Евгений Клюев

Ирина Вервай: литературный дневник

В.С.С.


1
Смотри, так выбывают из игры,
так покидают звёздные пиры
кометою, сгоревшей в одночасье
и выбравшей себе иное счастье –
не быть среди счастливцев...
так, смеясь,
с дурной эпохой порывают связь
и больше не хотят ни с кем общаться.


Смотри, так оставляют всё как есть,
так ничего не оставляют людям,
тебе кричащим: мы тебя забудем,
если уйдёшь... останься с нами здесь!
Они не раз твою припомнят спесь
и то, как занимался словоблудьем –
способный, но избалованный весь.


Так покидают толчею мирскую:
ни жалобы, ни вздоха, ни следа,
так молятся о том, чтоб никогда –
чтоб больше никогда и ни в какую!
И сдав кому ни попадя на съём
просторную пустую мастерскую,
так прекращают думать обо всём.


Простившись – или даже не простившись,
так просто исчезают с глаз долой
и прячутся от жизни пожилой
в четверостишьях – или пятистишьях,
как в путаных предгорьях Ёсино,
где встретить никого не суждено
на белых тропах во всевышних вишнях.


( Свернуть )
2
2
Ну вот... а что касается чужбины,
то – перестаньте-я-вас-умоляю:
я слов подобных не употребляю
и не хожу в подобные глубины.
Весь пафос мой промчался стороной,
И никаких развалин за спиной.


А чем живу – да старою любовью
одной... чей возраст роли не играет,
но более о ней не пустословлю:
чуть греет – вот и хорошо, что греет.
А что она протёрта на локтях –
так я ведь, как бы это... не в гостях.


Дела? Идут... то есть контора пишет –
от жалоб до ходатайств и заявок,
при этом пишет набело, без правок,
при этом пишет искренне, без фишек.
А то, что кровью пишет иногда –
так ведь какое время, господа!


Короче, я живу и припеваю
небесную мелодию нон-грата –
и жизнь моя беспечна кочевая,
и бесконечна песня невозврата
в ту строчку, в то пространство, в то число,
что остановлены на полусло.


3
Один язык останется со мною,
родной язык – всё прочее родное
внезапно перестало быть родным.
Вот как бывает, и рука немеет –
немеет и отныне не умеет
писать про сладкий и приятный дым


отечества... нет дыма без огня,
но это всё уже не про меня:
я не пойду в огонь ни вместе с вами,
ни ради вас, давно прошла пора
играть с огнём, и не моя игра –
игра с огнём, моя – игра словами


вот хоть и в прятки, или в поддавки,
или в лапту... мне, знаешь, не с руки
влиять на расписание событий
в краях, куда я больше не стремлюсь.
Союз сердец или другой союз –
не мой союз, любите – не любите.


Я ни гроша – и сколько ни убавь –
не дам за постороннюю любовь:
мне как-то и не важно быть любимым,
упоминаемым и дорогим.
Но я смотрю с тревогою на дым
отечества... огонь, огонь за дымом.


4
Та жизнь, откуда начались стихи,
прошла – а из того, что остаётся,
и на одну строфу не наскрести.
Но это всё такие пустяки,
покамест есть звезда на дне колодца
и не растаял леденец в горсти,


покамест сердце бьётся и покамест
мой карандаш порывист и смекалист
и на окне пылает остролист,
покамест я при деле и покамест
луна мила, и месяц зубоскалист,
и чай имбирный крепок и английск.


Покамест это так – о, я богат,
и ночь нежна, и лёгок мой фрегат,
и паруса в талантливых пометках:
такой разноязыкий суррогат!
А сам я отбиваюсь наугад
от рифм – английских, датских и немецких.


Прости меня, мой отчий край, прости:
мне было слишком тесно взаперти,
а было бы сейчас еще теснее.
И без меня там тесно, говорят...
дарю стране свой полный невозврат,
но всё никак не распрощаюсь с нею.


5
Есть вещи незабвенные: они,
обычно ничего не означая,
лишь беспокоят... запах, привкус, цвет.
Но мне-то что – я сделан из брони,
меня не сбить с пути ни чашкой чая,
ни запахом прохожих сигарет,


ни именем, вколоченным гвоздём
мне в память, не свернуть меня с дороги,
ни в сердце запечатанным числом.
Они мне говорят: пойдём, пойдём
раскаиваться, подводить итоги –
тут есть одно местечко за углом!


Но этим непутёвым ремеслом
давно мне заниматься не по чину:
я кто? Я ветерок в сухой листве –
и вовсе не затем оставил дом,
а чтоб найти всему первопричину
единственную... или даже две!


Увидимся ли, нет ли – всё равно,
пишите письма или не пишите:
и получу, так после не найду.
Есть вещи незабвеннейшие, но –
но не теперь, не так, не на ходу,
позднее, на санскрите... на самшите.



9
Сказать, что много есть чего сказать,
но не скажу, ибо не будет проку, –
так это лучше вовсе промолчать,
не затевать строку или абзац,
не предаваться более пороку
хождения в народ или в печать.


Хотя ведь из краёв, где я живу,
в народ не ходят, а в печать – тем паче:
другие здесь, высокие, задачи –
не тронуть ветку, не примять траву,
не сдвинуть камень, не стряхнуть росу
и паучка не тронуть на весу.


Когда-нибудь потом, упав ничком,
я стану веткой, камнем, паучком,
комариком из здешнего болотца:
пути судьбы чудесны и кривы –
и милый странник, не примяв травы,
посмотрит на меня и улыбнётся.


Никто не возвращается к себе:
пункт А не существует в пункте Б,
и что ни пункт – то новая утрата.
Но каждый раз рискуя головой,
ты празднуешь последний праздник свой –
волшебный, вечный праздник невозврата.


10
Мне надо всё уже переводить –
не потому, что плохо помню глоссы,
а потому что… новые колоссы
и каждый день – очередной вердикт.
Я сдался, мне уже не разобраться,
где что у вас – особенно где братство.


Я путаюсь в словах и словарях,
я больше никакой не собеседник,
я заблудился весь в моих осенних
годах и мыслях, словно твой варяг –
веками путешествующий в греки,
заворожённый музыкой навеки.


Простите всех, идущих стороной,
простите всех, кто не идёт за вами
и кто неподходящими словами
смущает без нужды ваш рай земной:
они исчезнут вместе с прочей скверной –
как морок, как слуга ваш непокорный.


А то ведь как… в краю покорных слуг,
где каждый знает, что почём и сколько,
где всё путем, где без сопливых скользко,
где в будущность несётся грозный струг,
возврат есть часть сценария измены:
все прокляты, все квиты, все забвенны.


11
Нам лучше друг без друга.
Мой поход –
он продолжается уже не год,
не три, не пять, хоть, в общем, и не эру…
но говорю я это так, к примеру,
не вызывая никого к барьеру,
особенно – забывчивый народ.


Кто принял то, что я не смог принять,
и принимает всё это опять, –
они устали и хотят покоя:
их надо пожалеть и всё такое,
а странникам, как сам я, с их тоскою,
не место там, где их отец и мать.


Им место там, где больше нет родства,
где облака, деревья и трава
живут, хоть и все вместе, но поврозно,
где думать больше не о ком и поздно
хозяйничать, поскольку жизнь бесхозна –
и бесполезно подбирать слова.


Они везде, куда ни бросишь взгляд,
разбросаны по тропам невпопад –
и подобрал бы, только толку нету:
носи потом их на себе по свету –
расплатой за карету-мне-карету,
за весь мой бесконечный невозврат.


12
Наверно, я был создан покидать –
так, как другие созданы гадать,
зачем и почему их покидают.
Мы, покидающие, в меньшинстве,
у нас зелёный ветер в голове –
и пользы нет от нас, хоть и вреда нет.


Нет ничего от нас и никому
на свете… нас бы надо бы в тюрьму –
да раньше, а теперь уж опоздали.
Теперь уж мы не местные давно,
всё решено и твёрдо решено:
за нас горой стоят иные дали.


Пусть кровью обливается навзрыд
наш роковой и грозный невозврат,
который никому уже не страшен,
мы больше ничего не натворим:
наш бунт как таковой неповторим
на фоне тех же звёзд и тех же башен.


Хоть и сказали «занавес!» – но мы
уже не выйдем кланяться из тьмы:
следы простыли все на дальних тропах
в запутанных предгорьях Ёсино,
где всё навеки преодолено, –
крутите ваше старое кино
и празднуйте невинность.
Или опыт.
2016



Другие статьи в литературном дневнике:

  • 09.03.2018. Евгений Клюев