Каневский

ГУДИНИ

по сцене скачут какие-то modern talking.
гудини прозрачен. он надевает смокинг.
гудини теперь нигде - но повсюду реет.
гудини идёт по воде - и вода твердеет,

идёт по земле - и земля становится влажной.
гудини врёт, что теперь это сможет каждый,
но в складки горла и в тайные швы на теле
он прячет свёрла, бритвы и иммортели.

он дважды тонул и трижды бывал распорот.
(никто не зрел, чтобы он заложил за ворот).
всплывал со дна в сундуке из кованой меди.
в аду летал на горном велосипеде.

руанские девы костёр под ним разжигали.
горя, шептал он имя какой-то гали.
и вот он ветром вольным гуляет в поле,
а тот костёр - пустой огонёк, не боле.

в румынии он свистел трансильванским зубом,
когда прилетал гостить к знакомым суккубам,
а в польше его сковали цепями смысла,
но он лишь свистнул - и закипела висла.

гряди, гудини, мы ждём тебя у вокзала.
ещё дадим, если этого будет мало.
"приди, еврейская шваль, приезжай, подонок," -
поёт и плачет музыка, как ребёнок.

ЯБЛОКО

вот я иду на кухню после смерти,
бесплотный и потусторонний жид,
а там на скатерти, одно на свете,
в ярчайшем свете яблоко лежит.
всё это - кухня, скатерть и салфетки -
мерцает, незнакомое со мной,
лишь яблоко - нездешнее, не с ветки,
в полупрозрачной корке ледяной.

и в этом есть какой-то новый ужас:
я шёл при жизни, шёл сюда за ним.
и вот оно, в пространстве обнаружась,
всё заполняет пением своим,
и звук его сворачивает время,
всё пропадает, гипс-спаситель снят,
последний слух, остаточное зренье
трепещут, кровоточат и саднят.

здесь шёл один - скрипела половица.
здесь пыль была - плясала на свету.
нет ничего. нельзя остановиться.
мир падает во мрак и пустоту.
и лишь оно, несъеденное мною,
что в пустоте повисло наугад -
красивое, блестящее, стальное,
в котором я навеки виноват.

ЧАЙНИК

холод идёт
на смену тебе и мне

там на дне
и лечь

чайник поёт
на баренцевом огне
как родная речь

чтобы пить
обжигая русский язык

чтобы слез с него
слой
к которому ты привык

тот
где всё
мертво

ОФСЕТ

1.
бог на стороне
больших батальонов

бог на стороне
золотых медальонов

бог на стороне
замшевых ботильонов
тонких каблуков
сквозь сердечную мышцу

бог на стороне
сторона его дело
хата его с краю
смутно различаю
чьё-то сердце
на золотом блюде

голова олоферна
затерялась наверно

2
из точки а выходят
идут на остановку
четырнадцать подростков
клади ещё
сироты
с медалями и кубком
и с ними двое взрослых
учительница с мужем
клади клади погуще
недавно поженились

из точки б выходит
вернее выезжает
на проржавевшей мазде
четырежды судимый
неделю как под хмурым
клади давай не мешкай
ещё немного виски
так чисто для разгону

не счесть не счесть алмазов
в твоих твоих пещерах
не счесть не счесть жемчужин
в твоей твоей водице
красивых пятен крови
в снегу снегу январском

скажи зачем ты снова
переложил мадженту

3
жалость покажет жестами где у неё ку-ку
ржавые наши шестерни перемелют её в муку
лучшее удобрение новый суперфосфат
а теперь дайте премию водочки и поспать

закалялись и в кране мы воду не берегли

за полями бескрайними горы ничьей земли
пробирайтесь по наледи
добирайтесь как знаете
выпьем на посошок
нам и тут хорошо

Другие статьи в литературном дневнике:

• 25.01.2014. Сергей Тимофеев
• 20.01.2014. 1
• 17.01.2014. Каневский
• 04.01.2014. Евгения Изварина и... внезапно - дед Аким