Марианна Ионова.

Регина Мариц: литературный дневник

ЛИЦА-ЛИСТЬЯ


-1-
Вот два фундаментальных взгляда на мир, способа жизни с миром, в мире: снаружи и изнутри.
Взгляд снаружи – как на результат, на кем-то написанную фреску, на нарисованный очаг в каморке папы Карло. Оно – перед нами, оно вокруг, и мы вынуждены реагировать. Натыкаясь на мир-стену, спотыкаясь о вещи-камни. Стену нужно проламывать или обходить, камни – раскидывать с дороги или перешагивать. Кинолента бежит. Поверхность, лицо к которой мы поставлены от рождения, задает задачи…
Взгляд изнутри – как на процесс, как на движение, в каждый миг достигающее своей цели, приходящее к полноте, как на череду мгновенных остановок непрерывности. Движение, неподвижное в каждой своей точке, становится видимым. Взгляд изнутри подсказывает каждую вещь как поток. Кинолента бежит, но мы – не зритель, мы – киномеханик. Кинопроектор можно представить еще множеством разных образов, смысл которых будет сводиться к выявлению момента реальности, к рождению, к деланию мира. Эта точка, где, это точка, откуда. В любом случае, главное – она. Без нее нет фильма.
По сжатому и прозрачному определению Зинаиды Миркиной, мистик – это человек, «познающий не явления (этого ли, или другого мира), а суть всех явлений». Другими словами, видящий мир как то, что позволяет миру быть, в отличие от большинства, видящего мир как сбывшееся и не подозревающего о том, что это даже еще не сбылось, но сбывается. Но и большинство мистиков большинство часов своей жизни – такое же большинство. Мистик – это вообще нормально. Настолько нормально, что любой, слишком пространно, как сейчас я, говорящий о мистиках и профанах, подобен петуху, который прокукарекал, а рассвет далее может и не наступать.


-2-
Здесь Посланник Божий замолк, и мы оба стали смотреть, как молодой человек в костюме клерка подходит к турнику на детской площадке у дома, хватается, подтягивается и прокручивается над перекладиной. Затем молодой человек встал на землю, встряхнул плечами в пиджаке и пошел.
«Могу я задать вопрос?» - спросила я, наконец, Посланника Божия.
«Да, конечно», - ответил тот немного устало.
«Почему все кого я любила, не любили меня?»
«Вы хотели бы узнать официальную точку зрения Церкви на этот счет?» - спросил Посланник Божий.
По-моему, все, для простоты называемое миром, происходит лишь потому, что в солнечном сплетении мальчика машет крыльями заводной голубь. Голубь сделан из легкого пластика, а легкий пластик – это тот же свет, что в листве, только белый. И из легкого пластика сделаны яблоки, рано поспевшие этим летом на Пивченковой улице, и плечи клерка, в пиджаке или без пиджака.
Вы вправе исповедовать какую угодно чушь, и тебя никто не любит, вот, как сказал мне Посланник Божий. Сколько ни смотри, ничего не прибавится. Ты напрасно тратишь время. Тебя вообще нет. Тут молодой человек, крутившийся на турнике, задел меня плечом из легкого пластика, проходя, и сказал: «Не знаю». И ребенок, показывавший пальцем на яблоки, словно пересчитывает их, сказал: «Хорошо». И я сложила ладони, как костер, и вспомнила, что трава, растущая здесь, в сквере у дома, называется «костер». И я подумала: если все это ничего не значит, значит, меня нет. А если что-то все-таки значит, значит, я все-таки есть. Но Посланник Божий, хоть и услышал, только пожал плечами из легкого пластика. Он тоже не знал.
Да полно скулить, сказала мне Пивченкова улица, я вон тоже все время задаю вопросы, а мне никто не отвечает. И она взяла меня за руку, и мы пошли, глядя на яблони и на костер, и, закрывая глаза, на молодого человека, проворачивающегося себя над перекладиной, и на светящиеся лепешки листьев. И кто-то гладил наши лица-листья.


http://russgulliver.livejournal.com/557155.html
http://russgulliver.livejournal.com/557410.html




Другие статьи в литературном дневнике: