Статьи из интернет-газеты и мои комментарии. Макрон продемонстрировал Путину непонимание России 20 августа 2019, 08:38
Эммануэль Макрон постепенно становится главным западным собеседником Путина – и сам придает большое значение этому. Трамп пока что не может регулярно общаться с Путиным, Меркель постепенно превращается в «хромую утку», Британия и вовсе увязла в Брекзите. Президент Франции хочет стать главным модератором отношений с Россией со стороны как минимум Европы, а как максимум так и всего Запада – и приглашение Путина в Брегансон служило именно этой цели. Владимир Путин при этом все два года президентства Макрона как бы присматривается к нему – оценивая не столько его настрой, сколько его возможности. На что окажется способен Макрон – готов ли он будет перейти от слов к делу? В этот раз встреча прошла в необычном формате – заявления двух лидеров и их ответы на вопросы журналистов прозвучали до начала переговоров (которые потом заняли 2,5 часа беседы и продолжились за ужином). Непонятно, зачем это нужно было французам (они настояли на таком порядке), но получилось, что стороны публично высказались по главным темам еще до того, как смогли обменяться мнениями. Впрочем, учитывая то, что реальные договоренности, если они все-таки достигаются, все равно, как правило, остаются втайне от прессы, формат вступительных слов получился интересным и совсем не пустым. Особенно в той части, что касалась идеологических, едва ли не философских тем – которые на самом деле являются основой всей геополитики. Например, вопрос о «Большой восьмерке» – не секрет, что Макрон специально устроил встречу с Путиным буквально за несколько дней до саммита «Большой семерки» в том же Брегансоне. Чтобы потом, на встрече с Трампом, Меркель, Джонсоном, Абэ и другими, иметь возможность рассказать коллективному Западу о своих разговорах или даже договоренностях с Путиным – по Украине, Ирану, Сирии, да и в целом по конфликту России с Западом. За возвращение России в состав западного клуба в прошлом году публично выступала Италия, но ее вес куда меньше французского. Макрон также очень рассчитывает на то, что можно уговорить Россию вернуться к старому формату взаимодействия с Западом. Естественно, после того, как будет хоть в какой-то мере разрешен украинский кризис. В представлении Макрона восстановление «Большой восьмерки» это такая морковка, помахивая которой перед лицом России, можно побудить ее стать сговорчивей по украинской теме – ведь он искренне считает, что Москва хочет снова стать членом клуба. Наивно, ошибочно, совершенно неправильно? Да, но Макрон считает именно так. Ведь вот что он сказал в ответ на вопрос, заданный французскими журналистами Путину («Членство в клубе «Большой восьмерки», вам его не хватает? Вы хотели бы вернуться в «восьмерку»?): «Есть такой раздражитель – это ситуация на Украине. То есть разрешение данного конфликта также является той самой магической палочкой, которая откроет дверь России в клуб «Большой семерки», которая может стать «восьмеркой». Причем произнес это Макрон уже после того, как Владимир Путин ясно и четко сказал, что «Большая восьмерка» умерла: «Что касается «восьмерки», о которой вы сказали, так ее не существует. Как же я могу возвратиться в организацию, которой не существует? Это «семерка», сегодня это «семерка». Что касается возможного формата в рамках восьми государств, мы никогда ни от чего не отказываемся. Была очередь России провести «восьмерку» в свое время, и наши партнеры не приехали. Пожалуйста, мы в любое время ждем в гости наших партнеров уже в рамках «семерки». Но вообще существуют и другие международные организации, которые играют заметную, существенную роль в международных делах. Например, «двадцатка». И там такие крупные на сегодняшний день экономические игроки и представлены, как КНР, Индия, многие другие...». На эту тему Но «восьмерки» быть не может – и потому, что главной мировой площадкой стала «Большая двадцатка», в которой представлены и Россия, и Китай с Индией, и потому, что изменился характер отношений России и Запада. Мы не хотим быть частью западного мира – даже условной, даже с оговорками – потому что не считаем себя его частью. При этом мы хотим восстановления и улучшения отношений с Европой – потому что в некоторой степени являемся и европейской страной. Именно поэтому Путин в понедельник поддержал Макрона, говорившего про Европу от Лиссабона и Владивостока, напомнив при этом, что вообще-то это европейская идея, принадлежащая де Голлю с его «от Лиссабона до Урала». Путин заявил, что это стратегически важно и для России, и для Европы – «если она хочет сохраниться как центр цивилизации». Как раз говоря об этом, Путин произнес и самую важную, да и самую запоминающуюся фразу своего выступления: «Дело не в том, что сегодня это кажется невозможным. То, что сегодня кажется невозможным, завтра может стать неизбежным». Если Европа и Россия поставят перед собой такие цели, то рано или поздно мы их достигнем, сказал Путин. То есть Старый Свет и Россия могут быть не частью одного целого – но стратегическими партнерами. Если, конечно, Европа перестанет быть атлантической, перестанет быть ведомой частью Запада, станет самостоятельной, вспомнит о том, что она является частью Евразии – и повернется лицом к востоку. И вот тут начинается самое тонкое и важное. Макрон, казалось бы, и хочет большей европейской самостоятельности, большей европоцентричности, даже прямо говорит об этом, да и не скрывает, что налаживание отношений с Россией как раз и призвано помочь Европе в достижении этих целей: «Европа не является, наверное, так сказать, западным миром в чистом преломлении. Мы являемся его частью. Европа должна просто пересмотреть концепцию своей суверенности. У нее есть свои союзники, и в мире западная гегемония постоянно ставится под вопрос, Европе нужно сыграть свою роль. И поэтому диалог между Евросоюзом и Россией совершенно необходим для того, чтобы ЕС мог как раз таки вновь обрести свой вес, свою роль». Но при этом Макрон не последователен – он хочет видеть Россию партнером в деле достижения Европой большей самостоятельности, но думает, что нашей стране важны отношения с коллективным Западом, возвращение времен «Большой восьмерки». Но нам нужна более самостоятельная Европа как раз для того, чтобы не было никакого атлантического проекта, чтобы окончательно закрыть эпоху, когда «Большая семерка» (а на самом деле атлантисты) диктовала миру свою волю и свои условия глобализации. Непоследовательность Макрона понятна – Франция одновременно и хочет вернуть времена своей славы, и не верит в свои силы. Вернуть чисто французский суверенитет невозможно (по крайней мере в представлении евроинтегратора Макрона) – нужно бороться за усиление нового, общеевропейского суверенитета, постепенно освобождаясь от англосаксонского поводка. Но делать это нужно аккуратно, постепенно, чтобы не дать тем же атлантистам повод обвалить всю хлипкую еще конструкцию Евросоюза. Россия смотрит на это с пониманием – и с сожалением о больших амбициях и малых возможностях европейских лидеров. Мы готовы помочь вам с обороной – полушутливо подначивал в прошлом году Путин Макрона и других европейцев, приезжавших в Санкт-Петербург... Но проблема Макрона, как и многих европейских лидеров, что они принимают заинтересованность России в нормальных, хороших, выгодных, долгосрочных отношениях с Европой за некое стремление русских стать европейцами, за некий наш национальный комплекс неполноценности (присущий на самом деле лишь отечественным западникам), и что поэтому нами можно манипулировать. Это наглядно проявилось тогда, когда Макрон говорил о том, что он знает, что «Россия европейская страна до глубины души», и особенно когда он цитировал Достоевского: «Один великий русский писатель Достоевский говорил (по памяти): «У русских есть такая особенность по отношению к другим европейским нациям. Русский становится наиболее русским, когда он наиболее европеец». То есть необходимо, чтобы российские граждане слились с европейским миром». Но Федор Михайлович говорил совсем о другом. Правильная цитата из «Подростка» звучит так: «Странность: всякий француз может служить не только своей Франции, но даже и человечеству, единственно под тем лишь условием, что останется наиболее французом; равно – англичанин и немец. Один лишь русский... получил уже способность становиться наиболее русским именно лишь тогда, когда он наиболее европеец. Это и есть самое существенное национальное различие наше от всех... Я во Франции – француз, с немцем – немец, с древним греком – грек и тем самым наиболее русский. Тем самым я – настоящий русский и наиболее служу для России, ибо выставляю ее главную мысль». О чем говорит Достоевский? О том, что позднее он назовет всеотзывчивостью русских, их «инстинктом общечеловечности». Это не о том, что русский должен стать европейцем, а о том, что он раскрывает глубину своей души через сочувствие и понимание французов или греков. Достоевский не только десятки, сотни раз подчеркивал, что русские это не европейцы – «в русском человеке нет европейской угловатости, непроницаемости, неподатливости», но и поражался тому, насколько же европейцы не понимают Россию. Думая при этом, что знают про нас всё: «Про Россию знают, что в ней живут люди и даже русские люди, но какие люди? Это до сих пор загадка, хотя, впрочем, европейцы и уверены, что они нас давно постигли». Прошло полтора века – и русская революция, изменившая мир – но мало что изменилось в понимании русских европейцами. Но так как мы всеотзывчивы, то Путин может понять и намерения Макрона, и природу его ошибочного представления о русских – оставаясь при этом для европейцев все таким же «загадочным».
2-я статья Удалить Известный политолог, декан факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, почетный председатель Президиума СВОП Сергей Караганов откликнулся на массовые политические протесты в Москве противоречивой статьей в "Российской газете", вышедшей под хлестким заголовком "Вспоминая революции". С одной стороны, в ней выражен явный испуг элит от политизации российского общества и роста протестов, говорится об опасности "убогого будущего" и загнивания страны. С другой - делается призыв ни в чем не уступать улице, потому что когда власть ей уступала, это уже дважды приводило к распаду страны - в 1917 и 1991 годах. То есть Караганов, как и многие охранители, полностью оправдывает силовое подавление оппозиции, но при этом очень аккуратно намекает на необходимость неких косметических реформ сверху. При этом гражданское общество как политический субъект в его картине мира вообще отсутствует - есть лишь давление со стороны Запада и российских безответственных радикалов и слишком самонадеянное поведение силовиков и условных государственников. То, что прокремлевский политолог выводит из-под огня критики президента-автократа, понятно, но что же он предлагает для выхода из политического кризиса и формирования внятного образа будущего? Несколькими днями ранее совершенно неожиданно для многих с политическим заявлением выступил обычно молчаливый, но очень влиятельный глава Ростеха Сергей Чемезов. «Очевидно, что люди сильно раздражены, и это не на пользу никому. В целом моя гражданская позиция такова: наличие здравой оппозиции идет во благо любому органу, представительному собранию и в конечном счете государству. Какая-то должна быть альтернативная сила, которая что-то подсказывает и дает сигналы в ту или в другую сторону», — сказал Чемезов. По его словам, «если всегда все хорошо, так мы можем в застойный период уйти». «Это мы уже проходили», — подытожил он. И Чемезов, и Караганов говорят о застое в негативном ключе, ибо он, в первую очередь, приводит к деградации государства. Сегодня в своем твиттере о московских протестах высказался и другой видный представитель отечественного истеблишмента, глава Счетной палаты РФ Алексей Кудрин, указавший на беспрецедентное применение силы на митингах со стороны полиции и Росгвардии. Однако если Кудрин пытается посмотреть на происходящее как бы со стороны гражданского общества, то для Караганова куда важнее геополитика и сохранение управляемости сверху. Главную опасность он видит в том, что путинская Россия на глазах утрачивает свое влияние на мировой арене, а ее экономика сильно ослабла вследствие новой Холодной войны. Иначе говоря, он, прежде всего, призывает власти к осторожности в своих действиях, чтобы не наломать дров глупыми и непродуманными действиями или опасным бездействием на радость "врагам". "Если августовские протесты в Москве при всей их карнавальности, не станут тем громом, после которого мужик, наконец, перекрестившись, возьмется за дело, страну ждет убогое будущее. В том числе в близкой мне внешнеполитической сфере. Мы прошли пик своего успеха и роста влияния и начали вырывать поражение из рук победы. Еще можем мастерски дипломатически маневрировать, опираясь на достижения жесткого курса последних пяти лет и начало поворота к Востоку. Но это все равно движение по плато перед неизбежным началом скольжения вниз в условиях сокращающейся экономической и общественной базы", замечает Караганов. И здесь трудно с ним не согласиться. Вот только причины в сокращении экономической и общественной базы протестующие видят в авторитаризме и несменяемости власти, в нечестных выборах и запретительных законах, в незащищенности бизнеса и частной собственности, в произволе силовиков, в разрушенной судебной системе и несоблюдении действующей Конституции и т.д. и т.п. Караганов же говорит лишь о необходимости некоторого обновления элиты и проведения экономических преобразований, не затрагивающих суть сложившегося политического режима. "В 2014 году после Крыма можно было использовать общественный подъем, даже злую реакцию Запада, для перезревших реформ и обновления элиты. Ее реальной национализации, - утверждает политолог. Но возможность была бездарно упущена. Многие группы экономической элиты страны пригрелись и не хотели ничего менять в экономической системе, которая уже к концу 2000-х гг. выработала свой ресурс. К тому же менять - это значит признавать свои ошибки предыдущего двадцатилетия. Условные государственники и силовики, купаясь в народной поддержке и в увеличении своей значимости и обеспечения в условиях конфронтации, также не потребовали реформ. Промежуточный класс - депутатский корпус, технократы поставлены в бесправное и безответственное положение. И, похоже, тоже довольны им". Заявления Караганова, Чемезова и Кудрина можно рассматривать как приглашение правящей элиты к публичной дискуссии о настоящем и будущем страны. Июньский кейс Ивана Голунова наглядно продемонстрировал, насколько нынешняя система неустойчива и зависима от произвола и самодеятельности силовиков даже среднего звена. В период общественной конфронтации риски необдуманных решений значительно возрастают, и неверный шаг может в одночасье склонить чашу весов на сторону радикалов. Попытки точечной регулировки разбалансированной системы (регистрация в качестве кандидата на выборах в Мосгордуму Сергея Митрохина, послабления для ряда фигурантов неполитических резонансных уголовных дел и т.д.) могут оказаться в краткосрочной перспективе успешными, если центральная власть все же уберет избыточный контроль хотя бы на региональном уровне и даст тем же губернаторам-технократам все необходимые полномочия для улучшения жизни в провинции, запретив силовикам терроризировать их команды. Однако в долгосрочной перспективе и эти меры не сработают, ибо существующая политическая система безнадежно устарела и не выражает интересы подавляющего большинства граждан. А если правящий класс так долго и упорно призывает призрак революции, то однажды он может и явиться на их истеричный зов. К о м м е н т а р и й . © Copyright: Евлалия Людмила Бодня, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
