Стихи Галины Безруковой
Галина Безрукова родилась в 1948 году в Свердловске,
бОльшую часть жизни прожила в Твери.
В 1977 году отмечена премией журнала "Литературная Россия".
Трагически погибла в апреле 1999 года.
* * * * *
Улитка умрет.
Но останется крохотный домик.
Пустяк, завиток.
Но ее он переживет.
И женщина эта умрет.
Но останется крохотный томик.
И время ни строчки уже
Со странички его не сотрет.
* * * * *
Почти не жалко мне строки,
Которую та женщина украла.
Хитро в свои запрятала стихи.
Но я ее признала!
Строка! Найденыш!
В давнем сентябре —
Моя любовь, и счастье, и горенье.
Ты и теперь, в чужом стихотворенье,
Горишь!
Горишь, как шапка на воре!
Стихотворение из сборника "Ничейная птица" Галины Безруковой Тверь, 2010.
Догорел сентябрь лампадою.
Пахнет клюквой лес и ладаном.
Листья тихие, прохладные
Прижимаются к траве.
Я ладони в рупор складываю:
"Ты люби меня сильнее... Ладно ?"
"Ладно-ооо!" - тонет в синеве.
Ем горчащие брусничины.
Сказки слушаю лесничего.
Стала я такой усидчивой,
Будто снова - в первый класс.
Шелестит поляна ситчиком,
Сеет дождик, как из ситечка,
Ёлки плачут не таясь.
Полон лес цветными кладами,
Щедро в горсти сыплет ягоды.
Получилось всё нескладно.
Ты прости уж это мне.
Я ладони в рупор складываю:
"Ты вернись скорее... Ладно?"
"Ладно-ооо!" - тонет в синеве.
* * * * *
Медовый месяц. Липы зацвели.
Наш город, словно крынка, полон медом.
Гудят неторопливые шмели
На улице, в садах, по огородам.
От медовухи молодой, хмельной,
Мы говорим друг другу что попало.
С тобою что-то сталось и со мной.
Но это не тревожит нас нимало.
И, от хожденья праздного устав,
Спускаемся к реке по тропке зыбкой.
Июль... Твои медовые уста
Одарят пусть усталою улыбкой.
* * * * *
В белой пене цветущих черешен
Перед вами я смело стою.
Бросьте камень в меня, кто безгрешен,
Кто уверен, что будет в раю.
Светлый гомон оживших скворешен
Возвестил о пришествии дня.
Бросьте камень в меня, кто безгрешен,
Кто уверен, что чище меня.
Запах лета тревожен и нежен,
Запах свежей примятой травы.
Бросьте камень в меня, кто безгрешен.
...Что ж глаза опускаете вы?
* * * * *
Какие-то птицы как летом поют.
Но в горлышках птичьих горчинка.
Ты пут испугался. А не было пут.
Была-то всего паутинка.
Такой привязать, удержать мудрено.
Непрочная нитка такая.
Любимый, лети! Мне теперь все равно.
Я смело тебя отпускаю.
Тебя удержать я никак не могла,
Моя боязливая птица.
И все же такою счастливой была,
Что даже не страшно проститься.
Ты можешь растаять в неведомой мгле,
В небесные кануть пучины.
…На черном твоем безупречном крыле
Пожизненный след паутины.
* * * * *
В палисаднике заледенел шиповник.
Из колодца не достать воды.
Предал самый преданный любовник.
Неоткуда больше ждать беды.
Лунный луч легко скользит по стенам,
И не надо зажигать огня.
Издавна привыкла я к изменам.
Сколькие покинули меня!
Научившись быть бесслезно гордой,
Я опять на дне дремучих зим
Со своей стоклятою свободой,
С темным одиночеством своим.
* * * * *
Мерцал твой голос в тишине,
Холодной, сумеречной, вьюжной:
«Ты будешь помнить обо мне?»
И я спросила: «Разве нужно?»
И ты сказал: «Не может быть,
Чтоб всё так быстро помертвело».
«Забыть – лишь форточку открыть
И сквозняком – простое дело».
«Я буду приходить во сне».
«Я крепко сплю и снов не вижу».
«Ты будешь помнить обо мне!»
«Прощай. Ступай. Иди. Иди же!»
Не долго скрипочки шагов
Прощанье у калитки пели.
А утром не сыскать следов
Под марлей мартовской метели.
Раскрыла форточку. Тепло.
Впустила ветер разудалый.
Но память билась о стекло
И никуда не улетала.
* * *
Черника в чашке с молоком.
Ржаного хлеба кус.
Он с детства празднично знаком –
Июльских ягод вкус.
Не привозных, не покупных,
А собранных тобой.
И цвет у чашки стал от них
Молочно-голубой.
И пальцы в ягоде, и рот.
Черничный нежен сок.
...Случайной лодочкой плывёт
По молоку листок.
* * *
Любить тебя. Любить опять.
Любимый, больше нету силы!
Ты знаешь, я леса просила
Ни в чём тебя не повторять.
Но золотятся сосны все
Твоею загорелой кожей.
Как я молила Енисей
С тобою быть ничем не схожим.
Но кудри светлые круты –
Моя отрада и погибель.
И проступаешь снова ты
В любом изломе и изгибе.
Я заклинаю облака
В высоком небе деревенском.
Но чья-то властная рука
Опять лепила профиль резкий.
Ждала любовь как благодать,
А вышло, что страшнее мора.
Не спрятаться, не переждать.
Не убежать за сини горы.
Ты есть. Ты здесь. И снова вспять,
Что присно и воочью было.
Любить тебя. Любить опять.
Любимый, больше нету силы.
* * *
Ничего. Переживу и это.
Надо пережить. Переживу.
Крутится усталая планета.
Шлёпаются яблоки в траву.
Мошкара вечерняя клубится.
В окнах загораются огни.
Шебуршат во тьме большие птицы –
Маленьких баюкают они.
Бродит кошка в зарослях паслёна.
Может, ищет мышкину нору.
И собака лает иступлённо.
...Что ты, дура, будишь детвору?
Всё в порядке. Спи и ты, собака.
В небе светит белая звезда.
И никто не виноват, однако,
В том, что у меня стряслась беда.
В дом войду, не зажигая света.
Вволю до икоты пореву.
... Ничего. Переживу и это.
Надо пережить. Переживу.
* * * * *
Ночная жизнь сверчка и светлячка.
Ночная жизнь летучей мыши.
Сомнамбулы, шагающей по крыше.
Душистого ночного табака.
Невнятный шум. И яркий аромат.
Какая-то огромная работа,
И тайный смысл ходьбы до поворота.
От поворота, и опять назад.
Тревожное мерцанье, шелест крыл,
Зовущий запах, белая рубаха.
...Зачем они пред тьмой не знают страха?
И кто окно чердачное открыл?
И тот смертельно узенький карниз.
И лунный луч. И сомкнутые веки.
Есть неземное что-то в человеке,
Что не дает ему сорваться вниз.
Морзяночка нездешняя сверчка.
И светлячка полночные сигналы.
Кому они? Какой планете малой?
Ночная жизнь... Во тьме скрипит устало
Раскрытое окошко чердака.
* * * * *
Ничего особенного нету,
Старых лип морозный ореол.
Сколько ни подбрасывай монету,
Выпадает все равно «орел».
Милый, наша встреча неизбежно
Все ж должна была произойти.
Как мы ждали этого прилежно,
Вглядываясь в лица на пути.
Дай согрею зябнущую руку.
Снег лежит тяжел и недвижим.
Как случилось так, что не друг другу,
А другим теперь принадлежим?
И неразрешимая задача
Не дает минуты забытья.
Слышишь? — это твой сыночек плачет.
Слышишь? — плачет доченька моя.
Что же делать, что же делать, милый?
Никого ни в чем не обвинить.
Ни умом, ни хитростью, ни силой
Ничего нельзя переменить.
Плачут и смеются наши дети.
Тает снег. Грохочет ранний гром.
Жили-были мы с тобой на свете.
Впрочем, до сих пор еще живем.
* * * * *
Водой наполнен круглый след лосиный.
Под мшистым пнем уютная нора.
Благослови меня, осенняя осина.
Благослови. Мне уходить пора.
Я ухожу не на день и не на два.
До будущих светлейших сентябрей.
Как будто это в самом деле надо —
Не жить среди деревьев и зверей.
Как будто это вправду неизбежно —
Полузнакомых лиц холодный круг.
А листья пахнут празднично и нежно
И рвутся вон из покрасневших рук.
Полет листа сегодня больше значит
Всех бед и всех моих побед.
А где-то за стволами дым маячит,
И города громоздкий силуэт.
Качает осторожно паутина
Тяжелых капель дождевую ртуть.
...Благослови меня, осенняя осина,
Как птиц благословляешь в долгий путь.
* * * * *
Пора цветения черёмух.
Пора прохлад. Пора простуд.
И тянет по утрам из дома
Послушать, как цветы растут.
Пора прозрачнейшего неба
И призрачно проплывших глаз.
И жаль растаявшего снега,
И шаль, надеванную раз.
Пора травы. Пора пернатых.
Берёз слезоточит кора.
Пора, когда и мне куда-то
Пора.
* * * * *
Лежу на лугу
Средь каких-то цветов златоглавых.
Щавелевый стебель
Сжимает забыто рука.
Касаются неба
Тончайшие длинные травы,
Кудлатому облаку
Нежно щекочут бока.
И божья коровка
На лоб мой легко приземлится.
И спустится с неба
По стебельку муравей.
Как будто бы там,
В голубой и высокой столице,
Им отдан приказ
Попроведать сегодня людей.
А эти цветы —
Поплавкам им по небу плавать.
В том недостижимом
И недостоверном краю.
Но с неба стекают
Тончайшие длинные травы
И нежно щекочут
Пригретую щеку мою.
* * * * *
Бабьего лета пора отошла.
Много ль с тобой мы видали тепла?
От пришлых дождей, от залетных ветров
Не отмахнешься, как веткой ветла.
Осень должна же ведь быть золотой,
Праздничным солнцем до дна залитой.
Но черные листья на землю ложатся
В роще заречной, сырой и пустой.
Не терема расписные — тюрьма.
Что же тут делать, подумай сама.
Кружатся крупные снежные хлопья.
Долгая бабья приходит зима.
* * * * *
И было бы темно.
Но в ставнях есть сердечки.
Сквозь них сочится лунный свет.
Еще светло от побеленной печки.
Ее свеченье — маленький секрет.
Сияние исходит от ромашки,
Мерцает золотистая пыльца.
Светло от сброшенной в углу рубашки,
От твоего плеча и от лица.
Ужели так светиться может кожа
В потемках в этот поздний час?
Два пополуночи.
Но боже, боже!
Как в комнате светло у нас!
* * * * *
И всё, что паче чаянья случилось,
Нимало не зависело от нас.
Но так душа полночная лучилась,
Что ты лежал, не размыкая глаз.
Была в движенье каждом неизбежность
Прощания. И не твоя вина,
Что та ошеломляющая нежность
Предчувствием разлуки рождена.
Всплывет луна, подобие обмылка.
И ты проснёшься и поймёшь – ушла.
А вмятинка от моего затылка
В подушке будет все ещё тепла.
Отчаянье последнего причастья
В каморке, лунным светом залитой.
За все часы пронзительного счастья
Я заплачу грядущей пустотой.
http://ya-zemlyak.ru/avtpoesia.asp?id_avt=847#3137
А дождь идет вторые сутки кряду.
О Господи! Все не устал стучать.
Как хорошо лежать с тобою рядом
И благодарно счастливо молчать.
Лежать, к тебе почти не прикасаясь,
Но помнить все — от пальцев до ресниц.
Следить, как тень от фонаря косая
Качается вдоль узких половиц.
И выпроставши в бережных потемках
Тревожно руку из-под простыни,
Вдруг ощутить биенье жилки тонкой
И прошептать: «Любимый мой, усни!»
Усни, мой праздник с дождевым нарядом
И с тенью, прочертившею кровать.
Как хорошо — лежать с тобою рядом,
В ложбинку над ключицей целовать.
* * * * *
Живу оглохшая, немая.
Да неужели было зря
И то тринадцатое мая,
И то шестое сентября?
И та дорога — в Затверечье.
И та — на Чистые Пруды.
И даль от встречи и до встречи.
И боль большой чужой беды.
Пересеклись лишь дважды судьбы
И даты новые плывут.
Но иногда ночные губы
Вас назовут и позовут.
И вспыхнет чистым чудным светом
То незабвенное число.
Да, право, стоит ли об этом?
Ведь все прошло.
Прошло, прекрасно понимаю.
Зачем же, надо мной паря,
Живет тринадцатое мая,
Живет шестое сентября?
* * * * *
Разлука возвратила нам,
Что отняли когда-то встречи.
...Церквушка, старый домик в Затверечье,
Сухих старух пророческие речи
И галочий голодный гам.
Что видеть, слышать мы тогда могли,
Когда кидались, как в Тверцу с обрыва,
Друг к другу, молодо, нетерпеливо?
Ты разве помнишь, как звенела ива?
Я разве помню запахи земли?
Мы были в пустоту погружены,
Окружены глухою тишиною.
И ничего вокруг. Мы только двое.
А мир шумел осеннею листвою
И волны разбивал о валуны.
Разлука наша, будь благословенна!
Я будто сызнова теперь живу.
Люблю деревья, облако, траву,
Замшелые ветшающие стены.
Вернулось все — осенние сады,
Крик ребятишек на футбольном поле,
И эта ива с лодкой на приколе,
И нежный запах медленной воды.
* * * * *
Какое дело мне до бузины,
Березы, ясеня, сосны?
Но все они зачем-то мне нужны.
Какое дело до меня сосне,
Березе, вязу, бузине?
Но все они нуждаются во мне.
Береза для меня грибы таит,
От грибников других листком прикрыла.
И семечко еловое летит
В мою ладонь стрекозкой однокрылой.
Какое дело до меня сосне?
Что вы хотите от меня, березы?
Но ваших птиц я видела во сне
И со стволов стирала ваши слезы.
И так живу и не могу понять —
Я им — сестра? подруга? иль рабыня?
Не знаю. Но иду опять
К березе, ясеню, рябине...
* * * * *
Что-то худо в природе.
Что-то худо в душе.
На моем огороде
Пусты гряды уже.
Лишь картофельной тины
У забора гора,
Да пушинкой утиной
Припугнут севера.
До зимы недалече.
Но пока не зима.
Все озябшие плечи,
И дождей кутерьма.
И такая болезность
Этих сереньких дней.
И одна бесполезность
Этой жизни моей.
* * * * *
По краям дорожки
Деревца, как вешки.
Лес осенний манит —
В гости, мол, пожалуй.
Поклонилась в ножки
Каждой сыроежке.
Елочкам пушистым
Лапушки пожала.
Мотылек белесый
Все летел за мною.
Видно, приглянулись
На платке цветочки.
Крупную бруснику —
Лакомство лесное —
Подарили щедро моховые кочки.
На пеньке пригретом
Ящерка дремала.
Старческие веки
Вздрагивали чутко.
Две недели лета —
Разве это мало?
Средь осенней хмари —
Это ли не чудо?
Дней прозрачней нету,
Нет яснее ночек,
Нету песни лучше
Этой, недопетой.
…Повязав по-бабьи
Ситцевый платочек,
Шла себе тихонько
Через бабье лето.
* * * * *
Проснуться в городке, неведомом и старом.
Шагнуть босой ногою на крыльцо
И, у колодца сполоснув лицо,
Брести по деревянным тротуарам.
И, на ходу переплетая косу,
Припоминая простенький мотив,
Чуть отступить в сторонку, пропустив
Вспотевших баб, вернувшихся с покоса.
С блаженством чувствовать, как льдинкой тает
На языке прохладный огурец.
Прислушаться, о чем там рассуждает
Лукавый рыжий дед—святой отец.
С мосточка рыбаку махнуть рукою,
Повозке тряской обернуться вслед.
Разговориться с бабкою такою,
Которой чуть помене сотни лет.
И в дом войти у церковки Успенья,
Где занавески бьются на окне,
Где варят земляничное варенье
И ничего не знают обо мне.
* * * * *
Черника в чашке с молоком.
Ржаного хлеба кус.
Он с детства празднично знаком —
Июльских ягод вкус.
Не привозных, не покупных,
А собранных тобой.
И цвет у чашки стал от них
Молоч но-голубой.
И пальцы в ягоде, и рот.
Черничный нежен сок.
...Случайной лодочкой плывет
По молоку листок.
* * * * *
В листьях ясеня, тонких и старых,
Не остудишь горячего лба.
Бесполезный, но чудный подарок
Ниспослала мне нынче судьба.
Эта встреча на что мне? за что мне?
Эта песня, наверное, зря.
Знаю, голос Ваш скоро потонет
В сизых сумерках октября.
Не любить. Не ласкать. Не ласкаться.
А увидеть. Запомнить. Забыть.
И у стриженых голых акаций
До рассвета одной пробродить.
В этой встрече ведь я неповинна.
Неповинны в прощании Вы.
Все прекрасно и непоправимо,
Как полет полуночной листвы.
* * * * *
В самый последний миг
Счастливо и безоглядно
Птицей срываюсь на крик:
Ты не забудь меня, ладно?!
В этой стране ледяной
Трону ладонью прохладной.
Что б ни случилось со мной.
Ты не забудь меня, ладно?
Прутиком черным грозя,
Встанет судьба над тобою.
В этом пространстве нельзя
Нам заручиться судьбою.
Южных помятых гвоздик
Запах стоит в парадном.
...В самый последний миг
Ты не забудь меня, ладно?!
* * * * *
Тот — позабудет.
Этот — обманет.
Лучше не станет.
Хуже не будет.
Что же ты воешь,
Ветер, в печи?
Лучше одной уж
В этой ночи.
Сажей осыплет
Черная вьюшка.
Так вот иду
По любви, побирушка.
* * * * *
Мерцал твой голос в тишине,
Холодной, сумеречной, вьюжной:
«Ты будешь помнить обо мне?»
И я спросила: «Разве нужно?»
И ты сказал: «Не может быть,
Чтоб все так быстро помертвело».
«Забыть — лишь форточку открыть
И сквозняком — простое дело».
«Я буду приходить во сне».
«Я крепко сплю и снов не вижу».
«Ты будешь помнить обо мне!»
«Прощай. Ступай. Иди. Иди же!»
Не долго скрипочки шагов
Прощанье у калитки пели.
А утром не сыскать следов
Под марлей мартовской метели.
Раскрыла форточку. Тепло.
Впустила ветер разудалый.
Но память билась о стекло
И никуда не улетала.
* * * * *
Ночевала в саду перелетная стая.
Мы проснулися утром — а рябина пустая.
И ни грозди на ней, и ни ягодки малой.
А ведь только вчера на закате сияла.
Донесите же, птицы, до печальной чужбины
Горький запах листвы, резкий привкус рябины.
* * * * *
Когда я в платье, длинном и широком,
Сижу в партере, непременно с краю,
Таинственно ресницы опускаю,
Простите мне — я просто так играю,
Игре поддавшись Вашей ненароком.
И хочется казаться необычной,
Загадочною и вполне столичной
Мне, деревенской девочке простой.
Но платье от столичного портного
Так неуютно, непривычно ново,
Что я кажусь нелепой и пустой.
Я это все прекрасно понимаю
И потому ресниц не поднимаю,
И плач из горла вырваться готов.
Из заливных лугов раздольных наших
Я привезла Вам золотых ромашек.
...Да Вы таких не помните цветов!
* * * * *
Ноктюрн
Там вашу обувку припорошит цветочной пыльцой,
И ясный фонарик луны, если надо, посветит.
И там непременно вас встретят-приветят
Три светлых созданья, три церковки за Тверцой.
И влажная ветка, едва прикоснувшись к лицу,
Подарит таинственный запах замшелого камня.
И вы вдруг поймете, что все мы когда-нибудь канем.
Но канем не в Лету, а в летнюю речку Тверцу.
И там, на пороге торжественной юной зари,
Ныряя в прохладные волны рассвета,
Услышите вы, как звенят колокольчики где-то.
А значит — бессмертные есть на земле звонари!
* * * * *
А называют эти цветы — золотые шары.
Из памяти всплыло, наплыло (куда же тут деться?).
Из той золотой, из почти нереальной поры,
Из палисадников тихих забытого детства.
…А после дождя полегали цветы на забор,
И пробираясь чужими дворами,
Красивый мальчишка родителям наперекор
Являлся ко мне с золотыми шарами.
Я отворачивалась, я те цветы не брала
И стоптанной тапочкой влажный песок ковыряла.
О как я врала, как смышленно и гордо врала,
И за калитку внезапно ныряла.
Девчонка, кузнечик в заштопанных белых носках,
Ах, как я любила цветы, и дожди, и мальчишку.
Он, может, всю жизнь проносил бы меня на руках.
И может, у нас бы родился красивый сынишка.
Желать и жалеть. Это прихоть словесной игры.
Настала пора оглянуться и оглядеться.
А называются эти цветы — золотые шары,
На стеблях летящие из палисадников детства.
* * * * *
Вот и сделался странно послушным
Лоб высокий упрямый мой.
Нашатавшись по травам душным,
Воротилась душа домой.
То-то маятно было бедняжке,
Вся изнылася, вся извелась.
А всего-то скулящей бродяжке
Надо было уйти, не спросясь,
На поляну, где дикие груши,
Отцветая, живут не у дел,
И такие ж заблудшие души
Отдыхают от праведных тел.
* * * * *
И только я не еду никуда.
Зачем? Мне славно тут.
Березы златоглавые растут
У самого пруда.
И в полночь ярко-белая звезда
Встает над крышей неизменно.
Да, раньше я любила перемены,
Любила переезды, поезда.
Но были три березы над прудом,
Был старый сад. В нем яблоки и птицы.
И слава Богу, был на свете дом,
Куда могла я все же возвратиться.
Чего ж еще? Теперь встаю чуть свет
И яблоки в корзину собираю.
Готовлю праздничный большой обед
И жду гостей, и дверь не запираю.
А если и никто не навестит —
Подумаешь, беда какая.
Вон птица за окошками свистит,
Она и в холода не замолкает.
* * * * *
Есть женщина. Она живет не тут,
А в городе, где белые церквушки,
Где белые опрятные старушки
Половички цветные ткут.
Есть женщина. И не моя вина
В том, что она сегодня одинока,
Что так печально золотое око
Единственного в домике окна.
Я тоже не гашу подолгу свет,
И так же жду и жду я, как когда-то.
Есть женщина. И мне прощенья нет,
Хоть перед ней ни в чем не виновата.
Есть женщина, невиданная мной.
Она с утра половички стирает.
...О, как же быстро кружит шар земной!
Любимые как рано умирают.
* * * * *
Улица снегами запорошена.
Ах, метель! Не выйдешь за порог.
Почему не спишь, моя хорошая,
Доченька, мой тонкий черенок.
Скоро, очень скоро с крыш закапает.
Ты услышишь утром: кап да кап.
Спи! Тебе придумаю я папу,
Лучшего из всех на свете пап.
Он живет на берегу у моря.
Там тепло. Там солнце и цветы.
В полдень сохнут сети на заборе.
В полночь заплывают в них киты.
Самолетик серебристой птицей
Унесет туда и нас с тобой.
Спи, родная! Пусть тебе приснится
Солнце, папа и морской прибой...
* * * * *
Мошка пропала до поры.
Исчезли где-то комары.
И в узких трещинах коры
Лесные бабочки уснули.
Луча ленивый слабый след.
...Вы мне желали многих лет.
Но лета нет уже как нет.
А до зимы я дотяну ли?
Пусты заздравные слова.
Я — однолетняя трава.
Природа все-таки права,
Хоть в правоте своей жестока.
Но предоставлена мне честь
Единожды, но буйно цвесть
И щедро семена принесть,
Не сетуя на краткость срока.
* * * * *
По ночам ходят в гости друг к другу деревья.
По ночам ходят в гости друг к другу стога.
Замечали вы чудные эти кочевья?
По-иному обставлены к утру луга.
Одинокая ель вброд идет через реку,
Золотистые шишки в гостинец неся.
Как нельзя на земле одному человеку.
Так и дереву тоже нельзя.
Поверяют секреты свои и печали.
Или просто гуляют под ясной луной.
Hа крылечке церквушки — вы замечали?
Лист, оброненный гостьей ночной.
И на лунных лугах шепоток еженочен.
То вдали растворится, то близко опять.
Ходят в гости стога и деревья. А впрочем —
Спите. Людям ночами положено спать.
* * * * *
Веревка от березы до осины.
Полощутся пеленки на ветру.
И я на руки бережно беру
Красивого зареванного сына.
В цветные набегающие волны,
В безбрежные цветы мы с ним идем.
И даже если встретимся с дождем,
То все равно останемся довольны.
Веревка от березы до осины.
Полощутся пеленки на ветру.
...Я каждой ночью на руки беру
Красивого несбывшегося сына.
* * * * *
Словно сахарная, тает
Церковь белая в воде.
Птица белая взлетает,
Улетает, тоже тает —
Не видать ее нигде.
Одуванчик отцветает,
Тает пух в траве густой.
Испаряется и тает
От черемухи настой.
Все растает.
Все вернется,
Верность вечности храня.
Слышишь — девочка смеется,
Так похожа на меня.
* * * * *
Цветов чуть слышен аромат.
Все бабочки льняного цвета.
Да разве август виноват,
Что он — последний сын у лета?
Что мало солнца и тепла
И что вода похолодала.
Осина красный лист зажгла
И сентября не подождала.
Мой август, позднее дитя,
Дай завитки волос приглажу.
Нарядным яблоком хрустя,
Пойдешь, не обернувшись даже.
Ушел июль, твой старший брат.
Вот манит и тебя в дорогу.
Цветов чуть слышный аромат —
И он растает понемногу.
* * * * *
На асфальте смешные рожицы,
Заколдованные слова.
Как весна, так опять неможется,
Ноет сердце, болит голова.
Как весна, так опять не пишется.
Преспокойна бумага бела.
Собрала я мешок тряпишнице
Всяко-всякого барахла.
Вот и вынула рамы зимние.
Вот и вымыла рамы весны.
Оказалось, что небо синее
И что флаги повсюду красны.
Звуки медные музыки праздничной.
И, доверившись календарю,
Я из чистой бумаги тетрадочной
Дочке голубя мастерю.
* * * * *
Под челкой спрятала морщину,
Оставленную мне бедой.
Люблю веселого мужчину.
А он беспечно молодой.
Ему бы музыку да вина,
Да жадное сплетенье рук.
Под челкой спрятала морщину
И думала: перехитрю, а вдруг!
Мне тоже по душе веселье.
Мне тоже очень мало лет.
И мне не ведомо похмелье
И поцелуя грешный след.
Под челкой спрятала морщину.
Ты эту ложь мою прости.
Вон ветер закружил осину
В июньской роще на пути.
И кружится шальное лето,
И я забылась и кружусь.
…Мне показалось, я — Джульетта,
А я ей в матери гожусь.
* * * * *
Скрипнула шальная половица —
Раньше не скрипела никогда.
Он вошел и попросил напиться.
Вкусная была у нас вода.
Поднесла ему я полный ковшик
Из ведра, прикрытого в углу.
Шуганула с лавки сытых кошек,
Пригласила к нашему столу.
Опорожнил ковшик. Глянул с лаской.
«Хороша, хозяюшка, вода».
И чего я залилася краской?
Раньше не краснела никогда.
Я сказала: «Оставайтесь, право.
Вон какая темень на дворе.
Постелю вам в комнате направо,
Встанете пораньше на заре».
Но в ответ прохожий белокурый:
«Нет, пойду. Темно — да не беда...»
И чего я разревелась, дура?
Раньше не ревела никогда.
* * * * *
https://тверской-край.рф/wiki/b/218/
http://ya-zemlyak.ru/avtpoesia.asp?id_avt=847#3137
http://forum.russianamerica.com/f/showthread.php?t=29545
Другие статьи в литературном дневнике:
