Иван Венедиктович Елагин 1918-1987

(Матвеев) Его родственница поэтесса Новелла Матвеева...
Я как всегда страдаю "дурновкусием", но русская поэзия для поэта....

***
Я решаю вопрос большой -
Что мне делать с моей душой?

Вот стою я под фонарем,
Говорю ей - вдвоем умрем,

Только жизнь со мной промытарь -
И потухнешь ты как фонарь.

А выходит, что все вранье,
Что обманываю ее,

Что дела ее нехороши,
Что бессмертье есть у души!

И хотя она здесь со мной,
Для нее я - двор проходной,

Сквозь который душа пройдет
От одних до других ворот.

Мне-то что, я пойду на снос,
Вот с душою как быть - вопрос.

Как помочь разорвать ей круг
Этих вечных блаженств в мук.

Что же будет с моей душой?
Вечность - срок черезчур большой.

***

Знаю, не убьет меня злодей,
Где-нибудь впотьмах подкарауля,
А во имя чьих-нибудь идей
Мне затылок проломает пуля.

И расправу учинят, и суд
Надо мной какие-нибудь дяди,
И не просто схватят и убьют,
А прикончат идеалов ради.

Еще буду в луже я лежать,
Камни придорожные обнюхав,
А уже наступит благодать –
Благорастворение воздухов,

Изобилье всех плодов земных,
Благоденствие и справедливость,
То, чему я, будучи в живых,
Помешал, отчаянно противясь.

И тогда по музам мой собрат,
Что о правде сокрушаться любит,
Вспомнит и про щепки, что летят,
Вспомнит и про лес, который рубят.
***

Мне не знакома горечь ностальгии.
Мне нравится чужая сторона.
Из всей – давно оставленной – России
Мне не хватает русского окна.

Оно мне вспоминается доныне,
Когда в душе становится темно, –
Окно с большим крестом посередине,
Вечернее горящее окно.

Амнистия

Еще жив человек,
Расстрелявший отца моего
Летом в Киеве, в тридцать восьмом.

Вероятно, на пенсию вышел.
Живет на покое
И дело привычное бросил.

Ну, а если он умер –
Наверное, жив человек,
Что пред самым расстрелом
Толстой
Проволокою
Закручивал
Руки
Отцу моему
За спиной.

Верно, тоже на пенсию вышел.

А если он умер,
То, наверное, жив человек,
Что пытал на допросах отца.

Этот, верно, на очень хорошую пенсию вышел.

Может быть, конвоир еще жив,
Что отца выводил на расстрел.

Если б я захотел,
Я на родину мог бы вернуться.

Я слышал,
Что все эти люди
Простили меня.
***

В тот темный год отца из дома увели.
Под рев ветров заупокойных,
Казалось, треть страны в тот год ушло с земли
В сопровождении конвойных.

Год пыток, год смертей, год сталинских расправ,
Процессов, массовых расстрелов,
Вожди беснуются, стране хребет сломав
И бед на сотни лет наделав!

Год ссылок и разлук, арестов и тревог,
Год всероссийского погрома!
Я вспоминаю блеск начальственных сапог
И грозный окрик управдома.

Он всюду, как шакал, вынюхивал беду,
И, будучи дельцом прожженным,
Кому-то сразу он, как водится, за мзду
Сбыл нашу комнату с балконом.

А я, заткнув в полу крысиную дыру,
Мой стул, мой стол, одежду, койку
Легко перетащил в пустую конуру,
Где видишь из окна помойку.

Однажды вечером я в свой чулан иду
(Я где-то ночевал у друга).
Сосед мой, торопясь, кивнул мне на ходу,
Глаза скосивши от испуга.

А позже я узнал, что в эту ночь за мной
Какие-то явились трое.
Еще наслушаюсь я брани площадной
Осатанелого конвоя.

А в институте всё я рассказал друзьям,
Я навсегда прощался с ними,
Я думал, что меня сошлют в Сибирь, а там
Сгноят в каком-нибудь Нарыме.

И вечером, один, сидел я в тишине.
Окна темнела крестовина.
Ждал, что придут за мной, но с шумом вдруг ко мне
Ввалились Жорж, Борис и Нина.

У каждого из них какой-то тюк в руке.
«Бери-ка теплые вещицы!» –
«Достали кое-что! Не дело налегке
Тебе по холоду тащиться!»

Но брать мне не пришлось тех сказочных даров.
Причиной опасений ложных
Была, как раз в ту ночь, проверка паспортов
У элементов ненадежных.

Страна, где прошлого тепла еще зола,
Страна, где волны страха катят,
Там хватит, может быть, на сто столетий зла,
Но и добра на сто столетий хватит.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 27.12.2014. Редьярд Киплинг.
• 17.12.2014. Юрий Горбачев.
• 16.12.2014. Иван Венедиктович Елагин 1918-1987
• 12.12.2014. Поэты. Александр Блок.
• 03.12.2014. ***