Уильям Джей СМИТ

Татьяна Айххорн: литературный дневник

http://magazines.russ.ru/inostran/2002/10/smit.html


Уильям Джей СМИТ англ. William Jay Smith (1918-2015) -  американский поэт, переводчик. Переводил русскую поэзию. В 1981 году преподавал в МГУ на факультете журналистики. Жил во Франции и США, в прошлом профессор английского языка.
(Здесь я привожу несколько фрагментов из интервью журнала Иностранная литература ("ИЛ") с У.Дж.Смитом, опубликованого в номере 10, 2002. Полностью - см. приведенную выше ссылку. Т.А.)
Перевод и подготовка материала С. Силаковой.


... ...


“ИЛ”. Ваши переводы являются переводами в истинном смысле этого слова.
Например, переводы Роберта Лоуэлла из русских поэтов — это, по сути, стихи в лоуэлловском стиле, имеющие мало общего с оригиналом. Лоуэлл обращался с оригиналом крайне небрежно. Судя по всему, вы руководствуетесь иным принципом?
У. Дж. СМИТ - Диаметрально противоположным. Я внимательно изучаю оригинал, стараюсь сохранить при переводе его мелодику, ничего не попортить своим прикосновением. Лоуэлл считал, что при переводе может улучшить оригинал, — и был неправ. Разве он мог улучшить, например, Гумилева…
..в переводы часто привносишь что-то от себя, поэт иначе не может. Это не мешает обходиться с оригиналом уважительно. Более того, у оригинала учишься.
... Поэзия — дело недемократичное и должно таким остаться. Это великое искусство, а искусство недемократично. Но я все-таки полагаю, что остались еще люди, которые разбираются что к чему и стремятся к разным уровням величия в искусстве. Возможно, сейчас великое искусство просто сложнее обнаружить, ему не поклоняются так открыто, но оно есть, я это чувствую.
...


“ИЛ” - В российском секторе Интернета довольно популярны сайты, где любой может поместить собственные стихи, и потом люди их обсуждают, кипит какая-то своя жизнь...
У. Дж. СМИТ - Боюсь, это что-то вроде суррогата, заменяющего массовый интерес к поэзии. Еще один момент: люди, похоже, верят, будто поэтом может стать каждый...
...


“ИЛ” - В западных книжных магазинах постоянно встречаются объявления о поэтических конкурсах на лучшее произведение о родном городе, о матери… За этим, по-видимому, стоит убежденность, что писать может каждый и что поэзия обязана приносить пользу. Практические результаты — вот чего ждут теперь от стихов. Но в чем, собственно, цель поэзии? Неужели эта цель — не в самой поэзии? На этот вопрос всегда существовало два взаимоисключающих ответа. Первый: что поэзия существует ради поэзии. И второй: что поэзия призвана просвещать, информировать людей, совершенствовать общество…
У. Дж. СМИТ - Да, есть мнение, что поэзия должна выполнять какую-то практическую функцию, например, оказывать терапевтическое воздействие. Но тогда поэзия превращается во что-то другое. Если поэзия — лекарство, то она уже не относится к категории вечных ценностей. И, знаете, мне кажется, что сегодня для всех видов искусства характерна тенденция ничего не делать для вечности, не творить с мыслью, что создаешь нечто выдающееся. Не знаю, как ваши музеи, а наши полны инсталляций — это просто комнаты, в которых набросаны какие-то вещи. На следующий день приходишь, чтобы взглянуть еще раз, а их уже убрали. Это сознательная установка на времянки.
Но я надеюсь, что это не приведет к исчезновению поэзии. Если что остается, так это поэзия. Полагаю, мы сейчас живем в очень дурные времена. Насколько я в силах судить, с вами сейчас происходит то, что с нами, в Америке, уже произошло, вы начинаете испытывать те чувства, которые мы уже некоторое время испытываем. Но вообще-то в дурные времена именно поэзия держится дольше, чем все остальное. Поэзия, если только она настоящая, — это процесс извлечения эссенции из языка. Она сама является квинтэссенцией языка, а язык неуничтожим, несмотря ни на что.



БОЛЬШИЕ ПОЭТЫ
Размышление в День великой годовщины -
4 июля 1976 года
Перевод с английского Г. Кружкова


В этот день тысяч реющих в небе знамен - звездных и
полосатых -
и ликующих толп, состоящих из праздничных граждан -
простых и усатых,
под большим и прославленным артишоком великой Свободы,
смело солнцу подставив свои мощные лбы, подбородки и
бороды,
вот они
гордо плывут по Гудзону
навстречу теченью,
эти Большие Поэты - по титулу и по значенью,
вот они гордо
движутся с видом торжественно-бычьим:
даже яркий Гудзон меркнет рядом с подобным величьем.


В их рядах - вся ирландская мафия,
югославская мафия и еврейская мафия вместе
(сицилийская мафия тут осрамилась),
легкий бриз раздувает оснастку их надутых верлибров,
рядом с ними Большие плывут Поэтессы -
простите, Поэты Равноправного Женского Пола -
в компанейских штанах и рубахах почти что до пола,
устремляя вперед своих бюстов могучих бушприты:
вот они перед вами, Большие Поэты -
как есть, знамениты,
вот они неуклонно, как стадо бизонов,
и торжественно
движутся вверх по Гудзону.


В этот час в мондриановском пестром
скрещенье манхэттенских линий,
в синкопическом гуле его площадей красно-синих,
рядом с фикусом глянцевым и кустом черных лилий,
в дивном кресле ампирном,
напротив комода Людовика Солнца,
моя леди, прекрасная Лебедь
высовывается из оконца
(Лафайет, не завидуй!) и с грацией своей всегдашней
мне кричит с высоты комфортабельной башни:


"Почему тебя нет в этой флотилии, Уильям?
Подними выше всех к небесам горделивый свой вымпел,
распусти повольней нескончаемые верлибры
и займи свое место
среди Самых Больших из Больших!
Что ты там ковыряешься в своей нелюдимой речушке -
в час, когда уже грянули юбилейные пушки,
и готовят столы к юбилейной пирушке,
и поэт заряжает в жерло
самый крупный свой стих?"


Так она меня кличет, моя дивная, чудная Лебедь,
со своей комфортабельной башни с кондиционером,
и из влажного пекла, из клубящегося болота
я кричу, утирая со лба капли едкого пота:
"О моя Лебедь,
я и рад бы присоединиться
в этот час,
когда над Гудзоном встает молодая денница,
и возликовать вместе с вами,
гордо выпятив грудь;
но моя борода,
наследье индейского предка, -
вот беда! -
растет так удручающе редко:
лишь под носом и на подбородке чуть-чуть,
что, боюсь, меня могут принять за Хо Ши Мина
или, в крайнем случае, за Мао Цзедуна,
скажут:
"Что это у него под губой за клочок паутины?
И почему его личность так дынна и лунна?"
Лучше уже не вылезать, не срамиться -
все равно мне никогда не сравниться
(и нету резона!)
с этой Плеядой Великих Поэтов Гудзона…


Да и тошнит, прямо сказать, от этих Поэтов,
от натужных октав и кособоких сонетов,
от бесчисленных конкурсов и творческих мастерских,
от заслуженных циников и ханжей молодых -
их обсосанных шуток, слюнявого дадаизма,
их словесного садизма и мазохизма,
их исповедальности со слезою в сироп,
их безудержного академического поноса взахлеб;
я устал от блуждания по журнальчикам и журналам,
от копания в этом дерьме, которого всюду навалом.
Дайте мне просто стихотворение,
чтобы в нем был
искренний пафос,
осмысленный пыл!..
Трудные времена…
Сам напиши-ка попробуй…
Вот и тычусь туда-сюда со своею пирогой
по лабиринту узких протоков и заросших озер…
бородатый мох свисает со старых стволов,
серый, как пепел бесчисленных сигарет,
и корни кипарисов похожи на скрюченные артритом
пальцы, старые, над заржавленным алфавитом
пишущей машинки… и в сумрачной тишине
слышу голос, который вещает во мне:
"Уолт Уитмен жив и здоров, он живет
в Бронксе, преподает в Стони-Бруке -
вы не знали? Это Америки рупор…"
Впрочем, я шучу… Не волнуйся, Уолт!
У бедняги Смита обычный ступор:
он уныло размышляет о том о сем,
его мысли - не мысли, а лежебоки -
шевелятся вяло, как сонный усатый сом,
которого он вытащил со дна протоки".
Так вещает внутренний голос, пока
свет зари пробивается сквозь розетку
кипарисовой кроны, и с потолка
слышен стук: дятел долбит сухую ветку…


Но твердит моя Лебедь с башни своей:
"Не глупи. Хватит спать посреди затона
в своей жалкой пироге. Возвращайся скорей
на величественные берега Гудзона!
Предъяви свой могучий, гремучий стих
и займи предназначенное тебе, как собрату
по перу, положенье среди Больших
Поэтов, - и не строй из себя Гайавату".


"О моя леди, - я говорю, -
моя страсть, моя Лебедь из Страсбурга! Вижу,
понимаю, о чем ты мне говоришь.
Знаю, прадед твой строил дворцы в Париже.
Елисейскими Полями украшен Париж
по его величественным проектам.
Но я сам в этот величественный момент
почему-то не чувствую себя монументом.
Оторвись от ампирного кресла, встань
и спустись ко мне, моя прелесть и недотрога,
в это утро, сверкающее как филигрань,
я тебя жду внизу со своей пирогой.
От юбилейного грохота и торжества
уплывем в тихий мир моей родины - в страну моих предков -
через бесчисленные луизианские русла и рукава,
сквозь лабиринт струй журчащих, лиан, паутины, веток,
мимо дубов бородатых и покосившихся белых колонн,
вилл плантаторских, ветшающих одиноко,
мимо изящных чугунных решеток аллеи Бурбон,
мимо старого джаза, доносящегося из окон,
мимо Cote joyeuse, мимо устья Красной Реки,
до широкого берега величественного Залива,
где жемчужные краски неба, как чаячьи перья, легки,
и зеленое море, как поле маиса, красиво;
и мы достигнем места, которого нет
ни на одной карте, и я скажу словами Расина:
"Ясен день сей до дна, и душа моя так же ясна".
И вернется ко мне в то мгновение то настроенье,
под которое начал я целую вечность назад
над великой рекой свое первое стихотворенье -
в безмятежное утро на фиалковом берегу:
те стихи о любви и надежде, что я до сих пор дописать не
могу…
А Большие Поэты - пускай их под клики "ура"
по Гудзону плывут в этот день, как могучие боги,
и проходят вдоль скал,
где господствуют профессора,
и вплывают торжественно
в важную сень антологий!



ВГЛУБЬ
Перевод с английского Г.Кружкова


Он ушел в себя, как в лес,
гневным духом обуянный,
в лабиринте троп исчез,
в гуще веток и бурьяна.
Позабыв дорогу вспять,
он ушел в глуши скитаться,
гнилостью грибной дышать,
горечью коры питаться,
погружаться в дебри хвой,
в безнадежность, мрак и бездну,
чтобы вдруг над головой
небо пасть свою разверзло
и, разламывая мглу,
грянуло тысячекратно,
чтобы кануть в эту глубь
безвозвратно, безвозвратно.



ПОЛ и ПОТОЛОК
Перевод с английского Б.Заходера


Что за славная парочка - Пол с Потолком!
Как дружили, как весело жили они
И в погожие дни, и в ненастные дни
В неказистом, но милом домишке своем.
Этой дружбе была и гроза не страшна!
Их ни Плинтус не мог разлучить, ни Карниз,
Ни Стена - хоть порой и шептала она,
Что один на другого глядит сверху вниз.
Потолок появлялся с букетом цветов:
-Для прекрасного пола на все я готов!
-Как ты чист, как высок!, - Пол ему отвечал,-
Выше, чище тебя я людей не встречал!
Потолок преподнес другу пышный ковер,
Пел ему по французски:"Ah! je vous adore!"
И сияющий Пол подпевал:
-Мой родной!
Кто счастливей меня?
Ты со мной, ты со мной!
Словом, все у них было - достаток и лад,
Так и век вековать бы - тишком да ладком.
Но однажды поссорились Пол с Потолком.
Как всегда, неизвестно, кто был виноват.
Началось с пустяка, началось пустяком -
И в минуту весь дом заходил ходуном!
Полетела побелка... паркета кусок...
-Ах ты, низкая тварь!, - закричал Потолок.
-Да чтоб ты провалился!, - откликнулся Пол.
Потолок не ответил.
А ночью - ушел.
Да,
Как только стемнело кругом -
Потолок
Все свое барахлишко связал в узелок,
и тихонько, как вор,
В коридор -
И во двор -
И бежать!


Ах, его не встречали с тех пор!..


..В опустевшем дому в нежилой тишине
Дико хлопают ставни да ветер свистит...
И шиповник прокрался сквозь щели в Стене.
Только он не цветет -
Для кого тут цвести?..
Там, где радость жила, поселилась тоска.
Видно, рухнет и дом - этот час недалек.
Ах, кому нужен пол - если нет потолка?
И зачем потолок - если он одинок?..



Другие статьи в литературном дневнике:

  • 02.12.2021. Уильям Джей СМИТ