Новые стихи Игоря Волгина

В журнале Знамя № 2 за 2017 год опубликованы новые стихи Игоря Волгина, известного поэта, литературоведа и прочия, прочия... Конкретнее об авторе можно прочитать там же:

Игорь Леонидович Волгин, писатель, историк, академик РАЕН, президент Фонда Достоевского, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, Литературного института им. А.М. Горького, основатель (1968) и бессменный руководитель легендарной Литературной студии МГУ «Луч», ведущий программы «Игра в бисер» на телеканале «Культура», — отметит в марте свое семидесятипятилетие. Печатался в «Знамени» — № 12, 2014. Живет в Москве.

В моей молодости сборничек стихотворений Игоря Волгина "Круговая дорога" настолько мне понравился, что я сам решил попробовать сочинять стихи. В том сборнике кроме замечательной любовной лирики и философского звучания стихотворений были очень сильные гражданские стихи, такие как "Чаадаев", "Софья Перовская" и другие...
Став маститым литератором - специалистом по творчеству Достоевского, профессором, написав несколько книг, в том числе и исследование об отношении Достоевского к революционному движению в России, в частности к народовольцам, к самодержавию, Игорь Волгин претерпел, как мне кажется, значительную эволюцию взглядов молодости. Об этом свидетельствуют и его тексты о Достоевском, и тот факт, что из его книг стихов в интернете исчезли многие ранее присутсвовавшие тексты, например, из сборника "Круговая дорога", такие как "Чаадаев", "Софья Перовская", и характер телевизионной передачи "Игра в бисер", в которой разбор творчества некоторых писателей недавнего, да давнего прошлого,а также выбор обсуждающих вызывает вопросы, если сопоставлять оценки, дающиеся в этой передаче, с нашим еще недавним пониманием произведений несомненно несервильных в прошлом к власти литераторов. Тем не менее, Игорь Волгин не только учитель многих известных теперь поэтов (Дмитрия Быкова, например), вышедших из его знаменитой студии при МГУ "Луч", но и остается сам интересным, но неоднозначным поэтом, использующим в новых стихах современный слэнг. Что свидетельствует о том, что он старается держать руку на пульсе современного поэтического языка молодых, сам омолаживаясь таким образом. Вот несколько новых стихов из указанного выше номера Журнала "Знамя":

Игорь Волгин

* * *

На изломе жизни, на излёте,
у ларька, где жмутся алкаши,
если хочешь — думай о работе,
хочешь — о спасении души.

Что работца — ну её в болотце:
без неё-то дел невпроворот.
А душа, коль есть, она спасётся,
если только дать ей укорот.

Обозри своим блудливым оком
этот вечно длящийся бардак.
Постарайся мыслить о высоком,
а о низком — мыслишь ты и так.

Гордый, как в изгнании Овидий,
и непогрешимый, как дебил,
вспомни лучше тех, кого обидел,
вспомни всех, кого недолюбил.

Мой двойник, мой двоечник угрюмый,
собутыльник, старый раздолбай,
о стране, прошу тебя, подумай,
задний ум со скрежетом врубай.

Человеком ныне будь и присно —
сапиенсом, если повезёт.
Может быть, любезная отчизна
от тебя лишь этого и ждёт.

И она, ценя твой подвиг ратный,
двинет по дороге столбовой.
И простит мне стих нетолерантный,
запоздалый, злобный, лобовой.

* * *

Ну что — опять корейская война?
…Мой первый класс — тогда, в пятидесятом,
когда застыл в полшаге от рожна
уставший ждать нерасщеплённый атом.

Артиллеристы, Сталин дал приказ!
И холодом пахнуло с океана,
и загремел услужливый фугас
немедля — от Сеула до Пхеньяна.

Курился в сопках утренний туман,
менялась историческая сцена —
и оттеснял негодный Ли Сын Ман
любезного нам с детства Ким Ир Сена.

Тот пятился надеждам вопреки!
Но грозные, как воины Саула,
вступали в бой китайские полки,
нависнув от Пхеньяна до Сеула.

И сам Макартур ёжился, как бздун,
и шли когорты, сушу половиня,
и руку простирал Мао Цзедун
на Тяньаньмэнь — от яня и до иня.

…Что мне Гекуба, что Гекубе я —
в слепой ночи, в предвестье выбраковки,
пока весы подъемлет судия
сквозь снежный вихрь на голой Маяковке.

Но всё нейдут чудные из башки
названия, что мельче нонпарели,
куда в азарте тыкал я флажки,
к тридцать восьмой пробившись параллели.

…Зачем тебя, страну мильонов роз,
и грёз моих, и нежности обитель,
богиню — соименницу угроз
не изваял какой-нибудь Пракситель?

Чтоб высилась ты твёрже и прямей
над той землёй, что в ненависти слепла,
и чтоб не мучил памяти моей
чуть слышный шорох жертвенного пепла.


* * *
Поучимся ж серьёзности и чести
на западе у чуждого семейства.
О. Мандельштам. К немецкой речи

Тётя Соня не любила немецкую речь.
Хотя, наверное, не об этом речь.
В чешском городе Марианские Лазни (бывшем Мариенбаде)
пьют минеральную воду и есть площадки для гольфа.

…Я почти ничего не знаю о своём двоюродном брате,
убитом через день после безоговорочной капитуляции
снайпершей из вервольфа.
Зато я отлично помню тётю Соню, его маму-врача,

одинокую старуху, ввергнутую во мрак,
убеждённую, что лично её касаются строки Слуцкого Бориса Абрамовича
«Как убивали мою бабку?
Мою бабку убивали так…»

Ибо все её родичи (а было их, словно сосен в бору),
верившие, что мы в сорок первом возьмём рейхстаг,
были убиты
без объяснений
в Бабьем Яру,

и в других менее знаменитых местах.
Тётя Соня не выносила немецких фраз.
И тут сам Гёте ей не указ.
О жестоковыйный язык, ты любишь, как ненавидишь, —

кровь христианских младенцев, русиш швайн, маца —
и если твои фонемы смягчил шелопутный идиш,
то что же не умягчил он аборигенов сердца?

…Я уж давно немолод и лечу свои хвори в бывшем Мариенбаде,
где дойче шпрахе несётся со всех сторон,
и бюргеры Кёльна (опять цитата из Слуцкого) от местных красот в отпаде
и не жалеют для поправленья здоровья ни евров, ни крон.

Впрочем, как можно предположить, язык ни при чём —
дело, очевидно, в носителях языка.
То есть в том, как носить его, защищать ли огнём и мечом
от какого-нибудь харизматика и мудака.

Чтобы и русский, лучше которого, кажется, нет,
моя отрада и мука и, может, мой тайный дух,
не зазвучал бы однажды, как сивый бред,
коробя и оскорбляя вселенский слух.

* * *

Блещут шпаги, сыплются реалы,
кабальеры ломятся в альков…
Не подсесть ли нам на сериалы
в новогодье — жребий наш таков.

В эти дни блаженного безделья,
что лишь раз случаются в году,
предпочтём готовые изделья
интеллектуальному труду.

Вот романа пламенного завязь,
вот кинжал в доверчивой груди…
За пивком, кайфуя и расслабясь,
за сюжетом нехотя следи.

Что героя ждёт за поворотом,
кто убийца с низменной душой?
Не ревнуй к падениям и взлётам
жизни авантажной и чужой.

Ты не честолюбец и не гений,
и, наверно, это не беда,
что таких отчаянных мгновений
у тебя не будет никогда.

Что ж, утешься позднею обидой,
досмотри прикольное кино.
И жене нечаянно не выдай,
что, блин, разлюбил её давно.


Этюд

За что б я ни брался,
про что б ни пытал —
мелодия Брамса
гналась по пятам.

Корячился диктор
косой от вранья —
Нейгауз и Рихтер
спасали меня.

С глазами навыкат
пусть ржёт шоумен —
по-прежнему выгод
не ищет Шопен.

(Зачем ни в какой
не внесённый реестр
играет такой
зашибенный оркестр,

где каждому рай дан
и каждый велик?)
О Шуберт! О Гайдн!
О Глинка! О Григ!

На бездною горбясь,
чтоб я не робел,
в запретную область
вступает Равель.

Не ведая пауз,
лабают легки
Вивальди и Штраус
в четыре руки.

Хоть мир и греховен,
но всё нипочём,
коль в теме Бетховен
с Петром Ильичом.

…За речкою Коцит
не ценят соц-арт.
Там царствует Моцарт,
а, может, Моцарт.

На крышке вощёной
он пишет «Good day!»
О брат неотомщённый
Вольфганг Амадей!

И, взором нетрезвым
блуждая окрест,
сквозь тернии к звездам
взмывает Модест.

И узники смерти
встают во гробах…
…О Вагнер! О Верди!
О Скрябин! О Бах!

…Гуляет на воле,
поскольку привык,
комаринский, что ли,
прикольный мужик.

И голосом Отса
средь всех передряг
врагу не сдаётся
наш гордый «Варяг».

На радость дочурке,
играет гармонь.
И бьётся в печурке
тот вечный огонь.

…Пускай я в накладе
от разных афер,
но жить бы мне ради
той музыки сфер.

И, веря в поруку
блаженнейших слов,
не смыслу, но звуку
внимать я готов.

Не в этой ль пучине
придёт мне каюк?
О Лист! О Пуччини!
О Гендель! О Глюк!

* * *

Выйдя к залу многоглазому,
очи хмурые воздев,
научу-ка уму-разуму
этих юношей и дев.

Мол, со мною не забалуешь —
хоть не Тур я Хейердал,
но, однако, не столь мало уж
я в сей жизни повидал.

Зрел поэта пригвождённого
враз к позорному столбу.
Видел маршала Будённого —
не на лошади, в гробу.

Хоть и тема это личная,
не забыть до крайних дней,
сколько стоила «Столичная»,
килька баночная к ней.

Помню Мао я и Сталина,
и Никиты разбалдёж…
— Что ты, старая развалина,
охмуряешь молодёжь?

Что им фатеры и муттеры
и в груди чадящий угль,
если есть у них компьютеры:
жаждешь истины? Погугль!

Не спастись уже Афонами —
вместо этой чепухи
офигенными айфонами
отпускаемы грехи.

На просторах милой Родины,
богоизбранной страны,
нам ни Пушкины, ни Одены,
ни Шекспиры не нужны.

…И, услышав эти доводы,
я в пустыню подался,
где меня кусали оводы,
больно жалила оса,

где любое насекомое
причинить старалось вред.
…И младое, незнакомое
хохотало мне вослед.

* * *

Время, висящее на волоске, —
море стирает следы на песке.
В поле, в лесу ли, у кромки воды
наши с тобой исчезают следы.

Всё пропадает за ними вослед —
памяти нету и прошлого нет.
Время свернулось, пространство рябит,
праздные сходят планеты с орбит.

Будто бухают, угробив ландшафт,
черти и ангелы — на брудершафт.
Снова безвидна земля и пуста —
с чистого Бог начинает листа.

Рея над бездной, в рассветную рань
Он простирает творящую длань.
Вот уже свет отделился от тьмы.
Малость терпенья — и явимся мы.

...Солнце, встающее наискосок,
время сыпучее, словно песок.
И, как в насмешку, у самой воды
снова несмытые наши следы.

Вот некоторые из стихотворений Игоря Волгина, опубликованные в журнале "Знамя" № 2 2017 г. Всю подборку можно почитать в интернете, набрав: Журнальный зал: Знамя, 2017 №2 - Игорь Волгин - На изломе ...

Другие статьи в литературном дневнике:

• 04.08.2017. Новые стихи Игоря Волгина