Скоро Фазилю Искандеру, великому российскому писателю, исполнится 83 (он родился 6 марта 1929 года). Но Фазиль Абдулович не только поэт и прозаик. Он человек широких независимых взглядов, друг талантливых авторов, появляющихся в литературе, и людей, судьба которых интересна не только ему, но и его читателям. К таким людям относится и Тамара Петкевич , актриса, писательница, человек трудной судьбы. Фазиль Искандер поддержал её и обратил внимание читающей публики на два тома её воспоминаний - первый вышел в 1993 году, второй 2007 г. Вот что говорится в одной из заметок в прессе при выходе второго тома, которую я нашел в интернете (Гугл) вместе с фотографиями самой Петкевич и Фазиля Искандера при поисках биографических сведений о нем. http://www.novayagazeta.spb.ru/2008/17/7
О новой книге Тамары Петкевич «На фоне звезд и страха»
Этот том — продолжение первой книги воспоминаний Тамары Петкевич «Жизнь — сапожок непарный» (1993 г.), о которой Фазиль Искандер написал, что она «навсегда останется в русской литературе».
Читатели «Сапожка» постоянно спрашивали: а что было дальше? Знать это оказалось жизненно важно. Как могла дожить до 80 (а теперь уже почти до 88 лет), не сломаться и сохранить душу женщина, пережившая в молодости арест и гибель отца, гибель матери и сестры в блокадном Ленинграде, 7 лет лагеря, мучительную — на ее глазах — смерть любимого человека, предательство близких, кражу маленького сына… «Хотелось бы, чтобы вы еще что-нибудь написали, столь же мощное и убедительное, — обращался к ней Искандер. — Хотя, конечно, наше время менее всего способствует самоуглублению. Однако дух веет не только, где хочет, но и когда хочет».
Первая книга была написана как выполнение данного себе в лагере обещания: «Когда-нибудь я все расскажу…» Эта мысль, видимо, и держала крепче всего на земле. Вторая книга, вобравшая более 50 послелагерных лет автора и несколько исторических эпох, также полна глубокого драматизма.
Вот 1952 год: «…что принесла мне воля… Все друзья были сосланы на пожизненный срок в Сибирь… Ведомство ГБ выкручивало вербовкой руки. Что у меня вообще есть? Ничего. Ничего, кроме «чувства войны»: никому не отдать внутренней свободы». Ставшая после лесоповала и укладки шпал лагерной актрисой, талантливая и самобытная во всем, красавица, неуемная в любви, в самоотдаче, в страдании, она ищет свое место в большом мире. Но клеймо политической заключенной остается навсегда. Так, после трудной жизни на провинциальных сценах в 40 лет Тамара Владиславовна поступает в Ленинграде в Театральный институт, блестяще оканчивает театроведческий факультет, ей не раз предлагают достойную работу по специальности, но в последний момент всегда вмешивается «первый отдел». «В жизнь не пустили», — с горечью говорит она.
Но все, чем она занималась, становилось жизнью по самому крупному счету. Своего рода выходом на большую сцену, где играется спектакль вровень с античной трагедией, стали книги Тамары Петкевич. В них ничто не мелко. Вот Тамара навещает в московской коммуналке старую крестьянку, отвернувшуюся от сына-лагерника: «Я пыталась сказать, что не всякому клейму стоит верить… «Сталину-то я уж всяко верю больше, чем вам. Разве он станет безвинных сажать?»… Она вошла в раж. Продолжала хулить сына и восхвалять вождя. Недобрые, бездарные слезы лились у нее по щекам…» Вот Тамара с ужасом смотрит на толпы людей, скорбящих по умершему Сталину: «Не могла понять, кого и что оплакивало многомиллионное население державы… Жить можно, как я полагала, только сочувствуя другим! Это знание было выверенным, добытым в гуще бед. А как же у тех, кто оплакивает утрату генсека? Должна же у них пульсировать какая-то жилочка сочувствия к уже погибшим и гибнущим согражданам?.. Я не однажды слышала впоследствии: «А-а, бросьте притворяться. Все тогда плакали». Неправда! Не все!»
Отнюдь не философ, а истинная женщина, по сей день сохранившая осанку и красоту, оскорбленная во всем главном в себе — и не только за себя оскорбленная, но за всех попранных и уничтоженных — Тамара Петкевич обращает к Жизни (с большой буквы) вечные вопросы: о ее законах, о смысле, о человеческой сути. И на шекспировский вопрос отвечает сама: «Естество человека пропарывалось до инстинкта: «Жить!» А затем глубже, до мольбы: «Помоги, о Боже, не жить!»
О «Сапожке» читатели не раз говорили: «Ваша книга помогла мне выжить». Потому что «Сапожок» — это не только страдание, но и преодоление, не только предательство, но и верность, не только колючая проволока, но и стихи, сцена, любовь, понимание, надежда. Книга «На фоне звезд и страха» распахивает перед читателем вольный простор, а воля здесь дорогого стоит. Море, ветер, звезды… И снова любовь, снова надежды. А в конце — путешествия в другие страны, в неведомые города, которые видятся с особой зоркостью человека оттуда. Как писал Тамаре когда-то влюбленный в нее друг: «Пойми, ты обязана жить! …ты заядлый, проверенный радостник».
Стихотворение, посвященное самому Фазилю Искандеру "Фазиль", можно прочитать на моей странице.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
