Желание Я должно раствориться в роковом Сам-

Соланж: литературный дневник

существе вечного возвращения, и утверждать самоутверждение становления.



Средневековые теологи назвали человека «сотворенное, творящее». Ницше повторяет эту мысль: «В человеке тварь и творец слиты воедино». Каким же образом эта двойственность преодолевается в едином существе человека? Что представляет собой это хрупкое равновесие?


Творчество всегда в каком-то смысле творение из ничего. Всегда остается некое "ничто", помимо "нечто" – материала, формы, или идеи и силы творчества, и это ничто фундаментально характеризует смысл творения. Это ничто, пустота, или бытие также фундаментально относится к миру в человеке. В существе человека это трансцендентальное называется "смысл". Только человек может знать, что есть смысл, и благодаря этому является человеком – «сотворенным, творящим». Действия животного, расположение планет или работа машины могут быть целесообразными, детерминированными, или "предустановленно-гармоничными", но никогда не будут осмысленными, поскольку смысл – это "конституирование" смысла. Смысл характеризует человечность человека – сознание. Это смысл, который не противоречит бессмыслице, а дает ей жизнь. Это сознание, или – дух, которое характеризует и структуры так называемого бессознательного. Это можно назвать бытием-над-миром или любовью, – и почему бы не "любовью к року", amor fati?..




"Существовать" и "значить" – два глагола: "существовать" – с оттенком статичности, самостоятельности, отвлеченности… "Значить" – это побудительное обращение или привлечение внимания, некая точка, пробегающая бдительностью мышление. Философия, в действительности, т.е. философствование философа, соединяет эти два слова, так что значимость здесь становится наличностью, а существование мира вещей пронизывает невидимые отношения. В соединении значения и существования, прошлого и будущего есть действительное сознание, где «истина – сама определенность бытия» (Гуссерль) и коммуникация двух аспектов устраняет все привходящие (каузальные и психофизические) связи каждого из двоих. Единственное настоящее, прошлое и будущее – это время сознания как субъективная интуиция.



Когда настоящее, прошлое и будущее не вступают в глубокие многообразные связи различий, то время и события оказываются одноплоскостной, двумерной картиной-иллюзией. Сознание существа протыкает ее с изнанки своим острием, которое и есть – Реальность.


Когда я занят своими мыслями, происходящими в уме, я не чувствую того, что я чувствую. Следовательно, не чувствую смысла. Чувства (физиология) не воспринимаются мной, минуют мое сознание. Но если я направляю внимание на положение своего тела, на зрительный образ, разглядывание или слушание окружающих звуков, и стараюсь воспринимать чувства такими, каковы они есть, – тогда, сразу они перестают быть "только чувствами", которые можно перечесть на пальцах одной руки. Их "утилитарная функция" как таковая растворяется в потоке эстетических образов, отличающихся структурным соответствием воображения; в этом "незаинтересованном" познании и ум теряет свою утилитарную захваченность.



Философия, как и всякое человеческое знание в той или иной степени, возникает как явление праздности в мире заботы. Это предвосхищение, утончение и усложнение отношений человека и мира опыта, также как магия и мифология. Наука, не говоря уже о философии и искусстве, лишь при очень специальных условиях может непосредственно, действительно-материально оправдывать свое существование в обществе и свои потребности. Это проявляется даже в современном, представляющемся очень разумным устройстве пост-индустриального общества. Это невозможно понять как "потребность удовлетворенных потребностей", это постигаемо только как некоторая ценность (власть-знание у позднего Фуко), а ценность была для человека чем-то божественным и священным, наследием прошлого, мира предков – вечности.


Прошедшее, отождествляемое с вечностью, связано с восприятием личного прошлого как такого, где мне ничто не угрожает уже. «Прекрасно наблюдать всякую вещь, но страшно быть ею», – сказал Будда. На этом основании память становится источником священного для человека. В воспоминании, как и в представлении об опыте предшествующих поколений, все предстает уже сбывшимся, и в таком качестве может довлеть над становлением как таковым.




У Платона воспоминание, или вспоминание – это воспоминание о прошлом; в то же время, это вспоминание вечного. Настоящее, в таком случае, не связано с этим прошлым как в простой последовательности "прошлое-настоящее-будущее"; и не является "отсрочкой", когда будущее "идет к нам" как конечность, сообщая единство времени (Хайдеггер). У Ницше настоящее, равно как и прошлое и будущее, есть вспоминание самого себя, память о самом себе. «Мгновение влечет все последующие мгновения, следовательно, еще и само себя». Акцент переносится с "вспоминания", конечности, интенциональности на восприятие, открытость, новое, реальность переживания. То, что я помню о прошлом (о вечном), – несущественно, ибо настоящее само есть истинная память о самом себе. Но что же такое это настоящее, наконец? Из неопределенности этого понятия видно, что сознание неспособно на одновременную идентификацию с восприятием. Осознание переживания как "этого" всегда запаздывает по отношению к самому переживанию. Это делает возможным бесконечное повторение такой интерпретации (идентификации "этого") в сознании, которое здесь как бы "твердит" одно и то же… Этот эффект "узнавания" Борхес назвал «мнемоническим доказательством вечного возвращения». Но переживание "этого", будучи первичным по отношению к восприятию, сознанию и памяти, включает их в себя; шопенгауэровские "воля" и "представление" соединяются у Ницше в вечном возвращении воли к власти. Уже в том, что вечное возвращение связано с осознанной интерпретацией непосредственного "схватывания" (мгновение в его восприятии бесконечно ново как то же самое), видно, что вечное возвращение есть ценность. Настоящее как процессуальная действительность обращается всецело к будущему. Прошлое в такой обращенности оказывается тоже будущим, – "более далеким", более далекой перспективой "любви к дальнему". «Я хожу среди людей, как среди обломков будущего», – говорит Заратустра. Существует интересное еретическое учение, согласно которому души умерших пребывают на небесах до тех пор, пока не исчезнет память о них на земле, после чего они вновь получают земное рождение.





Вечное возвращение – это формула, смысл которой открывается только в жизни здесь и теперь. Этот смысл никогда не может быть сброшен со счетов, если речь идет о "вечном возвращении" у Ницше. Вечное возвращение – это возвращение вот этого, того же самого. Чем бы ни представал мир во всяких философских системах, – объективацией абсолютного духа или бытием воспринимаемого, – все это теряет свой глубокий смысл, если это лишь вечно возвращается. Все, что ни есть, есть одинаковым образом, именно как вечно возвращающееся. Смысл вечного возвращения открывается только в восприятии данного как вечно возвращающегося. Это восприятие, обращенность к переживанию всего жизненного мира человека во всех деталях, – есть чистое восприятие, т.к. вечное возвращение – не абстракция о природе времени (ведь время в человеческом мире – не более чем часы), а экстаз чувства и мысли, жизни и смерти, мужества, экстаз вопроса, трансмутирующего в музыку.


Шопенгауэр писал: «Форма проявления воли – ни прошлое, ни будущее, только настоящее; первые два существуют только для действия сознания (и за счет развертывания сознания), подчиненного рациональному принципу. Никто не жил в прошлом, никому не придется жить в будущем; настоящее и есть форма жизни».



И еще: "К тому, кто тождественен потере, возвращается потерянное"


и
«Ложная молва быстро забывается, и последующие поступки свидетельствуют о предыдущих».


и
"всё прямое лжет"



Из статьи "Бесстрашие социально-философских воззрений Ф. Ницше"
http://www.sunhome.ru/philosophy/51529



Другие статьи в литературном дневнике: