***
ты вспомнишь мой старый знакомый
на спас мой не запах - яд
вы вспомните, старый знакомый
от не запах яд
вы вспомните тот, знакомый,
не запах акации - яд,
еще невесомее слова,
еще мимолетней, чем взгляд,
такой невесомый, как слово,
как мой мимолётный взгляд,
вы вспомните рыжий ветер,
запутавшийся в волосах,
вы вспомните свежий ветер
ты помнишь
и запах медуницы на медовый спас
такой же флёрный невесомый
как звуки певческого хора,
что проникают в нас, струясь
как ветер, увлекая в горы,
что от ветров уберегают нас.
Ни дуновенье роз, ни музыка в соборе,
ни облаков закатных переливчатый окрас -
нас обручает только море,
и только море разлучает нас.
Ты помнишь танец Терпсихоры,
и запах медуницы на медовый спас,
такой же флёрный, невесомый,
и мимолетный взор невинных глаз...
Ты помнишь
и эти горы,
что от ветров оберегали нас
движенья рук, движенья глаз
как ветры невесомы
и запах медуницы на медовый спас,
движенья невесомы
ты вспомнишь мой старый знакомый
на спас мой не запах - яд
вы вспомните, старый знакомый
от не запах яд
вы вспомните тот, знакомый,
не запах акации - яд
еще невесомей чем слово
еще мимолетней чем взгляд
такой невесомый, как слово,
как мой мимолётный взгляд,
вы вспомните рыжий ветер,
запутавшийся в волосах,
вы вспомните свежий ветер
ты помнишь
и запах медуницы на медовый спас
такой же флёрный невесомый
как звуки певческого хора,
что проникают в нас, струясь
как ветер, увлекая в горы,
что от ветров уберегают нас.
Ни дуновенье роз, ни музыка в соборе,
ни облаков закатных переливчатый окрас -
нас обручает только море,
и только море разлучает нас.
Ты помнишь танец Терпсихоры,
и запах медуницы на медовый спас,
такой же флёрный, невесомый,
и мимолетный взор невинных глаз...
Ты помнишь
и эти горы,
что от ветров оберегали нас
движенья рук, движенья глаз
как ветры невесомы
и запах медуницы на медовый спас,
движенья невесомы
Ты помнишь танец Терпсихоры,
И запах медуницы на медовый спас?
Нас ветер манит, гонит в горы,
И горы от ветров оберегают нас.
Ни дуновенье роз, ни музыка в соборе,
Ни облаков закатных переливчатый окрас -
Нас обручает с небом только море,
И только море разлучает нас.
и на песке
Нас манят ветры в голубые горы,
И горы от ветров оберегает нас.
Ты помнишь танец Терпсихоры,
И запах медуницы на медовый спас?
Нас манят ветры в голубые горы,
И горы от ветров оберегает нас.
Ни дуновенье роз, ни музыка в соборе,
Ни облаков закатных переливчатый окрас -
Нас разлучает с небом только море,
И только море повенчает нас..
Ты помнишь танец Терпсихоры,
И запах медуницы на медовый спас?
Нас ветры манят за собою в горы,
И горы от ветров оберегают нас.
Ни дуновенье роз, ни музыка в соборе,
ни облаков закатных переливчатый окрас -
нас разлучает с небом только море,
и только небо с морем повенчает нас.
Быстрее ветра только горы,
И на рассвете Доломитовые горы
нас манят к небу только горы,
и только
Ни дуновенье роз, ни музыка в соборе,
ни облаков закатных переливчатый окрас -
нас разлучает с небом только море,
и только небо с морем повенчает нас.
И будет лира петь и танец Терпсихоры,
в церковном хоре,
В лиманах Вапнярки рапа застыла .
Торговля успешна, если выкатишь первым,
Полмиру - залог под кредиты, полмиру-
Рецепты варить консервы.
В резерве торговца - процентная ставка.
Осенью kаждому нужен сталкер.
С позиции смерти наш мир загробен.
Соль чумаки испаряют в прибыль.
Прибыльный дождь утробоугоден,
Членистоногим царить в безрыбье.
Зевса пленили чресла Данаи...
После распятья стал Сын узнаваем.
Яйцо или курица?, всё - сковородка...
Что раньше, что позже - решает Солярис.
Из душ моряков, что остались в подлодке,
Бульйон получается очень наварист.
Пойлом богов не умерить нам жажды.
Семя одно не посеется дважды
на верную невероятность
на спорную данность
Ветрюга
мы дышим так, чтоб с ветром слиться
Дворы, подворотни, мятежная площадь.
Ветра подворотен с дыханьем сливаясь,
почти не умеют касаться на ощупь,
совсем не умеют казаться, играя,
ветра на майдане знамёна полощут,
листву залежалую в небо взметают.
Недвижны под ветром дома-одиночки,
им улицы-вдовы, на месте хромая,
всё шлют телеграммы по ветреной почте,
взамен получая снега, обрекают
дома на огни и бессонные ночи
на кухнях сырых коммунального рая,
где буквы евангельски падают в почву,
где звёзды окурком в зубах догорают
как ожиданье последней отсрочки
в календаре этих бронзовых майя,
где время от голода ест многоточья,
где лошадь и лев и змея золотая.
Ветра, ветрюганы, нещадные ветры,
бездетны дворы и обветренны лица.
Поэты и ветры всегда несусветны.
Их в небе над Нидой летят вереницы...
Ветрам подворотен дорога на площадь.
Ветра подворотен с дыханьем сливаясь,
почти не умеют касаться на ощупь,
совсем не умеют казаться, играя,
ветра на майдане знамёна полощат,
листву залежалую в небо взметают.
Недвижны под ветром дома-одиночки,
им улицы-вдовы на месте хромая,
всё шлют телеграммы по ветреной почте,
за ними приходят снега, обрекая
дома на огни и бессонные ночи
на кухнях сырых коммунального рая.
Ветра, ветрюганы, нещадные ветры,
бездетны дворы и обветренны лица.
Поэты и ветры всегда несусветны,
и в небе над Нидой летят вереницей...
Снегопад
Леону Тоому
Под ветрами ходят дома одиночки
И улицы вдовы
Под ветром не гнутся дубы одиночки
И вдовы черешен
ветра и
Я помню всё
Татьяна Романова-Настина
Я помню всё: от первого глотка
Перебродившей виноградной крови –
До той вершины локтевого сгиба,
С которой – виден мир, как на ладони…
Ещё я помню: выдалась Луна… с одним крылом
И, добежав до звёзд, -
Вдруг обрела невиданную бледность,
И, падая, восходом закровила.
Я – сильная! Мне надо защищаться…
Я – гордая! Я доросла до слёз…
Я тонкой мечевидною осокой
Ещё сражаюсь с мельницей раздора!..
Я, выдумав крыло земной луне, -
Стою у самой кромки горизонта…
насквозь продувая
ветра переулков врываясь на площадь
с дыханьем сливаясь насквозь продувают,
совсем не умеют касаться на ощупь,
совсем не умеют ласкать намекая
на будто бы да вероятность отсрочки
прописки в углу коммунального рая,
на будто бы невероятность заточки
в руке зажухаренного вертухая.
под ветром не гнутся дома одиночки
и улицы-вдовы за ветром хромают.
ветра, ветрюганы, нещадные ветры,
монетны дворы и обветренны лица.
поэты и ветры всегда несусветны
и в небе над Нидой летят вереницей.
что время попросит у горя отсрочки,
и память не протекая
под ветром не гнутся дома одиночки
и улицы вдовы, согнувшись, хромают
ветра ветрюганы беспутные ветры
не умеют просить намекая
ветра не умеют нанана на ощупь
Снега выпадают и денно и нощно,
Стремятся на землю, дома огибая.
По городу бродят и денно и нощно
Я, черная птица, и ты, голубая.
Над Ригой шумят, шелестят снегопады,
Утопли дороги, недвижны трамваи.
Сидят на перилах чугунной ограды
Я, черная птица, и ты, голубая.
В тумане, как в бане из вопля Феллини,
Плывут воспарения ада и рая,
Стирая реалии ликов и линий,
Я - черная птица, а ты - голубая.
Согласно прогнозу последних известий,
Неделю нам жить, во снегах утопая.
А в городе вести: скитаются вместе
Та, черная птица, и та, голубая.
Две птицы скитаются в зарослях белых,
Высокие горла в снегу выгибая.
Две птицы молчащих. Наверное, беглых!
Я - черная птица, а ты - голубая.
Качаются лампочки сторожевые,
Качаются дворники, снег выгребая.
Молчащие, беглые, полуживые,
Я - черная птица, и ты, голубая.
Ветра, ветрюганы, свирепые попутные нещадные упрямые
Снега, снегопады, великие снеги!
По самые горла в снегу утопая,
Бежали и бродят - ах, в кои-то веки -
Та, черная птица, и та, голубая.
у меня невроз...
нерв врос в мозг.
теперь не друзья - враги,
мои нервы, мои мозги.
теперь нерв не даёт терпеть
ни йот вранья, ни на треть,
не даёт мне мозг теперь
обособиться от потерь
теперь жизнь моя - по воде круги,
глубина зрачка непроглядней зги;
жалит нерв больней, чем шипы у роз,
острия мечей погружая в мозг.
теперь нерв гремит,
как хвостом змея,
у меня неври-т,
у меня не ври...
у меня...
у меня неврит,
у меня
у меня
у меня
у меня неврит,
у меня невроз
у меня у маня у меня
полушария, полукруги
у меня невроз, у меня неврит, у меня...
и будет солнечный озноб
овдовеет гардероб
не обещай не обещай
Виглядаю тебе ще з весняних доріг,
Обминаю я в мріях стежини тернисті.
Замість тебе в саду раптом сніг, раптом сніг,
Ранній сніг на зеленому листі.
Замість тебе в саду раптом сніг, раптом сніг,
Ранній сніг на зеленому листі.
Чи дорогу тобі може хтось перебіг?
Чи тебе забарили вітри норовисті?
Що так рано в саду раптом сніг, раптом сніг,
Сніг, як сміх на зеленому листі?
Якщо десь, моє щастя, ти збилося з ніг,
То поклич і до мого серця нахилися,
І розтане той сніг, ранній сніг, ранній сніг,
Сніг, як сум, на зеленому листі.
І розтане той сніг, ранній сніг, ранній сніг,
Сніг, як сум, на зеленому листі.
Я виходити буду щодня на поріг,
Сподіватися буду, що прийдеш колись ти.
Бо для мене той сніг, ранній сніг, ранній сніг,
Білий цвіт на зеленому листі,
Бо для мене той сніг, ранній сніг, ранній сніг,
Білий цвіт на зеленому листі.
У меня невроз, мой нерв врос в мозг,
у меня невроз.
мой нерв врос в мозг.
и теперь не друзья,
враги,
мои нервы, я и мозги.
я теперь не могу терпеть
ни на йот вранья, ни на треть,
теперь жизнь кружит
по воде круги,
глубина зрачка непроглядней зги,
жалит нерв больней, чем шипы у роз,
острия мечей погружая в мозг.
теперь мозг гремит,
как хвостом змея
у меня неврит,
у меня невроз,
у меня...
у меня невроз, у меня неврит, у меня...
у меня невроз -
нерв врос в мозг,
теперь не друзья - враги
мой нерв и мои мозги,
не даёт покоя мой нерв мозгам,
прорастая внутрь в каждый мозга грамм,
не даёт мозгам этот нерв терпеть
ни на йот вранья, ни на треть.
стала жизнь моя - по воде круги
глубина зрачка - непроглядней зги.
жалит нерв больней, чем шипы у роз,
острия мечей погружая в мозг.
теперь мозг звенит, как хвостом змея,
этот нерв - в руках звонаря язык,
вросшим когтем нерв раздражает мозг
у меня невроз у меня невроз у меня
жалит прямо в мозг
у меня невроз, у меня невроз.
+4369917116590
теперь мы враги - я и мозги.
теперь
мозг
мозг врос в мир.
взнос
Останься здесь сегодня и всегда.
Побудь со мной до Страшного суда,
До первой колокольной лихорадки.
Над Войковской густеют облака,
И в русло не вмещается река,
Как в норму не вмещаются осадки.
Здесь будет дом расти из-под земли,
В нем пес и кот, солянка и шабли,
В нем музыка с дремотными басами.
В нем школьники опрятны и милы,
И Кидман, оторвавшись от игры,
На нас посмотрит влажными глазами.
Вернулся ль ты в воспетую подробно
Юдоль, чья геометрия продрогла, -
В план города, в скелет его, под рёбра,
Где, снегом выколов Адмиралтейства вид
Из глаз, мощь выключаемого света
Выводит тень из ледяного спектра
И в том краю Измайловского смертно
Многоколёсный ржавый хор трубит.
Опять трамвай врывается как эхо
В грязь мостовой, в слезящееся веко,
И холод девятнадцатого века
Царит в вокзалах. Тусклое рядно
Десятилетий пеленает кровли.
Опять ширь жестов, родственная кроне.
На свете всё восстановимо, кроме
Простого тела, видимо. Оно
Уходит в зимнем сумраке незримо
В зарю глухую Северного Рима,
Шаг приспособив к перебоям ритма
Пурги, в пространство тайное, в тот круг,
Где зов волчицы переходит в общий
Конвойный вой умалишённых волчий,
В былую притчу во языцех – в отчий
Заочный и дослёзный Петербург.
Не воскресить гармонии и дара,
Поленьев треска, тёплого угара
В том очаге, что время разжигало.
Но есть очаг вневременный, и та
Есть оптика, что преломляет судьбы
До совпаденья слова или сути,
До вечных форм, повторенных в сосуде,
На общие рассчитанном уста.
Взамен необретаемого Рая,
Из пенных волн что остров выпирая,
Не отраженье жизни, но вторая
Жизнь восстаёт из устной скорлупы.
И в свалке туч над мачтою ковчега
Ширяет голубь в поисках ночлега,
Не отличая обжитого брега
От Арарата. Голуби слепы.
Оставь же землю. Время плыть без курса.
Крошиться камень, ложь бормочет тускло.
Но, как свидетель выживший, искусство
Буравит взглядом снега круговерть.
Бредут в моря на ощупь устья снова.
Взрывает злак мощь ледяного крова.
И лёгкое бессмысленное слово
Звучит вдали отчётливей, чем смерть.
При копировании материалов с сайта, активная ссылка на оригинальный материал обязательна.
Мне кажется, нам было бы с тобой
Так нежно, так остро, так нестерпимо.
Не оттого ль в строптивости тупой,
Не откликаясь, ты проходишь мимо?
И лучше так! Пускай же хлынет мгла,
И ночь разверзнется еще бездонней, —
А то я умереть бы не могла:
Я жизнь пила бы из твоих ладоней!
Какие б сны нам снились наяву,
Какою музыкой бы нас качало —
Как лодочку качает у причала!..
Но полно. Проходи. Я не зову
Писала я на аспидной доске,
И на листочках вееров поблёклых,
И на речном, и на морском песке,
Коньками п; льду и кольцом на стеклах, —
И на стволах, которым сотни зим,
И, наконец — чтоб было всем известно! —
Что ты любим! любим! любим! — любим! —
Расписывалась — радугой небесной.
Как я хотела, чтобы каждый цвел
В века;х со мной! под пальцами моими!
И как потом, склонивши лоб на стол,
Крест-накрест перечеркивала — имя…
Но ты, в руке продажного писца
Зажатое! ты, что мне сердце жалишь!
Непроданное мной! внутри кольца!
Ты — уцелеешь на скрижалях.
От счастливых
Лиц, заспавших всё,
Рыцарь, в ивах
Прячущий лицо…
Эту урну
Охраняй от рук,
Караульный
На посту разлук!
В смертной смете
Час — живи века! —
Станет Летой
Каждая река…
Мальчик! Воин!
Щёки — горячей,
Под конвоем
Каменных очей!
ПРАЖСКИЙ
РЫЦАРЬ
Бледно — лицый
Страж над плеском века —
Рыцарь, рыцарь,
Стерегущий реку.
(О найду ль в ней
Мир от губ и рук?!)
Ка — ра — ульный
На посту разлук.
Клятвы, кольца…
Да, но камнем в реку
Нас-то — сколько
За четыре века!
В воду пропуск
Вольный. Розам — цвесть!
Бросил — брошусь!
Вот тебе и месть!
Не устанем
Мы — доколе страсть есть!
Мстить мостами.
Широко расправьтесь,
Крылья! В тину,
В пену — как в парчу!
Мосто — вины
Нынче не плачу!
— «С рокового мосту
Вниз — отважься!»
Я тебе по росту,
Рыцарь пражский.
Сласть ли, грусть ли
В ней — тебе видней,
Рыцарь, стерегущий
Реку — дней.
Другие статьи в литературном дневнике:
