Это больше всего мне нравится!
Если путь развития русской ментальности проследить на достаточно большой дуге исторического движения мысли, легко обнаружить самую общую закономерность: русское самосознание отражало реальные отношения человека как к себе самому, так и к другому человеку и к миру вообще. Собственный стыд, жалость к другому и благоговение перед божьим миром - одно и то же чувство, но обращенное в троичность существования.
Познание осуществляется в языке через слово. Припомним характерные особенности русского языка, так или иначе отражающие ментальные признаки сознания. Ведь и <славянство> есть исключительно лингвистическое понятие. При помощи языка личность обнаруживает свой внутренний мир. Так утверждал в 1930-е годы выдающийся филолог и философ Николай Трубецкой.
Характерные особенности русского языка:
1). В центре русской грамматики находится не имя, выражающее устойчивое понятие, а глагол, обозначающий в высказываниях действие и в предикате выражающий то новое, что несет в себе мысль. Именно с глагольных основ снимаются отвлеченные значения новых слов и создаются отвлеченные имена типа мышление или действие- с помощью самых разных суффиксов. Мы говорим одежда, потому что следует одеться, пища - ею следует питаться, имение, которое можно иметь.
2). Русский язык четко различает время внутреннее и время внешнее, т.е. категорию глагольного вида и категорию глагольного времени. Объективно действие протекает независимо от позиции говорящего, и глагольный вид передает различные оттенки длительности или завершенности действия (писал - написал - писывал - понаписывал и т.д.). Точка зрения говорящего определяет то же действие относительно момента речи: прошедшее, настоящее и будущее, причем (что естественно) настоящее не имеет формы совершенного вида, поскольку настоящее длится, а будущее нельзя передать с помощью простого несовершенного вида (пишу - напишу). Субъект и объект действия разведены в сознании через глагольную форму, которая с помощью другой категории - категории залога - еще больше уточняет характер соотношения между субъектом и объектом (я пишу письмо - письмо пишется мною).
3). Качество воспринимается как основная категория в характеристике вещного мира; качество, а не количество привлекает законченностью и разнообразием радужных форм; через признак выявляется каждое новое качество, привлекающее внимание своей неповторимостью; отвлеченные имена также образуются с помощью адъективных основ, а самостоятельная категория имени прилагательного формируется в русском языке, начиная с древнейших времен. Выделив самостоятельную грамматическую форму для выражения содержания понятия (видов при общем роде, выраженном существительным), создали удобное средство для воссоздания аналитических понятий: белый дом, желтый дом, большой дом, торговый дом, модный дом и т.д., поскольку термин «дом» сам по себе не понятие, а символ как таковой требует раскрытия посредством уточняющего определения (содержание понятия).
4). В качестве связочного и предикативно осмысленного выступает глагол «быть», а не глаголы «иметь» или «хотеть», как во многих европейских языках. Установка на глагол бытийственного значения во многом определила характер русской философии, о чем не раз говорили русские философы. Идеально «бытие» и «быт» лежат в основе русского предикативного усилия мысли, тогда как формы владения и личного пожелания находятся на втором плане сознания.
5). В русском языке нет артиклей, что, в свою очередь, привело к размыванию границ между употреблением имен речи. Если англ. «a table» связано главным образом с выражением понятия о столе или представления о нем же, то с определенным артиклем «the table» уже указывает конкретно на данный стол, на эту плоскость стола, на предмет. Проявление категории «определенность/неопределенность» дублируется в русском языке противопоставлением двух типов прилагательных: дом бел - белый дом; различие то же, что при разных артиклях.
6). Неопределенность высказывания с большим количеством неопределенных местоимений и различных синтаксических конструкций (например, безличных предложений) в свою очередь повышает степень уклончивости и размытости русской мысли. Это черта своеобразной скромности и смирения, неуверенности в том, что твоя мысль, явленная в слове, может быть кому-то интересна.
7). Застенчивое уклонение от метафоры также основной установкой словаря на метонимические переносные значения в слове. Каждый толковый словарь отмечает цепочки метонимических смещений смысла в русском слове, построенные по известному типу «вот дом, который построил Джек»: дорога - полоса земли, по которой проходит движение - движение по полосе земли, по которой… - направление движения по полосе земли, по которой…и т.д.. Наоборот, метафорические переносы расцениваются как индивидуально авторские, не всегда пригодные для общего пользования.
8). Категория одушевленности - остаток древнего языческого анимизма - также препятствует созданию оригинальной авторской метафоры. В риторическом смысле это - олицетворение, которое естественно присутствует в самой грамматической форме и в метафоризации не нуждается. Можно сказать: «вижу мертвеца» или «вижу труп» - и тем самым метафорически выразить свое отношение к «лишенному души» в данный момент. Категория одушевленности, которая распространяется только на имена мужского рода, мало известна древнерусскому языку как категория.
9). Вежливая уклончивость проявляется и в том, что славянский императив не является, собственно, повелительным наклонением, он восходит к древней форме оптатива - пожелательного наклонения. Отношение к другому проявляется не в наглом приказе или хозяйском поведении, но в пожелании, что высказываемое будет принято к сведению. Например: хотелось бы, чтобы..; некоторые, вот, говорят, что..и т.д..
10). В отношении к себе самому, русский человек излишне категоричен, свое собственное мнение он признает за истину в последней инстанции, что с 16в. поражало иностранных наблюдателей русского быта. Иностранец обязательно оговорится: мне кажется, что… я думаю, что…и т.п.., в то время как русский, пользуясь формами родного языка, строит свое высказывание без помощи всякого рода уклончивых отступлений, поскольку категоричность личной точки зрения не требует, на его взгляд, никаких смягчений: «я ведь говорил!». Русскому в его языковых формах не требуется оговаривать конкретную модальность своего высказывания, она содержится уже в конструкции его фразы.
11). Категоричность самоутверждения и бытовой нигилизм находят себе поддержку в способности русского языка строить отрицание таки образом, что каждое отдельное слово высказывания отрицается само по себе: «никто никому никогда ничего не должен!». Плеоназм (избыточность выражения) как особенность русской речи - весьма серьезная проблема и в наши дни.
12). Категория состояния, также присущая русскому языку, кажется странной, потому что явлена только в речи. В грамматике это проявляется в употреблении наречий, или модальных слов, или столько же второстепенных форм - но в диалоге это всегда выражение личного переживания внешних событий: «мне жаль…», «как стыдно!». Никакой предикативной связи здесь нет, она не выражена, действие не обозначено. Это состояние души, в чувстве переживающей событие.
13). Все последние особенности русского языка, на основе ментальности формирующие обыденное сознание русского человека, выделяются общей установкой на характер общения: как типичное проявление речемысли во всех случаях преобладает не монолог - размышление, а активно протекающий диалог, в котором и рождается обоюдно приемлемая мысль.
14). Речь идет именно о диалоге как основной форме мышления. В исторической перспективе развития языка третий всегда лишний. Местоимение третьего лица: он, она, оно, они, формируется довольно поздно и до сих пор ощущается как родственное указательному в значении «тот», «другой». Глагольные формы в настоящем и в прошедшем времени, как много их ни было, долгое время не различали формы второго и третьего лица, потому что в конкретном диалоге третий не принимал участия, а высказываться об отсутствующем ни хорошо ни плохо не было принято до 17 века.
15). Собирательная множественность объектов (нерасчлененная множественность) особенно хорошо представлена в отношении к людям, и сообществу: «народ», «толпа», «полк», «люди». Многочисленные формы множественного числа сохраняют исходный смысл собирательности, что характерно специально для имен мужского рода.
16). Постепенно происходило интенсивное отделение парадигмы единственного числа от парадигмы множественного, в котором окончания уже не различают имена по грамматическому роду: (стол - стена) в единственном числе с различием в окончаниях при совпадении окончаний во множественном (столам, стенам и т.д.). Разведение смысла происходит и по формам: «дух», но «духи» и «духи» (с ударением на окончание).
17). Восхождение «по родам» приводило к порождению всех новых и новых гиперонимов, и этот процесс предстает как непрестанное воссоздание символов, возникающее в момент воплощения концептов в содержательных формах слова. Невозможно дать определение русским словам «судьба», «счастье», «любовь» - потому что это не понятия, а символы.
18). Безличные, неопределенно - личные, обобщенно - личные и прочие типы предложений создают совершенно непереводимое на другие языки представление о зыбком внешнем мире, который является своего рода отражением мира другого, реального, существующего в сознании человека, например: давай-давай, бывает, ладно. Такой неопределенности высказывания способствует и смысловой синкретизм союзов.
19). Важна историческая последовательность в формировании русских сложных предложений. Они являлись постепенно, один тип за другим, и условия были самыми древними по сложению. Типы придаточных сгущались в соединении трех признаков высказывания: модальности, определенности и предикативности. Разбросанные в пространстве речи, логически несвязные фигуры паратаксиса обрели логическую четкость выражения, выстраивая семантическую перспективу высказывания.
20). Новые типы словообразовательных моделей развивались почти одновременно с формальной специализацией различных типов сложноподчиненного предложения. Сложные слова также сжимались в обобщенные по единству суффиксов лексему, с помощью которых уже легче было создавать длинные цепочки предложений. Сложные слова были своего рода аналитическими понятиями. «Добро-детель» и «благо-детель» различались как выражения содержания понятия (добро- и благо-). Суффиксы позволили обобщить многие родовые значения слов и тем самым сокращали сложные слова, удвоенные сочетания и т.д.
Таковы основные признаки русской ментальности, проявляемые в русском языке. Отметим основное: становление ментальности
Используемая литература.
"Русский менталитет, речевой этикет".
1. Акишина А. А., Формановская Н. И. «Русский речевой этикет» М.,1983.
2. Арова Э.В. «Будьте добры»., М. 1998
3. Введенская Л.А. «Русский язык и культура речи»., М. 2002
4. Гольдин В.Е. «Речь и этикет». М.: Просвещение, 1983.
5. Колесов В.В. «Язык и ментальность». Спб.: Петербургское Востоковедение, 2004.
6. Словарь по Этике, М. 2003.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
