Утро. Еще май.

В детстве я не любила такие утра - пасмурные, влажные, промозглые. Теперь нахожу в них особую прелесть, как в одиночестве - желанном отдыхе от суматохи и суеты.
Тихо шелестят березы. Негромко перекликаются в кронах хлопотливые птицы, занятые обустройством гнезд. Это не пение. Простые бытовые разговоры:
- Дорогая, подай-ка мне вон ту веточку. Да нет, другую, слева. Спасибо.
- Как долго ты еще провозишься? Скоро будет дождь, а у нас еще "конь не валялся"! У всех мужья, как мужья, а у меня недотепа какой-то...
- Ммм, как ты думаешь - подойдет ли сюда это перышко?
- Вечно ты невовремя со своими приставаниями, строй, не отвлекайся, противный!
Запах холодных молодых листьев не пьянит, освежает. По всем приметам - скоро будет дождь, спокойный, как это утро. У такого дождя ласковые руки, он любит нашептывать на ушко нежные слова - знаете, такие, от которых женщины иногда тихонько смеются таинственным горловым смехом, будто воркуют голуби.

Разбудил ее многоголосый неслаженный младенческий хор, а точнее - полная какафония из мяукающих, ноющих, отчаянно вопящих звуков, разной тональности и громкости. Вскоре звук стал мощнее, крик приблизился и за стеклянной дверью палаты показался длинный стол на колесиках, который толкали две медсестрички. На столе в два ряда, головами друг к другу лежали белые орущие свертки, похожие на туго спеленутых по рукам и ногам солдатиков. Возле каждой палаты процессия останавливалась, медсестры брали в охапку по 3-4 свертка и, выкрикивая фамилии, раздавали их мамочкам, как новогодние подарки.
Мамочки торопливо повязывали косынки и ватно-марлевые повязки из висящих на спинках кроватей тряпичных сумок (Тоша обнаружила такую же и на спинке своей кровати), выпрастывали из разрезов ночных рубашек полные белые груди, к которым младенцы тут же жадно припадали, крик в коридоре стихал, пока не заглох совсем.
Воцарилась умиротворенная тишина. Было в ней что-то священное, что ли. Задумчивые лица кормящих матерей казалось - светились изнутри так, что с каждой можно было икону писать. Правда, косо сидящие на них повязки,одинаковые не по размеру сероватые рубашки, и подрубленные из старых детских пеленок убогонькие косынки выглядели нелепо и отвлекали от возвышенных мыслей. "По четыре мадонны на палату!"- фыркнула развеселившаяся Тоша.
Однако сердце ее через минуту упало от горя, когда всем малышей раздали, а ей - нет. Было это так неожиданно горько, что обделенная Тоша выскочила в коридор, к медсестричкам, и полууниженным, противным самой себе тоном, стала выспрашивать, в чем же дело. Разжалобленные не столько Тошиными словами, сколько несчастными взглядами насмерть раненой птицы, медсестрички достали список и стали сверять. И вдоль и поперек читали они этот злосчастный список, но Тошиной фамилии в нем так и не нашлось.
Выяснив, что Тоша только недавно родила, они облегченно заулыбались и объяснили, что младенец находится еще в детской палате, а Тошино дело сейчас - набираться сил, потому что вскоре много ей их еще понадобится, а советское государство заботится о ней, дает возможность отдохнуть после тяжелых родов... Но отчаянная, окрыленная надеждой Тоша, не дослушав увещеваний, уже мчалась на поиски ребенка.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 29.05.2011. Утро. Еще май.
• 28.05.2011. ***
• 27.05.2011. ***
• 26.05.2011. ***
• 24.05.2011. ***
• 23.05.2011. ***
• 22.05.2011. ***
• 19.05.2011. ***
• 18.05.2011. ***
• 17.05.2011. ***
• 16.05.2011. ***
• 15.05.2011. ***
• 10.05.2011. ***
• 05.05.2011. ***
• 03.05.2011. ***
• 02.05.2011. ***