Читательская среда, видимо, больше знакома с Дмитрием Быковым как с политическим поэтом, публицистом и литературоведом, читающим публичные лекции об известных авторах русской и советской литературы. Таким в значительной степени до недавнего времени знал его и я. И отношение мое к этому бесспорно очень талантливому человеку было мягко говоря неоднозначным (см. предыдущие мои заметки в дневнике о Дмитрии Быкове).
Знаменитый его политический проект "Гражданин поэт", исполняемый на роликах прекрасным актером Михаилом Ефремовым, конечно не может считаться жанром даже гражданской лирики. Это политические инвективы к власти в пародийном жанре. Причем пародируются классики русской и советской литературы, что вызывает некоторое напряжение у читателей, относящихся к "нашим всё" с должным пиететом.
Публицистическая деятельность Дмитрия Быкова разнообразна, интересна и тоже вызывает вопросы. Настоящее идеологическое его кредо трудноуловимо. Оно часто меняется в зависимости от времени и конъюнктуры. Здесь не место останавливаться на этой стороне его деятельности. Замечу только, что признание большей эффективности частной инициативы перед государственным патернализмом, прозвучавшим в недавнем его выступлении на радио "Эхо Москвы" сочетается с опубликованным панегириком молодому Марксу, ностальгическими высказываниями по СССР и симпатией к роли "красной утопии" ранних лет Советской власти, как сильнейшему двигателю общественного и экономического рывка в довоенные годы.
Литературоведческая публичная деятельность Дмитрия Быкова тоже вызывает вопросы. Лекции его о творчестве Льва Толстого, Ахматовой, Маяковского, Максима Горького, Михаила Шолохова, Александра Твардовского и других русских и советских писателей, которые можно послушать на Ютубе, демонстративно субъективны и, кажется, проникнуты некой одной направленностью: понизить авторитет и значение одних писателей и повысить других. Это делается добавлением ложек дёгтя в творчество и личности признанных и любимых русской интеллигенцией классиков (Льва Толстого, Ахматовой, Цветаевой ("не поэт"), Булгакова, Платонова и др.) и преувеличение роли в русской литературе известных и мало известных советских и российских писателей от Серафимовича, Фадеева и Аркадия Гайдара до Захара Прилепина и Сергея Шаргунова. То есть ангажированность в направлении левых идей в мировоззрении Дмитрия Быкова несомненна, по крайней мере в недавнем времени, коррелируясь с событиями вокруг "болотных протестов".
Но есть еще одна грань творчества Дмитрия Быкова, на которую мое лично внимание обратил недавно Евгений Евтушенко в своем выступлении на предновогодней передаче "Вечерние стихи", проводящейся в инете газетой "Вечерняя Москва" и нашим сайтом Стихи.ру. (см. на главной странице ссылку и анонсы). Евгений Александрович заявил, что талантливые поэты лирики в России есть. И указал на имя Дмитрия Быкова, как на создателя очень талантливых лирических стихов, исключив из рассмотрения его политические опусы. Что ж он оказался прав. Почитав лирику Дмитрия Быкова 90-х - начала 2000-х, я тоже высоко оценил мастерство стихосложения и неординарность поэтического стиля автора. Может быть более подробный разбор лирических стихов Дмитрия Быкова будет в будущем. А пока хочется познакомить читателей, не читавших философской и любовной лирики Быкова с некоторыми стихами этого жанра:
Жизнь выше литературы, хотя скучнее стократ.
Все наши фиоритуры не стоят наших затрат.
Умение строить куры, искусство уличных драк —
Все выше литературы. Я правда думаю так.
Покупка вина, картошки, авоська, рубли, безмен
Важнее спящих в обложке банальностей и подмен.
Уменье свободно плавать в пахучей густой возне
Важнее уменья плавить слова на бледном огне.
Жизнь выше любой удачи в познании ремесла,
Поскольку она богаче названия и числа.
Жизнь выше паскудной страсти ее загонять в строку,
Как целое больше части, кипящей в своем соку.
Искусство — род сухофрукта, ужатый вес и объем,
Потребный только тому, кто не видел фрукта живьем.
Страдальцу, увы, не внове забвенья искать в труде,
Но что до бессмертия в слове — бессмертия нет нигде.
И ежели в нашей братье найдется один из ста,
Который пошлет проклятье войне пера и листа,
И выскочит вон из круга в размокнутый мир живой —
Его обниму, как друга, к плечу припав головой.
Скорее туда, товарищ, где сплавлены рай и ад
В огне веселых пожарищ, — а я побреду назад,
Где светит тепло и нежаще убогий настольный свет —
Единственное прибежище для всех, кому жизни нет.
1996
Среди пустого луга…
Среди пустого луга,
В медовой дымке дня
Лежит моя подруга,
Свернувшись близ меня.
Цветет кипрей, шиповник,
Медвяный травостой,
И я, ее любовник,
Уснул в траве густой.
Она глядит куда-то
Поверх густой травы,
Поверх моей косматой
Уснувшей головы —
И думает, какая
Из центробежных сил
Размечет нас, ломая
Остатки наших крыл.
Пока я сплю блаженно,
Она глядит туда,
Где адская геенна
И черная вода,
Раскинутые руки,
Объятье на крыльце,
И долгие разлуки,
И вечная — в конце.
Пока ее геенной
Пугает душный зной —
Мне снится сон военный,
Игрушечный, сквозной.
Но сны мои не вещи,
В них предсказаний нет.
Мне снятся только вещи,
И запахи, и цвет.
Мне снится не разлука,
Чужая сторона,
А заросли, излука
И, может быть, она.
И этот малахитный
Ковер под головой —
С уходом в цвет защитный,
Военно-полевой.
Мне снятся автоматы,
Подсумки, сапоги,
Какие-то квадраты,
Какие-то круги.
2000
Все эти мальчики, подпольщики и снобы…
Все эти мальчики, подпольщики и снобы,
Эстеты, умники, пижончики, щенки,
Их клубы тайные, трущобы и хрущобы,
Ночные сборища, подвалы, чердаки,
Все эти девочки, намазанные густо,
Авангардисточки, курящие взасос,
Все эти рыцари искусства для искусства,
Как бы в полете всю дорогу под откос,
Все эти рокеры, фанаты Кастанеды,
Жрецы Кортасара, курящие "Житан",
Все эти буки, что почитывали Веды,
И "Вехи" ветхие, и "Чайку Джонатан",
Все доморощенные Моррисоны эти,
Самосжигатели, богема, колдуны,
Томимы грезами об Индии, Тибете
И консультациями с фазами Луны,
Все эти вызовы устоям, пусть и шатким,
Все смертолюбие и к ближнему вражда,
Все их соития по лестничным площадкам,
Все их бездомие и лживая нужда,
Все эти мальчики, все девочки, все детство,
Бродяги, бездари, немытики, врали,
Что свинство крайнее и крайнее эстетство
Одной косичкою законно заплели,
Все эти скептики, бомжи-релятивисты,
Стилисты рубища, гурманчики гнилья,
С кем рядом правильны, бледны и неказисты
Казались прочие — такие, как хоть я, —
И где теперь они? В какой теперь богине
Искать пытаются изъянов и прорех?
Иные замужем, иные на чужбине,
Иные вымерли — они честнее всех.
Одни состарились, вотще перебродили,
Минуя молодость, шагнув в убогий быт,
Другие — пленники семейственных идиллий,
Где Гессе выброшен и Борхес позабыт.
Их соблазнители, о коих здесь не пишем,
В элиту вылезли под хруст чужих костей
И моду делают, диктуя нуворишам,
Как нужно выглядеть и чем кормить гостей.
Где эти мальчики и девочки? Не слышно.
Их ночь волшебная сменилась скукой дня,
И ничегошеньки, о Господи, не вышло
Из них, презрительно глядевших на меня.
Се участь всякого поклонника распада,
Кто верит сумраку, кому противен свет,
Кому ни прочности, ни ясности не надо, —
И что, ты рад, скажи? Ты рад, скажи? О нет,
Да нет же, Господи! Хотя с какою злобой
На них я пялился, подспудно к ним влеком, —
И то, в чем виделся когда-то путь особый,
Сегодня кончилось банальным тупиком!
Ну что же, радуйся! Ты прав с твоею честной,
Серьезной службою, — со всем, на чем стоял.
А все же верилось, что некий неизвестный
Им выход виделся, какой-то смысл сиял!
Ан нету выхода. Ни в той судьбе, ни в этой.
Накрылась истина, в провал уводит нить.
Грешно завидовать бездомной и отпетой
Их доле сумрачной, грешней над ней трунить.
Где эти мальчики, где девочки? Ни рядом
Ни в отдалении. А все же и сейчас
Они, мне кажется, меня буравят взглядом,
Теперь с надеждою: хоть ты скажи за нас!
С них спроса нет уже. В холодном мире новом
Царит безвременье, молчит осенний свет,
А ты, измученный, лицом к лицу со словом
Один останешься за всех держать ответ.
1995
Нас разводит с тобой. Не мы ли…
Нас разводит с тобой. Не мы ли
Предсказали этот облом?
Пересекшиеся прямые
Разбегаются под углом.
А когда сходились светила,
начиная нашу игру, —
Помнишь, помнишь, как нас сводило
Каждый день на любом углу?
Было шагу не сделать, чтобы
не столкнуться с тобой в толпе —
возле булочной, возле школы,
возле прачечной и т.п.
Мир не ведал таких идиллий!
Словно с чьей-то легкой руки
По Москве стадами бродили
наши бледные двойники.
Вся теория вероятий
ежедневно по десять раз
Пасовала тем виноватей,
Чем упорней сводили нас.
Узнаю знакомую руку,
Что воспитанникам своим
вдруг подбрасывает разлуку:
Им слабо разойтись самим.
Расстоянье неумолимо
возрастает день ото дня.
Я звоню тебе то из Крыма,
То из Питера, то из Дна,
И теперь я звоню из Штатов.
На столе счетов вороха.
Кто-то нас пожалел, упрятав
Друг от друга и от греха.
Между нами в полночной стыни,
Лунным холодом осиян,
всею зябью своей пустыни
Усмехается океан.
Я выкладываю монеты,
И подсчитываю расход,
И не знаю, с какой планеты
Позвоню тебе через год.
Я сижу и гляжу на Спрингфилд
На двенадцатом этаже.
Я хотел бы отсюда спрыгнуть,
Но в известной мере уже.
год не проставлен
Когда бороться с собой устал покинутый Гумилев…
Когда бороться с собой устал покинутый Гумилев,
Поехал в Африку он и стал охотиться там на львов.
За гордость женщины, чей каблук топтал берега Hевы,
за холод встреч и позор разлук расплачиваются львы.
Воображаю: саванна, зной, песок скрипит на зубах…
поэт, оставленный женой, прицеливается. Бабах.
Резкий толчок, мгновенная боль… Пули не пожалев,
Он ищет крайнего. Эту роль играет случайный лев.
Любовь не девается никуда, а только меняет знак,
Делаясь суммой гнева, стыда, и мысли, что ты слизняк.
Любовь, которой не повезло, ставит мир на попа,
Развоплощаясь в слепое зло (так как любовь слепа).
Я полагаю, что нас любя, как пасечник любит пчел,
Бог недостаточной для себя нашу взаимность счел —
Отсюда войны, битье под дых, склока, резня и дым:
Беда лишь в том, что любит одних, а палит по другим.
А мне что делать, любовь моя? Ты была такова,
Hо вблизи моего жилья нет и чучела льва.
А поскольку забыть свой стыд я еще не готов,
Я, Господь меня да простит, буду стрелять котов.
Любовь моя, пожалей котов! Виновны ли в том коты,
Что мне, последнему из шутов, необходима ты?
И, чтобы миру не нанести слишком большой урон,
Я, Создатель меня прости, буду стрелять ворон.
Любовь моя, пожалей ворон! Ведь эта птица умна,
А что я оплеван со всех сторон, так это не их вина.
Hо, так как злоба моя сильна и я, как назло, здоров, —
Я, да простит мне моя страна, буду стрелять воров.
Любовь моя, пожалей воров! Им часто нечего есть,
И ночь темна, и закон суров, и крыши поката жесть…
Сжалься над миром, с которым я буду квитаться за
Липкую муть твоего вранья и за твои глаза!
Любовь моя, пожалей котов, сидящих у батарей,
Любовь моя, пожалей скотов, воров, детей и зверей,
Меня, рыдающего в тоске над их и нашей судьбой,
И мир, висящий на волоске, связующем нас с тобой.
1995
Я привел достаточно случайную выборку из его многочисленных стихов...
Читайте лирику Быкова и критически подходите к другой его, не поэтическо-лирической деятельности. Потому что художественнось настоящего искусства и его мировоззренческие и философские установки не всегда совпадают, а иногда и приходят в противоречие друг с другом. Как это было у Льва Толстого...
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
