William James Collins
Сегодня коротаю время за чтением
любимого хокку,
повторяю его скупые слова снова и снова.
Такое ощущение, что ем
одну и ту же маленькую совершенную виноградину
опять и опять.
Произношу его возле большой тишины пианино.
Произношу его перед картиной с морским пейзажем.
Выстукиваю его ритм по пустой полке.
Слушаю, как произношу,
потом произношу, не слушая,
потом слышу, не произнося.
А когда пес поднимает взгляд на меня,
опускаюсь на колени
и шепчу его псу в каждое длинное белое ухо.
Это хокку про колокол храма,
весящий целую тонну, и ночную бабочку,
спящую у него на плече,
и всякий раз, когда я его произношу,
чувствую невыносимое давление бабочки
на железное плечо колокола.
Когда произношу его у окна,
колокол становится миром,
а я - бабочкой, которая отдыхает.
Когда произношу его у зеркала,
я - тяжелый колокол,
а бабочка - жизнь с крыльями из рисовой бумаги.
А когда произношу его тебе в темноте,
ты - колокол,
а я - его язык, и ты звенишь,
и бабочка,
вылетев из строчки,
дверной петлей кружит над нашей кроватью.
(Перевод Стивена Сеймура)
Другие статьи в литературном дневнике:
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь .
Соглашаюсь