговейно внемлю
Безмолвной мудрости,
как будто
господин
Поднял свой щит, и герб, и знак величья,
И восхитил знамёна до небес,


Я слушаю с наивностью девичьей,
Не шелохнусь среди священных мест.


И я стою – мала совсем – и вот ведь –
Молчу,
а дерево со мной – на ты,
Шатром широким распахнуло ветви
И говорит язЫком чистоты.


И я боюсь нарушить откровенье.
И лыжной палкой оперлась о снег.
Остановилась только на мгновенье –
А мир
преобразился в чистый лист.


И ничего на свете не измерить,
И ничего в судьбе не повторить –
Я забываю прежние потери,
Веду один –
совсем простой мотив.


И перечёркнут опыт многотрудный,
И нагота черновика чиста.
Я так люблю оснеженные дУбы,
И лыжный след, и белизну листа.
_____________
* дУбы – устаревшая форма




ОКНО


фиалок россыпь на окне.
и сумрак кисеи...
а женщина из-под руки –
ни явь, ни сон,
но в забытьи...


глядит в окно.
и помнит всё -
вокзал и перелёт.
цветы польёт.
который год.
который век пройдёт...


фонарный отблеск на стене.
жизнь, промелькнувшая во сне.



НЕ СПРОСИЛ


Не спросил, отчего колдовская
Разливается страсть.
Только взглядом пронзил, исчезая.
Буду петь, изумляясь, светясь.


Изошла красной спелостью гроздьев
Боль рябиновой горькой тоски.
Оглянулся, одёрнул поводья.
Тихо лошадь идёт под уздцы.


– Здравствуй, – вымолвлю, если вернёшься.
– Здравствуй, радуйся, царствуй всласть!
Ты – моё незатменное солнце, –
Я подам тебе руку, смирясь.



ЖИЗНЬ


Малютка-жизнь, дыши.
А.Тарковский


I


Быстрей,
быстрей –
из мёртвых –
в жизнь.
Петь – птах.
Пить – линь.
Путь – лань.
Пуль? – стань –
на выстрел – не трожь –
тихо – как снег –
точь-в-точь.
Это малютка-жизнь
мечется по городам,
звёздный
свивая
путь,
свет окуная в сталь.
Лунных
сетей
язь
Из серебра нить –
нежных
чудес
вязь.
Хочется вечным быть.
Вспомнит ли кто
нас?
Талая стынь-вода.
Быстрая орь-звезда. *
Глухо шумят провода:


Не исчезай навсегда.


____________
* – орь – конь


II


Зачем зелёных звёзд неведомая россыпь
Мерцает и манит неверностью светил?
Чтоб шёл на тайный на звук, молил, искал на ощупь,
Движеньями слепца пространство ощутил.


Над бездною миров высокий дух витает.
Малютка-жизнь, дыши и облачайся в слух.
Прислушайся, скрипит здесь лестница витая –
Вращение орбит преображает Бог.


Ступени, ре-минор, и Ориона светы –
И с ветки унесён кроваво-жёлтый лист.
Всё воплотится вновь и совершит заветы,
И будет звук ручья по-прежнему речист.


Крошится мел, доски расчерчено пространство,
Пунктиром обведён маршрут далёких звёзд.
А на земле царит всё то же постоянство –
Кленовый лист дрожит и завершает рост.


О, смертная душа,
начертанные мелом,
Сотрутся письмена. Но жизни нет конца.
Так долог сердца путь во тьме осиротелой,
Так сердце ищет луч небесного Отца.



ПРОГУЛКА В ЛЕСУ


Для романтических прелюдий
Нежнее места не найти.
Здесь – талый снег, и лист завьюжен,
И белок быстрые пути.

И если подойти поближе
К сосне – щекой к коре прильнуть –
Как в детстве – даже в злую стужу –
Дыханье жизни ощутить.


И так тепло с тобою здесь мне –
Рука-в-руке – и весел свет.
И на пороге вечной жизни
К тебе прильнуть, мой вечный свет.



НЕЗАБВЕННОЕ


Не уходи под своды тихой грусти,
Не уходи, пока светла листва.
Пусть померанцы дышат перламутром
И солью дышит белая волна.


Не уходи.
Распахнутое утро
Взметнуло ветер,
выверило смысл.
И выветрил прибой остатки писем,
Которые швырнула осень –
лист
В прожилках тёмно-красного затменья –
Печать последней нежности горит.
И нет сильней на свете притяженья,
Чем незабвенный
недосказанный сюжет.


***
Играет солнце в соснах,
Играет очень тихо.
Душа моя живёт здесь –
Простая повилика.


Встревоженная сойкой,
Сосны качнулась ветка.
Сквозь паутинник тонкий
Лучи дрожали редко.


И в солнечные сетки
Вплетались гулы моря,
И затихали всплески,
Дробились блики оземь.


Внизу камней касались
Остуженные волны.
Внезапное казалось
Ненужным и недолгим.


Я с суетой прощалась –
Лес не скрывал опушек.
И валунов печальность
Смывала соль с макушек.


О РЫБНОЙ ЛОВЛЕ


Геннадию Юшко
Поэт спасает рыбу
Из омута забвенья.
Кому там на потребу
Чешуйчатое племя?


Чалдонка ладит чашку
Из глинистого теста.
Приплюснуто в лепёшку,
Для дна готово место.


Для ручки – жгут лоснится,
Для вечности – запястья.
А где-то лось пасётся,
И хариус от счастья
Играет в реках.
Камень
На дне, поросший тиной.


Чалдонка мнёт руками
Комок из красной глины.


Уже вторая чашка
Отправлена на полку.
А если слов промашка –
Не видеть в жизни толку.
Бессловных звёзд в помине
И не было на свете.
В таинственном призванье
Приходят в мир и дети.


На грани звёзд познанье
И песня колыбели.
Колышется дыханье.
Чешуйки заблестели.


И лось, рога закинув,
Трубит о самом главном.
Поэт,
тетрадь отринув,
Шагает за крючками.



РЕКА ДЕТСТВА


Геннадию Юшко


И руки превращались в листья.
И запах кожи – солода сильнее.
Ольшаник – покровитель истин –
Спал над водою, мертвенно бледнея.


Как будто после жуткой стужи
Душа теснится берегом забвений,
Ветвилась боль
и становилось уже
Поросшее осочной цедрой время.


Порочный круг замкнули ветви ивы,
Подёрнутая ряской гладь темнела.
И никому не виделись извивы,
Избороздившие речное тело.


Река времён, где вечность запотела…



ПОЗОВИ


Геннадию Юшко


Моя муза грустна,
Моя муза измучена снегом.
На трезубец –
белей полотна –
Натыкается небо с разбега.


На зубцы нераскрытых слогов –
Мачту,
рашпиль,
балконные своды.
И не будет обманных богов –
Только домик дощатый убогий.


Обветшалый забор и тростник,
Суетливые лозы-изгои,
Индевелый
Проём-проводник
В давний мир –
мёрзлый брус у дороги.


Позови меня в детство, душа,
Там, где слово вкусно и звеняще.
Где на наст накатился, спеша,
Санным шорохом свет
нисходящий.
Смехом папиным полнится тень,
Скрипом,
топотом,
таяньем снега.
Круглым звуком врывается день,
Ударяя снежками с разбега.


Позови меня в детство, душа,
Чтоб оттаяло сердце от боли.
Ничего –
Ни гроша,
Ни столпа –
Не потребуют пристани Бога.



ЖУРАВЛИ


Так грустно журавли кричат.
А в этом мире нет тебя.
Июль, покосы теребя,
Ещё не потерял права
На зелень високосных трав.


Ещё не время улетать,
На земли дальние взирать.
Египетская благодать
Ещё не снилась журавлям.


Ещё гуляют по полям
Ночные кони, жадно пьют
Ночную воду из озёр.
Ещё не слышен приговор
Покинуть родовой приют.


Прохлада льётся к берегам,
Речные мяты полегли.
Ещё туманы по утрам
Теплы, дорогу серебря.
Но безутешны журавли.
И в целом мире
Нет тебя.



А БОЖЬИ ПТИЦЫ


А Божьи птицы для души – лекарство.
И лучшее пророчество.
Впотьмах
Крушатся судьбы, времена и царства.
Но неизменно торжество в лесах.


Я слышу вертишейки клёкот.
В родных краях такой же звук царил
И по макушкам лип высоких
Пин-понгом перекатывался.
Бил
Наотмашь, затихал тревожно.
Вдали от дома поседела голова.


На жёлтый лес, сияя невозможно,
Последний луч, прощаясь, льёт слова.



ЗВЁЗДНЫЕ МОСТЫ


Меня давно не слышишь ты.
Печаль надмирного влеченья,
Где неземное притяженье
Высвечивать взялось мосты.


Туманной млечности пути,
Водовороты, Андромеды...
У вечности - легки беседы,
А любящих - пойми поди.


Межгалактические Веды,
Межпойменные рукава.
А ветки светятся, едва
Коснёшься хвои, боль отведав.


Смолистая печаль сосны…
Над нами – звёздные мосты.



СОСНЫ


Я хочу с тобой сродниться,
Долгополое пространство
Хвойной мантии.
Запястья
Погружаю в темень бездны.
Только ветер, только звёзды,
Только скулятся каменья.
Сосны, выросшие в скалах,
Вам неведомо забвенье –
Моря гул и моря запах,
Голуби морские в лапах.
Ваших снов оцепененье
Можно ль прочитать словами?
Вам неведомо забвенье –
Море светится пред вами,
Звёзды – игрищем над вами.
Вы баюкаете в гнёздах
Светляков иных галактик,
И бежит сквозь тёмный воздух
Метеоров белый ластик.
Ваши ветви вечность ластит.


Если бы и мне забыться!
Что тревожило доныне –
В этой бездне растворится.



ТУМАН


Ходил низиною туман
И подходил к жилью,
где осень,
Крошила, отмеряя крошень
Коршунницам, влетевшим в стан.


Ходил низиною туман,
Где вызревала пижма.
Шмякать
Чернильной ягоды обман
Слетала стая снегирей,
Бузинной грозди режа мякоть.


От околдованных полей,
Собрав репейники на гривы,
Лошадки шли неторопливо,
Неторопливо,
как туман.


И мне казалось –
вечера –
Для этих сотканы обманов –
Чтоб незаметно уплывала –
И безоглядно –
во вчера –
Бессонной жизни кутерьма.














Горсть ежевики


Рафаилу Маргулису














ГОРСТЬ ЕЖЕВИКИ


Горсть ежевики возьмите
Из рук моих неумелых.
Что Вам подать посмею
Кроме полынных напевов?
Кроме раскосых взглядов,
Всполохов жёлто-алых
На небосклоне вечернем?
Этот закат венчальный.
Небо и море в ссоре,
Лето и осень спорят,
Шалью цветной примиряет
Вечер, спустившись на взморье,
Нежно их обнимает.
Россыпь янтарная – звёзды.
Ветер морской примеряет
Сосен златых уборы.
В колких ветвях качает
Лунное изобилье.
Шалый борей усмиряет
Шуток своих порывы,
Сквозь вековые верхушки
Вечных мелодий брызги.
Где-то оленьи тропы
Торопятся к дальним высотам.
Птицей сиреневой солнце
В море тихо садится.


Что Вам сказать посмею?
Сердце моё – птица.
Ягод спелых отведать –
Сладких – возьмите.


ПОЛЫННЫЕ НАПЕВЫ

Мой предок был воитель орд Батыя.
Свирепый хрип он издаёт сейчас.
Б. Ковынёв


Я в луг ушла,
Где пижма, жёлтый плеск,
И злак сухой,
И конский щавель жахлый.
Бурьян до плеч. Проторенной тропой
Бреду я, позабыв про жажду,
И, обратясь – я не нужна тебе –
В степную птицу, серую, как проседь,
Взлечу, курлыча, низко поклонюсь.
Полынные поля и запах стойбищ.


Емшан-евшан-жусан…
До зори простою.
И злак сухой, и сныть…
Жулана не спугну,
Желанной мне не быть.
В заброшенной степи
Емшан-жусан и сныть.
До горечи стонать.
До пустоты остыть.


Кобылицею,
Сбивающей клевер и таволгу,
Лето неслось с откоса
К мутной воде излуки. Осень.


Засуха.
Рыжими цепкими пальцами
Выжженной зноем травы
Август цепляется –
Влаги бы –
За берега реки.
Белый песок осыпается,
Вея в откосы-сачки.
Пёстрая пленница, бабочка,
Крапинки отряхни.
Знойный песок осыпается.
Знал бы ты, знал бы ты!
Как беспробудно тоскует
Сердце забытой реки.


Емшан-евшан-жусан
Седому седоку!
Ты кречет мой, сапсан.
Тебя не удержу.
Желанной мне не быть.
Жаль, ветер ворожит:
« Емшан-емшан-емшан –
Тебя не разлюбить».
До горечи в степи
Полынная тропа.
Пусть криком пустельги
Заплачет тетива.


Ретивой,
Удила закусивший –
Сколько звонких монет за тебя
Отсыпано –
Конь мой!
Стойлом тебе полынь,
Полынью попона пропахла.
Стоило белому свету взойти,
Прахом покрылась плаха.
От ханской погони в степь не уйти.
Стоило ль беглым тягаться?
Облаком в поле клубится пыль.
Раб полонён. Чепрак я
Сброшу, седло и узду сниму.
Конь мой, полынью пропахший,
Грива в репье.
Свистнет свобода ретиво


Плетью в руке.
Полон-полон-полон.
Запёкшиеся травы.
Опустошенье войн.
Погибель и отрава.


Полын-полын-полын-тоска.
Хмель.
Птицей-выпью задрожу.
Положит ветер на виски
Полынную чадру


* Емшан, евшан, жусан – названия полыни времён Ипатьевской летописи –13 век



ОКТЯБРЬ


Октябрь. Но ещё блаженство
Разлито по дальним лугам.
Рапсовое цветенье
Царствует по полям.
Солнцем звенящая нота,
До боли слепящее «ля»,
Иволог позолота,
Летящих в Ирий-края.
Жёлтой косынкой взмахнули,
Золотом поманя.


Скоро здесь всё опустеет.
На солнце блестят зеленя.
Бор, что вдали темнеет,
Тих, как любовь моя.


Белых дождей, буранов,
Снегов не страшиться теперь.
Наверное, так бывает
Только на склоне дней.
Скоро над чащей ляжет
Сумрачная пелена.
Сердце из синей чаши
Испило до самого дна.


Поэтому позолота
Блестит на полынных полях,
Словно последняя нота,
Солнцем звенящее «ля».



МАНДРАГОРЫ


Сестра моя и старшая жена!
Семь лет промчались горестной Рахили.
Сестра моя, не мы ль позавчера
Торжественно и счастливо всходили
На ложе девственное, где весна
Свирелью очаровывала были?


Ткань убелённая в руках –
Тебе альков, а мне – лишь бремя.
На деле – ветошь. Обращает в прах
Нательную рубаху время.


И, если я негаданно умру,
Ты, разметавшись, не достигнешь цели.
Кто будет длить безумную игру?
А мы плодов изысканных хотели.


Я не хочу, чтоб долго длилась боль
Неузнанности, неиспитой чаши.
Неравен в нерождённости –
Позволь
Прекрасным стать
Ребёнку страсти нашей.


В стадах Иакова овец без счёта.
Под языком – вино – любви в угоду.
И зреет плод. И искусом влечёт
Густая сладость миртового мёда.


И будет так: всему свой срок и лик.
Мир многолик. И нежность – для меня.
И солнце волны льёт
На белые льняные горы.
И ты приносишь, спелостью дразня,
Приятные для сердца мандрагоры.



Я НЕ УМЕЮ ПИСАТЬ СТИХИ О ЛЮБВИ


Не умею писать стихи о любви. Пожалуйста, не проси.
Я могу рассказать про луну,
О том, как она
Притягивает и волнует волну.
Как дрожит на солнце, блестя,
Зеркальная гладь,
Становясь горячей в закатных лучах,
Словно рубиновый шар, мерцает.
Но спокойно-прозрачна,
Невозмутима ничуть.
Смыкаясь вокруг волнорезов
Легким смятением – рябь, и только.
А потом!
Потом, когда солнце
Осмеливается погрузиться
В беспросветный, бездонный мрак,
Море к луне вскипает
И отдаётся всласть.
Пенится, тает, шумя, разметав
Бурные
Быстрые пряди,
Взрывается,
Брызги взлетают:
«Дайте мне, дайте лучшую из наград,
Льющийся белый шёлк,
Лунных лучей наряд.
Это – моё!»
Новый взрыв
Неистовой силы…
Галька взлетает, ракушек горсть…
Скользкий, солёный мол…
Выплеснуть!
В изнеможеньи уходит.
Это луна, то отстраняет –
Отлив –
Это Она, отражаясь, скользит по глади –
То призывает волну –
Море не знает страданий –
Бурные
Всплески
Морю
К лицу.


А я…
Я не могу говорить
О страсти.
Здравствуй, любимый. Здравствуй!


Хочешь о нежности? Слушай:
На ушко притихшей чине
Шепчет ветер,
Что родился жеребёнок.
Запах полынных степей
Пеленает его. Теплый пар из ноздрей.
Рыжий, смешной, нежен, тонок.
Шершавым языком мать облизывает
Его.
Липнут пушинки к влажной щеке.
Он фыркает,
А пушинки летают в воздухе.
Скоро-скоро грива будет
Развеваться по ветру,
И никто не догонит.
А пока – крылатые семена, мотыльки
Его друзья.
И он смешно морщится, так же, как ты,
Когда целуешь меня.


Я не умею писать о ревности.
Дельфины выбрасываются на сушу.
Почему?
Эта зима непривычно-тёплая,
Эта лунообразная форма полуострова
Сбивает дельфинов с толку,
И они попадают в залив, как в ловушку.
Однако пока остаются вопросы, почему
Дельфины ТУДА плывут,
А, также – почему столько погибших
Наблюдалось в других местах,
Например, в Перу?
Я не пойму,
Не пойму…
Выбрасываются на сушу...


Ты приходишь ко мне,
Роняешь слова,
Отогреваешь озябшую душу.
Обвиваюсь волной вкруг тебя,
Поглощаю, влеку за собой.
Проникаю в глубины твои.
Рассказываю о ливне, луне,
Тоскующем ветре.
Чиной цвету.
Шепчу: смешной и колючий,
Когда целуешь.
Сдуваю пушинку с твоей брови.
Как утолённая страсть,
Отблеск заката в прибое –
В глазах твоих плещет море.
Тёплые пальцы сжав:
Если покинешь,
Выброшусь диким дельфином на сушу.
Только, послушай,
Никогда не проси меня,
Слышишь?
Никогда, никогда, никогда
Не проси стихов о любви.


Я не умею писать о любви.



ЗИМА. СТАРИННЫЙ ЧЕРНОВИК


Прозрачней белого шелка..
…Очищается сердце мое
Здесь, на Чистой реке
Ли Бо


Похрустывает ветка. Вмиг
слетает иней на ледок.
Ступают дети след-в-следок,
оглядываясь. Снеговик.


Вздыхает сердце о любви.
Найду старинный черновик.
В снегу дома светлы… Снегирь.
Кусты промёрзшие хрупки.
Нет ветра. Даль тиха. Река.
Насколько видно – вётлы, ширь,
заснеженные берега,
на лёд склонившийся тростник,
на тонкий лёд береговой,
в снегу, как в шапке меховой –
подобье сонных чудо-крыш.
И тоненьких следов постой
за двери юркнул вдруг. Глядишь:
взмах быстрый, чёрное крыло.
Щегол вспорхнул. Не крикнешь: «стой».
Скользит ладья – листок сухой.
Всё вижу я,
Прижавшись к холоду стекла.
И форточка – лёд тонкий, наст.


Зачем испытывают нас?
Что, если ждать реки уста
устанут? Верить родникам?
Желанье первого листа.
Весною ветви у ветлы
гибки. Неистовство томит
и неисповедимо жжёт
игла под красною корой.
Весной безумствует любовь,
пьянит, колдует, шепчет пылко.
Зимой не так... Легко, бело
на десять тысяч ли – зима.
Теперь зима…
Открыт Ли Бо.
Танцуют, кружатся снежинки
под звуки цитры на пластинке.
И я за письменным столом
всё это слышу. След резной
оставлен на стекле светло
морозным, звонким серебром.


ЧЕРЁМУХОВЫЙ ВАЛЬС

Мой соловей поёт, не покидая кров.
И терем из ветвей сплетённых так похож
На нежность наших рук, расцветший плен оков,
На мягкий белый шёлк черёмуховых слов.


Мой соловей поёт, не покидая кров,
Я помню только Вас сквозь холода ветров.
Сквозь падающий снег я думаю о Вас.
Кружащийся легко черёмуховый вальс.



ПЁРЫШКО


что натворила я? обидела
любимого он не вернётся
над речкой быстрою увидела
перо лебяжье – не даётся
мне в руки белая пушиночка
за ветром вслед летит и кружит


большие птицы белоснежные
крылом прибрежных трав коснулись
моя кручина безутешная –
вчера мы с милым разминулись


сорочкой шёлковой полощется
над плёсом зелень листьев ивных
забуду ли? когда улягутся
печати жарких слов наивных…



***
Меня волнуют Ваши соловьи –
В их горлах – перекаты звонкой меди.
Весь мир дрожит от грохота любви,
В нём дирижёр по имени Овидий.


Весь мир оглох от грохота любви,
Пропах цветами поздней земляники.
Но сколько сердце Ваше не зови –
Уходит эхо голосом двуликим.



ФИАЛКОВОЕ


я услышала запах фиалок –
тонкий запах.
душа ожила.
только так…
притаясь –
не дыша –
долгий вдох.
город – в спешке, конечно…
но здесь –
тихо так, что очнулась душа.
я люблю, я люблю, я люблю Вас,
печаль затая.



ВЕТРЯКИ


останемся наедине?
ломает море дрОбит камни
нам много ль надо для любви?
нам много для любви ли надо?
нестройное свечей дыханье
колеблемые светотени
когда друг друга не сберечь
не выхватить из плена
тленны
когда блестящий серпантин
минувших дней и странных судеб
слюдой рассыпется
не будет
с тобою нас
любовь моя
с тобою нас уже не будет
дробИт и крошит море камни
кто остановит время-бег?
в солёных брызгах крики чаек
отчаянных
к плечу прильни
нет страха у морских скитальцев
кто несгибаем?
ветряки
с тобою мы
строкою странной
останемся
не уходи



КАКИЕ ЛАСТОЧКИ ОПЛАКАЛИ ТЕБЯ


Памяти Рафаила Маргулиса


Какие ласточки оплакали тебя?
Какие анемоны восхитили?
К руке не прикоснуться.
Или
Косноязычие коснулось бытия?


Или уйдя в безмолвные края,
Полёта не постигши, льётся время,
Которое забыло про спасенье?
Крыла коснулась жалость января.


Благоговейно трубы поднося
Иным мирам, где вечны поцелуи,
Играют свиристелевые струи.
Так странен космос, нежности прося.


Приходят вешние к тебе для
щебетанья,
Прикормленные ладаном и мирро.
И ты уходишь в саване надмирном.
И остаются только очертанья.


Да не смолкают губы января
Полярной безутешною совою.
Ты – больше неба. Ты над головою.
Оплаканный,
овейный.
Серебря,
Нисходят ласточки к тебе для щебетанья.
Для погруженья. Для глубоких снов.
Свивая погребения покров.
Не спрашивай горячего лобзанья.


Какие ласточки оплакали тебя,
Соткали ледяной покров на сердце?
И почему отныне не согреться?
И не утешиться, не позабыть, любя.



ВАМ НА ПЛЕЧИ


И синяя звезда ещё не гаснет
Р. Маргулис


Что ты знаешь о вспышках сверхновых?
Слишком ярок высокий разбег.
Может быть, потаённое слово
Повторяет их яростный век?


Может быть, только звук незабвенен,
Тот, который пронзает насквозь?
Иль в серёжке ольховой всё дело?
Их рассыпалась целая горсть.


Догорело небесное тело.
Мир натешился бездной сполна.
Вы сравнялись в известных пределах.
Вам на плечи легла тишина.


Опрокинуты заполночь споры,
Волчий лай, безысходность вины.
Проскользили, светясь, метеоры.
Вам на плечи – покров тишины.



ОЛЕНИХА


Хожу-брожу тропой оленей
И золотарник приминаю.
В лесной росе мои колени.
К тебе – дороги я не знаю.


Тебе – безжалостных сомнений
Орда шальная.
Бредит осень,
И голосит всё журавлинней,
И окаймляет неба просинь.


А над поляной тихо льётся
Кайма из белой паутины.
И, вызрев, весь блестит на солнце,
Не шелохнувшись, куст бузинный.


Вот здесь косуля ночевала –
Примяты травы под осиной.
А время стелет покрывало,
Чтобы никто не был всесильный


Пред мятным холодом озноба
Ветров, мятущихся листвою.
У времени, поди попробуй,
Отсрочку выпроси.
Тобою
Отвергнута.
Бреду.
Так тихо
Лучи осин листву ласкают.
Я бы хотела оленихой
Уйти сквозь сумрачную память.




© Copyright: Ирина Вервай, 2018.
Список читателей

Другие статьи в литературном дневнике:

Полный список статей
Авторы   Произведения   Рецензии   Поиск   Магазин   Кабинет   Ваша страница   О портале       Стихи.ру   Проза.ру
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2025     Портал работает под эгидой Российского союза писателей   18+