- Держись! - амортизационные стойки колокольным лязгом приняли на себя ухабистые ямы, засохшие от палящего с чистого неба солнца.
Вдаль тянулись перепаханные и уже засеянные поля. Озимые растеньица, как галька, выглядывали из землицы.
- Вот рапс, озимый. Всю зиму держится... Здесь раньше село было... Как сто с лишним лет уж нету. Приклонское называется, - Говорил это с простодушностью дедушка лет пятидесяти девяти с небольшими морщинами на лице, одетый в выцветшую зелёную кафтанку, что сидел за рулём баранки, то и дело шатавшейся из стороны в сторону на кочках. - Мы с тобой сюда-то вообще ездили?
- Нет, - прокричал сквозь тряхтящий двигатель молодой человек, - ну, по крайней мере, мы до церкви не ездили. Места... на памяти будто вертится, будто помню почему-то.
- Это точно. Держись! - И вновь яма перекорёжила удобное положение на сидениях наших героев. - Голову береги!
- Сам тоже смотри не стукнись! - Ответил молодой человек.
Вокруг были одни поля. Вдали, на верхушках оврагов, стояли одинокие или парные подружки-берёзки, машущие своими листиками, как платочками. Поддувал октябрьский ветерок, заигрырывая с одинокими облачками. Те поля, что были перепаханы, с одной стороны, будто морской волной, уходили в низину, смешиваясь с пролесками и кордонами. Лишь впереди стоял небольшой лесочек, закрывавший за собой прудик.
- Всё-таки хорошо... рапс. Вырастет, пчёлы прилетят, мёд будет. Только, обидно, кристаллизуется он быстро... Впереди, вон, дальше... раньше сад там был. Поместье было там.
- Серьёзно!
- Да... Яблони выращивали. Потом продавали. А деньги на строительство церкви отправляли однажды... Был тут на богослужении года два назад. Мало людей, конечно, пришло, двадцать пять насчитал. Но всё же было хорошо! такой запах от свечек, такая атмосфера, да и голос у отца ух, акустика прямо завораживает дух! ...Поставили там стойку, чтобы другие тоже могли поставить свечи. Только ветерок, обидно, сдувал, которые горели.
Бездорожье тянулось всё дальше. Впадины из застывшей земли делали дорогу неестественной, а поросшие по бокам кустарники и деревья чуть-чуть закрывали обзор. Рядом было засохшее болотце. На горке, на которую взбиралась баранка, за деревьями виднелась крыша храма, как полярная звезда, которая виднелась даже за несколько километров.
Домов и вправду не было нигде. Из ближайших жилых домов самыми близкими были те, из которых наши герои приехали (из села Малый Толоком). Только старая церковь напоминала о прошлой жизни.
Вот уже и поля позади. Машина свернула на изъезженную колёсами дорогу, примятую травой. Церковь стала видна лучше, чем это было издалека.
Купол, как и вся церковь, был отделан полностью из кирпича красного наливного цвета, а поверх покрыт побелкой. Рядом, при входе в храм, была бело-красная часовенка. Окна храма были обделаны железной решёткой, напоминавшей капельки слёз. Алтарь был заделан, а на верхушке купола, виднелись одинокие птицы.
Тарахтение двигателя за секунду исчезло. Двери машины распахнулись и со свойственным для старой машины ударом закрылись.
- Вот часовня... Мне говорили, что в неё однажды ударила молния, из-за чего у неё колокол сломался и... - дедушка показал это слегка размашисто, - свалился.
Проёмы часовни, а таких было четыре с каждой из сторон, ни чем не были закрыты, двери просто отсутствовали. Лишь ветер, свойственный для степной местности, проносился быстро в разные стороны.
Побелка сыпалась. Некоторых кирпичей не хватало: какие-то сломались, какие-то рассыпались от непогоды. Крыша наполовину была безжалостно разодрана временем. Оконца, где должен был проглядываться колокол, отсутствовали, равно как и двери. Балки, на которых колокол висел, с трудом оттуда просматривались.
Храм по высоте был огромный. Молодой человек, делая фотографии на телефон, неловко пытался выловить дедушку на фото с храмом, чтобы сравнить размеры. А между этим, они решили пройтись вокруг храма. Как подметил молодой человек:
- Как крестным ходом пошли...
- Это да. - Согласился, посмеиваясь, дедушка.
Рядом валялись кирпичи. Проходы, окна, что раньше делали сквозняк в храме, теперь были заколочены и покрыты плёнкой. Рядом с "ялтарём" (Как прозвал алтарь со старческой любовью дедушка) лежали доски, а сам алтарь был покрыт крышей из железного профиля на деревянном каркасе.
Некоторые окна храма были голые, молодой человек, как юркая птичка, сразу стал в них что-то выискивать: на противоположной стороне виднелись тоже пустые окна, а на стенах проглядывались нестёртые рисунки: "Может, иконы!" - по-детски отзвучалось внутри молодого человека некое чувство надежды.
Обойдя церковь крестный ходом, дедушка открыл двери храма. Внутри входная часть была перекопана, а внизу находились стройматериалы и рабочие инструменты. Окна также были заклеены плёнкой и перед этим заколочены досками.
Впереди был алтарь. Ветер неестественно лихо шумел в ушах героев и по храму, несмотря на заколоченные промежутки окон.
Предварительно перекрестившись и поклонившись, некая молитва говорилась в каждом шаге и дедушки, и мальчика.
В левом углу, рядом с входом в алтарь, лежали цветы, на промежутках, между когда-то имевшимися дверьми и завесами алтаря, висели иконы: Божией Матери, Иоанна Предтечи, Серафима Саровского и Иоанна Чудотворца. Под ними были цветы в банках. Одна из икон была чутка не закреплена, поэтому то и дело бывало, что она стучала своим деревянным полотном об кирпичную стену. Пол был усеян пёрышками птиц, как мягкая постель, а рядом с одним из заколоченных проходом были две маленькие подставки для свеч, сделанные наскоро из бутылок и засыпанные землёй.
- Ты свечки-то, сынок, взял?
- Бабуля дала.
- А зажигалку?
- Спички...
Прошла секунда, и обе свечки, коих было две, уже горели. Они затухли от ветра, но потом так же быстро вновь зажглись.
- Эй... Оу... Какое эхо. - Сказал дедушка.
- Дед, а церковь саму делают?
- Как видишь. Потихоньку-полегоньку. Сам-то веришь, что её когда-нибудь восстановят?
Замявшись, молодой человек невольно посмотрел в потолок: наверху, на стальных балках, качалась цепь, скорее всего от бывшей люстры. Там же со стороны бывшего иконостаса на верхушке свисали четыре деревянные балки. Предположив вместе с дедушкой, что эти балки являются частью иконостаса, они вместе подошли к дверям алтаря, даже не думая входить и что-то там исследовать. Правило, которого придерживался молодой человек, он не мог нарушить, а дедушка из простоты своей и опыта и не думал туда входить.
- В ялтаре раньше яма была, там... где престол стоял, может... что искали? Сокровища там или что? - молодой человек тем временем с грустью и стенанием на лице смотрел то на потолок, то на внутренности алтаря.
На месте престола стоял небольшой деревянный каркас. Равно такого же виды был и жертвенник: несколько приколоченных досок. Сквозь заколоченные худые окна, в которых, скорее всего, раньше находились красивые иконы ручной работы, виднелась пожелтевшая осенняя степь. Из всего небольшого многообразия алтаря, только сохранившаяся исключительно чудом часть плитки создавало антураж ещё не полностью позабытой жизни, чьи неловкие прикосновения спустя сто с лишним лет совсем перестали ощущаться.
- Опять затухли! - Прорябил своим голосом по-простецки дедушка.
Дедушка, несмотря на разговоры, говорил мало. Он так же, как и молодой человек осматривал храм. И кто знает, бывал он в этом храме когда-то или не бывал - его глаза от дела к делу падали на свечки, будто в этих двух огоньках он пытался найти ответ на вопрос, лишь ему известный.
- Давай зажгу! - проговорил молодой человек и, пошарпав в кармане, достал спички.
- Давай. Только сейчас...
В храме стояла одинокая покоцанная скамейка, будто звезда, появившаяся только-только на небосводе после заката. На скамейке лежал плат. Им и были прикрыты два подсвечника. Это, конечно, мало помогло: свечи всё равно тухли. Однако в тот момент молодой человек и дедушка об этом даже не думали. Каждое движение их шло своим чередом. Выверить в этой обстановке что-то осмысленное вообще вряд ли удавалось. Пролетали птицы, сменялись времена года, менялись люди, взгляды. Они (дедушка и молодой человек) будто были неким инородным организмом, который посетил случайно это место и запечатлел момент, который имеет глобальные смыслы для кого-то. Этот момент был, точно морской простор с рубки капитана: берега не видно, что будет дальше - неизвестно, а сейчас - даже не понятно, о чём идёт речь. Хочется сказать что-нибудь, а что? Ты пытаешься всю картину переварит у себя в голове, но всё, что у тебя получается - это...
- Слушай, сынок... Ты же знаешь молитвы какие-нибудь? Спой-ка так... Ну священническим голосом, силовым...
Молодой человек в секунду замялся. Он боялся себя: "Лишь бы от сердца... Главное не гордится! Хоть бы большего не думать.." - говорил он себе.
Встав напротив иконостаса, оглядев его с грустью и вздохнув, глаза молодого человека закрылись:
- Отче наш, Иже еси на небесех, да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. - Приглушённое эхо отозвалось в молодом человеке и дедушке некоей теплотой. Им обоим было легко. Из-за этого глаза молодого человека неявно и зарыдали. Так хорошо...
Был ли в этом смысл? ...Знаете, когда задаёшь вопрос смысла и пытаешься на него ответить, тогда смысл по-настоящему исчезает. Посади дерево, построй дом, начни что-то делать - попытка глубинно объяснить суть полностью обесценит все наши действия.
- М-да... Хорошо - с душой высказался дедушка, благоговейно смотря на свечки, которые продолжали гореть: воск плавился, капал и уменьшал столпы, вставленные в землю. Свет изливался, будто тёплым парным молоком, среди оставленного житейской суетой храма.
- А иконы где? Дед.
- Да где... Одна вон... У знакомого моего. Говорит, что нашёл и держит при себе до сих пор. Большую часть растащили. Ну а что... Они же раньше ничем по сути были. Их просто бросали, на них играли в карты... Не ценились совсем. Эх... - глаза дедушки неловко посмотрели на иконостас. Может, когда построят храм, даст Бог, жив будет знакомый - вернёт обратно...
В храме было спокойно. Птички пролетали сквозь пустые оконные рамы. Травушка за заколоченными окнами волнообразно уходила вдаль. Суета сама собой отпадала. Время от времени всплывали воспоминания о проблемах насущной жизни, однако, вместе с ними, ты от них же и бежишь, отгоняя, как только можно. Ты хочешь здесь остаться, будто перед кем-то пробуждается у тебя ответственность. Ты, как блудный сын, вернулся в давно оставленный дом, а родитель тебя с радостью великой принимает. И так стыдно, и так радостно, и так плакать хочется, и так помочь желается. Но как?
Свечи горели. Воск был мягким, поэтому таял быстро, только затухание задерживало их полное выгорание.
- Возвращаться надо! Ну как, сынок, поехали?
- ...Давай подождём, пока свечки догорят. Если хочешь, дед, можешь на улице постоять.
Улыбнувшись, дедушка с мудрым рассудительством и некоторым умилением в глазах удалился, оставив молодого человека одного.
Что же происходило, когда молодой человек был один? Нам неизвестно. Какие действия он совершал - непонятно. Спустя двадцать минут свечи полностью догорели. Место рядом с самодельными подсвечниками было подтоптано, как будто так сидели на коленях, а за цветами находилась стопочка бумаги с каким-то текстом. Странно это. Ты не видишь ничего, но знаешь всё. Будто там (в храме), может, - надуманно, может, - в неправду, может, - обольстительно для самого себя, но был там помимо героев кто-то ещё. Невидимый, непонятный... Странно... Может, это выдумка... Может, детское желание грешника увидеть того, когда пока невозможно увидеть... Стыдно ли? Наверное, да. Может, я сам себе вру, и этого не было? ... Кто знает.
Лицо молодого человека веяло благоговением. Оно отражало суету, и страх, и радость, и печаль. Для себя сложно было выбрать одно из нескольких чувств.
Перекрестившись, наши герои сели за баранку. Вновь лязг металла и свист колодок прогромыхал на ямах и кочках.
На горизонте виднелась та же степь. Храм отдалялся больше и больше, оставаясь вновь, как и эти сто лет, на растерзание одиночеству и безжалостному времени. Хотя, вопрос будет ли он ждать...
"Хэ... И ведь правда знакомое место... Во сне я его видел!" - говорил сам с собой молодой человек, глядя на поле озимого рапса. Ему было и тяжело, и спокойно покидать это место. Он что-то отдал, и что-то приобрёл, однако что... Я и сам не понимаю. Лишь купол храма, как родная полярная звезда, мерцал даже с самой далёкой части просёлочной дороги.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.