***Я вернулся в мой город, знакомый до слез, Сусальным золотом горят Вы, с квадратными окошками «Отрывки из уничтоженных стихов». Примерно 1931 год, начало 30-х годов... В год тридцать первый от рождения века Осип Эмильевич Мандельштам скончался в пересыльном лагере на Второй речке около Владивостока. Сейчас это сам город Владивосток, это набережная, вполне цивильно отделанная, и никакого следа о том прошлом, которое это место занимало в нашей истории, не сохранилось. По крайней мере, на месте этого не определить. Этапирован он был туда осенью 1938 года. Этапирован после того, как очень быстро прошел период следствия; он был арестован 2 мая, а уже в сентябре был отправлен на Дальний восток, хотя статья его 58.10 – «агитация» (хотя какую он агитацию вел, смешно, конечно, и говорить об этом), ее срок до 5 лет не предусматривал отправки в такие дальние лагеря, и когда он попал туда, на Дальний восток, то там отбирали тех, кто должен был быть по морю отправлен на Колыму, и его не отобрали, как человека больного. Он действительно страдал астмой, хотя не очень-то старым был человеком, ему было 47 лет, но выглядел он уже достаточно немолодым человеком и чувствовал себя очень скверно. По медицинским документам того заведения, где он находился, определили, что его должны отправить обратно на запад, но не далеко на запад, а только до Западной Сибири, потому что в городе Мариинске был центр сибирских лагерей, СибЛАГа, который называли «отходняк», где отбывали заключение люди, не способные к тяжелому физическому труду. То есть как их не заставляли, они не могли работать, могли только отдать концы. И вот его должны были туда отправить, но это требовало времени, и он оставался пока там, в этом пересыльном лагере. Довольно рано наступили холода. Он очень страдал от этого, а кроме того, он не получал никаких посылок, никто не знал еще, где он находится, а когда узнали – было уже поздно. В лагере началась эпидемия, а так как он был человек ослабленный и больной, то он оказался жертвой этой эпидемии и скончался. А как об этом стало известно? Вернулся обратно отправленный туда денежный перевод, отправленный братом, он вернулся в Москву, и посылка, которую успели послать, тоже вернулась. И тогда его вдова, Надежда Яковлевна, которая, в общем-то, всю свою дальнейшую жизнь – а прожила она полную жизнь, 81 год, – посвятила тому, чтобы сохранить память о поэте. И она стала добиваться по всем инстанциям, и как это не странно и не удивительно в тех условиях, но ее энергия была такова, что она пробила эту брешь и сумела получить реальные документы о его кончине. Поэтому известно, что он скончался именно в этот день... Мандельштам не ставил себе специальной цели, просто это был очень цельный и искренний человек. Он не стремился найти своего читателя, он должен был сказать – а мы или услышали, или не услышали его. Поэтому я не отказываюсь от того, что он не был агитатор, он был искренним человеком. И он жил под этой пятой. Ведь он, читая свои стихи «Мы живем, под собою не чуя страны», каждый раз говорил: «Только вы не выдавайте меня, потому что меня иначе расстреляют». И все равно он своим собеседникам это стихотворение читал. А чтобы ему никому и никогда не прочесть это стихотворение? Написал бы, положил в книжечку, и через сто лет кто-нибудь эту книжечку открыл бы… Но он не мог так сделать. И вместе с тем, это, конечно, не тот человек, который мог пойти на баррикады, это совсем не тот человек. Это был типичный человек Серебряного века, который жил в своем кругу, который очень признавал ту почву, на которой он вырос, – а вырос он на почве российской и европейской культуры. И вот это то, что его питало. И когда вот эта культура, как шагреневая кожа, сжималась до романа Павленко «Счастье», то… Кстати, Павленко встретил его на Лубянке… Вы не знаете эту историю? Его волокли куда-то, он не в состоянии был идти. Ведь Мандельштам действительно был неврастеник, этого не отнимешь. Он был почти безумен в последние годы. И вот во время первого следствия, 1934 года, его куда-то волокли, и откуда-то сверху по лестнице, там на Лубянке, спускается Павленко: «Мандельштам, возьмите себя в руки!» ...Мандельштама мы знаем, а вот Павленко… Да, но каково же Мандельштаму было… Так что он прошел свою жизнь через все самые запутанные узлы нашей истории, которые, к сожалению, мы до конца никак не можем распутать. Вернее, можем, но не хотим. И вот отсюда ответ на вопрос, а кто же может осквернять памятники. Кто может? Тот, кто не понимает. Вот в сентябре месяце открыли памятник в Воронеже, это было очень торжественно. Воронежцы такой праздник устроили из этого события. И все-таки на следующее утро мы пошли в парк, где поставлен памятник, посмотреть, все ли на месте, все ли так, как было задумано. Все было правильно. все было хорошо, – но показательно, что такая неспокойная мысль возникала у многих из нас. К столетию со дня рождения Мандельштама в нашем городе была установлена первая и единственная мемориальная доска. Она как раз на том доме, доме 31 по 8-й линии Васильевского острова, где «на лестнице черной», на последнем этаже, в квартире 5, жили родные Мандельштама. И приехав под Новый, 1931-й, год в Ленинград, Мандельштам жил там с женой. И там были написаны эти стихи, о чем и говорит мемориальная доска. Интересно, что там подлежащим в тексте доски – стихотворение и первые строчки этого стихотворения, а потом уже – чье это стихотворение. Не «здесь жил такой-то», а «здесь было написано такое-то стихотворение Осипа Мандельштама». И только через много лет вот такую памятную плиту, можно условно сказать, памятник установили в саду Шереметевского дворца. ...есть хорошая, кстати, книжка «Мандельштам в Москве», написал ее Леонид Михайлович Витгоф... ...15 января - день рождения Мандельштама... М.Михайлова и И.Вербловская © Copyright: Тихо-Тихо, 2015.
Другие статьи в литературном дневнике: |
