Желтый лист, подобие медали, положила осень мне на

Аида ЗЛОТНИКОВА,
Израиль - "Память сердца"

«Желтый лист, подобие медали,
положила осень мне на грудь»

Мне довелось быть его женой и родить ему необыкновенную дочь в те недолгие девять лет, которые отпустил нам Всевышний. Наверное, это было одним из первых ощущений счастья.
Поезд остановился на станции Прохладная. Я вышла из вагона.
В редакции городской газеты, куда я приехала на преддипломную практику, редактор Виктор Андреевич Коваленко сообщил, что работать буду в отделе сельского хозяйства. В кабинете мена ждал заведующий, предложив стол, который стоял напротив.

- Давайте знакомиться, - сказал он и протянул руку. Мужское красивое лицо и глаза, которые очень изучающе и загадочно улыбались. – Завтра в командировку, в совхоз.

- А я не знаю , что такое сельское хозяйство и совхоз, - тихо ответила я.

- Ну, это не беда. Сейчас пойдемте к Филипповне, в ее доме вы будете жить.

Куда мы шли и как, не помню. О чем-то говорили, и я хвасталась, что в «Иностранке» напечатан роман Генриха Белля «Глазами клоуна» и журнал у мена в чемодане. Юра вдруг начал читать стихи.

Девушка на цыпочки встает,трав касается до звезд достает,
гордой павой по кругу плывет – как мечта-бессонница за собой зовет.
Музыка рвется к вершинам гор. Я слышу, два сердца ведут разговор:

…Ты скучал по дому в веселой Москве,
расскажи в танце, о своей тоске,
о своей радости. Чей ты? Чей?
Под окном моим Всадником скакал Чегем.
…Не Чегем в полночь в долине шумел,
это я за сотни верст к тебе летел.
Разве ты не видишь, чей я, чей-
погляди в пламя моих очей!
Месяц над садом, как сабля, остер.
Быстрые ноги ткут узор.
Чуткие губы, брови вразлет -
сердце за сердцем рванулось в полет.
Огненному юноше Ох, не спать!..
Научите, горцы Кафу танцевать.

- Они опубликованы?- спросила я.

- Да, в местной газете.

- И все?

- Толстые журналы, например ваш «Дон», для меня места не находят.

- Как это? - наивно ответила я. - Надо позвонить Галине Николаевне.

И стала рассказывать, что Галина Николаевна - моя учительница и моя мама, и моя старшая сестра, и вообще – судьба. Она мена позвала в Ростов и я стала учиться в университете на факультете журналистики. Она знает Колю Скребова, редактора «Дона», мы прочтем ей ваши стихи.

И я снова увидела загадочно улыбающиеся глаза.

Утром - совхоз. Меня отвез туда редакционный шофер, Юра сказал, что в шесть вечера меня заберут.

- Познакомьтесь с зоотехником, она очень интересный человек, и напишите о ней зарисовку, вы же делаете диплом по теме «Зарисовка в газете».

После шести часов был ресторан. Привокзальный, единственный в Прохладном.

Ужинали. И он снова читал стихи:

Вас не секли февральские метели,
мороз вам не расклинивал стволы.
Под южным солнцем, голубые ели,
растаял запах хвои и смолы.
Нет, вашей заповедной красотою
я заслонить былого не могу:
я в сердце ранен памятной тайгою,
о снежных соснах слово берегу.
Они стоят решительным заслоном,
в штыки зеленые берут ветра
и умирают с непокорным стоном
под деловым ударом топора.
В их шуме столько непреклонной жизни!
Смиряя круто вьюг шальной набег,
они умеют, когда солнце брызнет
в медвежьих лапах убаюкать снег.
Вот так бы вам мужать подсвист метели,
штыки зеленые держать наперевес…
Ну, что сказать вам, голубые ели?
Деревья вы, но вы еще не лес.

- Давайте выпьем за ваше творчество, - вдруг сказала я. - Вы пишете очень хорошие стихи.

- И ты будешь говорить мне: «ты».

Я – влюбилась. Ночью написала маме в Челябинск письмо. И задала вопрос: «А вдруг а выйду за него замуж?» Получила ответ: «Девочка из еврейской семьи так замуж не выходит… Думай». Но я не стала думать. Из очередной командировки в совхоз привезла два мешка соломы и сделала матрац, положив его на деревянные доски, получилась кровать.

Утром он подарил новые стихи:

Жили мы с тобою во времянке.
Не было ни койки, ни стола.
Но с какой ты гордою осанкой
Рано утром на работу шла.
Галки в старых тополях галдели,
Заревая золотилась синь,
Долго-долго вслед тебе глядели
Фиолетовые лики георгин.
Пес хозяйский подходил к калитке,
Нам весь день с ним чудился твой смех.
Медленно на каменные плиты
Падал теплый тополиный снег.
Начиналось за окном предгорье-
Край, что стал мне родиной второй…
Цвел в стакане полевой цикорий,
Синеглазо говоря со мной.
Было много солнечного света.
Шмель гудел, раскачивал цветы…
Стало больше на земле одним поэтом,
Но об этом знала только ты.

Первый сборник Юриных стихов мы издали в Нальчике во времена оттепели, назывался он «Власть апреля», потом вышли второй и третий - «Каштановые свечи», «Осенние лады»…

Юрия Крутова приняли в Союз писателей СССР. Он стал студентом Высших литературных курсов в Москве при Литературном институте им. Горького. Учился в семинаре Александра Межирова и готовил к печати новую книгу стихов. Писал рассказы, повесть «Отец не вернется» (записки десятилетнего мальчишки).

В 1975 году он ушел из жизни.

В том году он успел сдать в издательство «Советский писатель» сборник стихов «Росстань –дорога», предисловие к которому написал Александр Межиров. Но рукопись в издательстве потерялась. Эту посмертную книгу издавала я. Архив Поэта сохранился, и я отвезла в Москву, завотделом поэзии Егору Исаеву папку с рукописью. Редактором был Виктор Фогельсон. Чтобы книга была издана, я отказалась от гонорара и подписала пустой бланк договора. В 1977 году сборник увидел свет Я получила 15 авторских экземпляров.

В предисловии «В настоящем времени» Межиров писал: «У Юрия Крутова фамилия Кузнецов. Характер фамилии поэт, по возможности, сохранил в псевдониме. Его человеческий характер был действительно крутой, натура вспыльчивая, отходчивая.

Красивое, породистое лицо привлекало умом, благородством, чувством достоинства. Говорил он мало, резковато, чаще всего не напрасно и лиризма своего в стихах попусту не расточал.

Поэт не всегда внешне похож на свои стихи. Юрий Крутов был похож.

Страстность его внутренних сил и личный внутренний опыт были строго подчинены психологической обязательности.

Говорят, что понять поэта - значит разгадать его любовь. Разгадка невозможна, если у поэта жизнь сама по себе, а стихи сами по себе. У Ю. Крутова то и другое – едино, и вдохновенье не косвенное, а прямое. Он не уклоняется от песен, как бы «чуждых вечности». Он сплошь и рядом лирик быто-писатель, точно, скупо, напряженно повествующий о конкретной судьбе. Его повествования поддержаны темпераментом, властными речевыми интонациями.

Изысканным мастером Ю.Крутова, пожалуй, не назовешь. Но нету в поэзии общего мастерства. Все, что он пережил, выстрадал, прочувствовал и осмыслил, выражено им естественно, без нарочитой изысканности. Основу его поэзии составляет совсем иное: самобытный характер, вражда ко всему неопределенному, личность. А ведь в поэзии, как было замечено, случается и так: индивидуальность почти ослепительная, а личности почти нет

Ю.Крутов не отдается безвольно «ритмическим качелям». Его строка порой трудна. Но чаще всего пластична. Ощущение сопротивляющегося материала и упорное творческое преодоление свидетельствует о подлинности натуры и какой-то особой притаенной силе. Поэт не стремится очаровывать читателя, не занимается актерством, за которым нередко стоят холод, черствость, эгоизм.

Слова служат Ю.Крутову не просто способом выразить и осмыслить чувство, связать воедино события жизни, - в его слове откладываются черты характера, приметы воспитания. Его ямбы внешне весьма традиционны. Между тем поэт не желает пользоваться «готовыми» ритмами и интонациями

В его канонических размерах можно уловить свои ритмические построения, повороты, собственный интонационный напев. Возникает все это как результат своего собственного миропредставления, без которого истинный ритм вообще невозможен.

Имя

В нем звон мечей , троянские пожары,
В нем хмель и гибкость виноградных лоз.
Слепой Гомер, касаясь струн кифары,
Когда-то это имя произнес.
Его несли надменные верблюды
Сквозь медное дыхание веков.
Державно в нем мерцают изумруды
И вольно плещет солнце родников.

Большинство образов Ю.Крутов берет как бы «из области природы». Природа в его стихах не для пейзажей. Она, как теперь принято говорит, сама – лирический герой.

…Я поднимаюсь осторожно,
Стою у темного окна…
О, как печально, как тревожно
Шумит сосна,
Шумит сосна…

В созерцательности таких строк уловим намек на истолкование. А если говорить о новизне в поэзии, то ведь она в том, что виденное людьми тысячи раз увидено поэтом словно впервые.

Я не заметил, что пишу об ушедшем из жизни Ю.Крутове в настоящем времени. Но случилось это неспроста. Значит, стихи его живы».

ГИМНАСТЕРКА

Стирала мама, обливаясь потом,
В своем отчаянье по всем статьям права.
И гимнастерка, над корытом поднятая,
Пред нею опускала рукава…
Был темно-бурым бок у гимнастерки.
И, видя, как пугает это мать,
Сказал ей спекулянт на барахолке:
«Сошьешь мальцу, чего тут размышлять?»
Доска стиральная до полночи ворчала,
И не было на матери лица:
Мать несколько недель не получала
В ту пору с фронта писем от отца.
«Вставай, страна!..» - солдаты грозно пели
И шли стеной, суровы, как гранит.
Я поспевал за ними еле-еле,
В такой же гимнастерке, как они.

Прошли годы. В 1995 году к 60-летию со дня рождения Юры поэт Константин Скворцов опубликовал в газете «Челябинский рабочий» свои воспоминания.

«Рейс задерживался… Сквозь огромные стекла аэропорта Внуково мы глядели на новогоднюю поземку 1974 года. Мы спешили в Новый год, казавшийся тогда бесконечным белым листом бумаги. Что–то он принесет нам, трем писателям, Юрию Крутову, Вячеславу Богданову и мне? Рейс все время откладывался.

Крутов достал папку с детскими рисунками из разных стран мира.

- Посмотри. Скоротаешь время!

Я с удивлением всматривался в яркие листы, на каждом из которых был нарисован … пингвин! Юрий перехватил мой взгляд.

- Эти рисунки пришли после публикации стихотворения «Почему грустит пингвин». Хочу издать в Челябинске книжку с этими рисунками.

Богданов, любивший давать названия новым книгам своих друзей, посоветовал:

- Пусть она так и называется – «Почему грустит пингвин».

Посадку все не объявляли, и мы говорили о том, как вернемся в Челябинск после окончания Высших литературных курсов, на которых в то время учились вместе с Крутовым, как организуем на Южном Урале свой литературный журнал. Вячеслава Богданова мы дружно назначили тогда редактором несуществующего журнала.

Рейс задерживался, но нам было уже все равно: мы говорили о готовящихся новых книгах, читали последние стихи…

Случилось так, что для Юрия и Славы, вышедшие вскоре книги стали посмертными.

Вспоминая Юрия Крутова, мне приходят на память не его поэтические сборники, а их было пять, не его известные стихи «Базар в Тамани» или «Чайка», а лицо товарища, открытое лицо человека, говорящего всегда правду и знающего цену этой правды. Мы любили его за это, любим и читаем.

Его стихи-мысли».

Книгу «Почему грустит пингвин» с рисунками детей мира Юра посвятил нашей дочери Ульяне, она перевела ее в Израиле на иврит. Сейчас эта книжка готовится к печати.

А открывается она словами автора: «Нет прекрасней и сказочней страны детства. Народ ее, мальчишки и девчонки, всегда отзывчив на чужую печаль и горе. Глубоко убежденный в этом, я написал стихотворение «Почему грустит Пингвин?».

Оно было опубликовано в журнале «Советская женщина», выходящем на русском и многих иностранных языках. Судьба Пингвина обеспокоила детей, живущих и у Ледовитого океана, и в степях Казахстана, и в горах Кавказа, и на берегах Ганга - великой реки Индии, и на Кубе - легендарном острове Свободы, в Болгарии, Венгрии, ГДР и других странах. Ребята взялись за карандаши, кисти и краски. Редакция получила сотни рисунков из разных уголков земного шара, и каждый из них по-своему хорош. Всех их роднит участие в судьбе малыша, желание прийти ему на помощь.

Трудная задача стояла перед всеми, кто готовил к печати эту книжку, из множества рисунков отобрать самые лучшие… Нам всем, задумавшим эту книжку, хотелось одного, чтобы в вашей замечательной и неповторимой стране всегда ярко светило солнце и прочными были мир и дружба».

Дочери Ульяне посвящаю

ПОЧЕМУ ГРУСТИТ ПИНГВИН?

Уныло
Маленький Пингвин
Весь день стоял в углу
Один…
Не чистил клювом
Белый пух
И пить не стал из кружки.
Забеспокоились вокруг
Друзья его – игрушки.
- Ах, что случилось?
Может, он
Простыл
И сильно болен?!
- Он очень мал, -
Заметил Слон, -
И этим не доволен…
Вздохнул зеленый Крокодил:
- Пингвину снится
Теплый Нил…
А бурый Мишенька-медведь
Разинул пасть
И стал реветь:
- Пингвин наш
О-очень, о-очень
Отведать меду хочет!..
- Причем тут Нил,
Причем тут мед? -
Сказал, зевая,
Старый Крот -
Пингвину просто в пору
Поспать, забравшись в нору.
И тихо- тихо,
Грустно-грустно
Шепнул Зайчишка беленький:
- Ему нужна сейчас…
Капуста,
А то помрет он…
Бедненький…
Тут в разговор
Вмешался Еж:
- Меня, Ежа,
Не пр-роведешь!
Не спорьте, забияки.
Вы поглядите:
Среди нас
Один Пингвин во фраке.
А кто во фраке
Спит в норе?
Или в реке купается?
Иль в лес
На утренней заре,
Когда все травы в серебре,
За медом отправляется?
А я – портной,
Всегда с иглой.
Я вдену нить в иголку -
И будешь ты, Пингвин, ходить
В такой же шубе
Колкой!

Друзья мои,
Ведь до сих пор
Не прекратился этот спор.
Наш грустный
Маленький Пингвин
Весь день стоит в углу
Один…

Но на заботливых друзей
Он не таит обиды…
Пингвину видятся снега
Далекой Антарктиды.

Там, где пурга
Вовсю метет
И снег заносит льдины,
Там ждет его
Родной народ -
Пингвинки и пингвины.

ЧАЙКА

Давным-давно ты выдумана мною,
Неназванную я тебя искал.
Однажды я над вешнею водою
Крик чайки одинокой услыхал.
О, как она пронзительно кричала,
Своей печалью сердце мое жгла.
И понял я, что это ты была:
Ты шла ко мне, меня не повстречала -
И белой птицей к небу уплыла.
Мне с той поры немыслимой не спится.
Живу я, одиночество кляня.
Ведь знала ты, что я не стану птицей,
Зачем же ты окликнула меня?

* * *

Я сегодня
Пил из родника.
Небо целовал
И облака…

24 октября 2015 г.

http://www.obivatel.com/artical/659.html

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

В страну далёких сновидений
Я в полночь снаряжу коня.
Там, у обломков укреплений,
Отец убитый ждёт меня.
Едва заслышит он тревогу
В далёком топоте копыт,
Ко мне он выйдет на дорогу,
Забыв о том, что он убит...
Сгорит звезда за тёмным бором,
Отец отступит за межу...
О нашем долгом разговоре
Я никому не расскажу.

***

В караул я поставлен бессонницей

По студёному небу,
как слеза,
покатилась звезда
и упала в снега
далеко-далеко за околицей...
С кем, скажите мне, люди,
стряслась в эту ночь беда?
Постучитесь ко мне.
В караул я поставлен бессонницей.

Может, встретив врага,
истекает товарищ наш кровью?
О спасеньи сигналит
каждый миг
угасающий пульс?
Постучитесь ко мне!
Я горячую вену открою.
Не водицей,
А кровью своей поделюсь.

По студёному небу,
как слеза,
покатилась звезда
и упала в снега
далеко-далеко за околицей...
С кем, скажите мне, люди,
стряслась в эту ночь беда?
Постучитесь ко мне.
В караул я поставлен бессонницей.

***

Матери

Как живёшь ты, родимая, как ты
Коротаешь ненастные дни?
Разложила наверное карты?
Может чем-то утешат они...
Вечер тихий, тоскливый и длинный,
Свет в окошке горит и горит.
Притаился куст грустной калины,
А колода своё говорит:
Пустота королю и дорога,
Но в дороге какое-то зло...
Только, ты им не верь, ради Б-га!
Мама, знай – мне в судьбе повезло.
Повезло, как везёт лишь немногим,
На любимых, друзей и стихи,
На дороги, чужие пороги,
И на песни, где каждая – хит.
Я приеду, утраты осилив
(Нет на свете дорог без конца),
В самый памятный день для России.
Горькой стопкой помянем отца...
Побледнеет закат, рассыпая
Трели бисером нот соловья.
И подумаю я, засыпая,
Всё о том же подумаю я:
Жизнь! Пошли мне любые невзгоды,
Но в одном не отказывай мне –
Не гаси ещё долгие годы
Свет родной в материнском окне!...

***

Я сегодня пил из родника -
Небо целовал и облака...

***

Гроза

Вдруг, вспыхнув, небо раскололось,
И, стеблю каждому, гроза
Распеленала слух и голос,
И первородные глаза.
А тополя, вздымаясь круто
За вихрем, падали во мгле.
И травы двигались, как будто
Бежало пламя по земле.
И, под раскаты громовые,
Сходили с места валуны –
Они вставали, как живые,
В шумящем саване волны.
А я стоял и слушал Терек,
Я хлестких струй не замечал.
Казалось мне: высокий берег,
Как быстроходный катер мчал.
Но в этой дикой круговерти
Живой песчинкой был и я.
И понял я – нет в мире смерти,
Есть только формы бытия.

***

Я бродяжьей тоскою болен,
Мне б ружьё за плечо – и в тайгу!
Чтоб пропахнуть дымами и хвоей,
Чтоб забыть колдовство твоих губ.
Пусть зрачками зверьё в меня целится.
Пусть умаюсь – и с ног долой.
Постоит надо мною медведица
И уйдёт, покачав головой.
Я проснусь, ничего не помня,
Почему оказался там?...
Только голос твой, как погоня,
Будет следовать по пятам.

***

Я напишу весёлые стихи,
Куплю костюм и новую рубашку.
Я к ней приду: - Прости мои грехи,
И спесь мою, и дерзость нараспашку!

Мне не хватает мудрости отца –
Такое вдруг в груди заколобродит!
Тогда отец на помощь мне приходит,
Во мраке ночи, не видать лица.

А утром друг приносит мне вино
И лезет в душу с глупыми стихами.
Он не поймёт: не каждому дано,
Чтоб звёзды от восторга затихали.

От слов устала женщина моя,
Устала мать, я сам их стал бояться:
То в драку рвусь, то лезу целоваться,
То мчусь куда-то, в тихие края.

Но не уйти мне от стихов и дум.
Я это зря ей объяснить пытаюсь.
Не верьте мне – я не куплю костюм!
Ни перед кем в поступках не раскаюсь.

***

На губах моих...

На губах моих
ветер странствий,
разговор
горных рек
в груди.
Чтоб сказать тебе снова
«Здравствуй!»,
я так долго
бродил один.

Небо тучей
давилось хмурой,
как лицо,
в мелких звёзд
слезах.
Месяц, в щель
своего прищура,
подавал их –
на нить
вязать.

И, мне снилось,
в окне далёком,
тонких яблонь
нарядный
мир.
Но в судьбе
суетной,
нелёгкой,
много пятен
и чёрных
дыр...

***

Я - Лермонтов...
Убит под Машуком.
Застрелен хладнокровно и умело.
Неистово
Гремит над лесом гром,
Июльский ливень
Омывает тело...
Всё правильно!
Двух судеб не дано.
Спешите, слуги,
В Петербург с рассветом.
Погиб я,
Так в России суждено,
Опальным погибать поэтам.

Клеймя царя,
И с ним весь высший свет,
Я помнил за стихами и за пуншем:
Когда на снег
упал вольнолюбивый Пушкин,
Был заново заряжен пистолет...
Кавказскими дорогами пыля,
Я мнил,
Что ухожу я от погони...
Как пахнет кровью подо мной земля!
Как дико ржут привязанные кони!...

Другие статьи в литературном дневнике:

• 04.11.2015. Желтый лист, подобие медали, положила осень мне на