Оксана Мысина - муж несет меня по жизни на рукахhttp://rabotnitsa-magazine.ru/оксана-мысина-муж-несет-меня-по-жизни/
Влада АНДРЕЕВА Актрису, режиссера и рок-певицу Оксану Мысину называют потрясающей, фантастической. И это так. В ней невероятным образом умещается гигантская творческая Вселенная с миллионами планет и созвездий, которые то вращаются в бешеном темпе, то замирают, чтобы переродиться и засиять по-иному. Она такая необычная, такая талантливая, такая независимая… Французский критик Мишель Курно считает Мысину великой русской актрисой. Актер Олег Меньшиков сказал об Оксане: «Она – одна из немногих драматических актрис на сегодняшний день, которые обладают истинно трагическим темпераментом». И добавил: «Я раньше не верил, что профессия может поглощать человека всего. Сейчас я понимаю, что это возможно». – Оксана, вы снимаетесь в кино – на вашем счету более 20 фильмов, играете на сцене, ставите спектакли, участвуете в рок-концертах. Откуда вы берете душевные и физические силы на семью? – Мне повезло, что мой муж воспринимает меня прежде всего как актрису, поэтому он старается не отвлекать меня на повседневную рутину. А силы – это же все в генах. У меня мама такая, Лидия Григорьевна – настоящий человек-оркестр. У нее был оперный голос, и в консерваторию ее приглашали, но певческая карьера по разным причинам не получилась. В ней сохранился нерастраченный потенциал – она сейчас бурно пишет прозу, пока, правда, не публикует. Когда мои режиссеры встречают меня вместе с мамой, они говорят: «Ну, тогда все понятно! Потому что мы по сравнению с мамой – божьи одуванчики». Мой неуемный темперамент от мамы. А от папы, Анатолия Владимировича, мне тоже многое перешло. Мой папа очень эмоциональный человек. Сейчас он много молчит, но проживает про себя целый мир эмоций. Как родители отнеслись к вашему выбору профессии? – У меня был такой период в жизни, когда я, учась в музыкальном училище, бегала по ночам в театр Спесивцева, в то время очень популярный. Зрители по ночам жгли костры, стояли в очереди, чтобы попасть в этот театр. Там я готова была дневать и ночевать. И цемент месила, и полы мыла, и чего только не делала, меня ничто не смущало. Когда я в полночь возвращалась домой, родители были в ужасе. Они говорили: «Этот ваш так называемый режиссер на ваших костях строит себе карьеру. Неужели вы не понимаете, что это все он делает для себя? Вы там погибнете, как дети подземелья». Но для меня тогда вопрос выбора уже не стоял. Время было отвратительное, кругом вранье, фальшь, а все всему аплодировали, всему радовались. А в театре не было фальши. Театр для меня был отдельным островом, где были другие нравы, где все было по справедливости, черное можно было отличить от белого. Меня это очень устраивало. Когда я поступила в театральное училище имени Щепкина, то в нашей семье все стало подчиняться тому, чем я занимаюсь. Родители отнеслись ко мне с пониманием. Они кандидаты наук, мама – сейсмолог, а папа – шахтостроитель. Они очень любят джаз и вообще все новое. Принимают почти все мои авангардные театральные эксперименты на ура. Некоторые воспринимают как личное оскорбление, но потом приходят на спектакль второй, третий раз и как-то начинают потихоньку проникаться моими идеями, чтобы не рвать со мной отношения. Картинка 6 из 20– Представьте своего мужа. – Мой муж Джон Фридман – американский писатель, драматург и критик, автор девяти книг о русском театре. Но он никогда не пишет обо мне, иначе все подумают, что он хвалит свою жену. Недавно он написал пьесу «Танцевать, не умирая» специально для меня и моего педагога Риммы Гавриловны Солнцевой, чтобы вернуть ее на сцену. Она грандиозная актриса, и уже сорок лет, как не играла. Пьеса Джона победила на международном конкурсе. Это была потрясающая для нас новость. Пока мы сделали читку пьесы, но все это должно перерасти в настоящий большой спектакль. Ставит пьесу режиссер Георг Жено, немец, пятнадцать лет живущий в Москве, ученик Марка Захарова. В спектакле будет задействована моя рок-группа «ОКСи-РОКс», документальное кино, то есть это масштабный проект. – Как вы познакомились с Джоном? – После спектакля «Дорогая Елена Сергеевна» по пьесе Людмилы Разумовской в театре на Спартаковской, где я играла главную героиню. Джон был в зрительном зале – купил билет на спектакль в подземном переходе. Потом он стал приходить все чаще, потом каждый день, в перерывах между своей работой – он писал тогда докторскую диссертацию. Завлит театра узнал, что в зале американский аспирант, и пригласил Джона встретиться с актерами, поговорить об американском театре. И мы все встретились в кабинете у главного режиссера. Джон начал вдохновенно рассказывать, он парил, витал, и на меня это его парение произвело неизгладимое впечатление. Но после этой встречи я стала Джона избегать. Потому что он был слишком прекрасен – высокий, кудрявый, широкоплечий, стройный, длинноногий. Джон напоминал знаменитую скульптуру Давида работы Микеланджело. – Вы сразу влюбились? – Конечно. В него невозможно было не влюбиться. Но ситуация была непростая. Год я его мучила, бегала от него, пряталась. У меня к тому же тогда еще другой парень был, а у Джона другая девушка. Но он охотился за мной. Он искал любую возможность, чтобы мы смогли пересечься, пока мы случайно не оказались рядом на спектакле «Дерево», в театре, где все были голые и лысые. Зал был забит битком, и мы сидели очень-очень близко друг к другу и все время хохотали. Джон говорил: «Ты, пожалуйста, прости меня, я в общежитии живу, там нет стиральной машины, наверное, от меня как-то не так пахнет». А он был в клетчатой рубашке и джинсах. Я ответила: «Да что ты, нет, мне все нравится». Электричество, которое тогда пробежало между нами, – это был какой-то удар током. – Как развивались ваши отношения? – Мой однокурсник Сергей Пинегин пригласил меня и Джона на свой день рождения. Он переживал, что мы ну никак не можем «найтись», и специально позвал нас вместе, это был заранее обдуманный план с его стороны. Мы до сих пор считаем его близким человеком, стоящим у истоков наших отношений. К тому времени мы с Джоном рассорились, потому что он не позвонил мне, как обещал, и куда-то пропал. Я не хотела его прощать. Джон понял, что все безнадежно. Оставалось две недели до его отъезда из России навсегда. Мы увиделись в гостях и после этого дня рождения не расставались. Джон уехал сначала в Париж, потом в Америку и каждый день писал мне письма. Я ему тоже отвечала, правда, раз в месяц. И звонил он мне каждый день, мы разговаривали часами. В то время это было очень дорого, все деньги уходили на разговоры. Потом он пригласил меня приехать в Америку познакомиться с его мамой. А меня не выпускали. Сначала наш ОВИР, потом мне отказало американское посольство. После отказа я стояла и рыдала басом, потому что на завтра у меня был билет, добытый с неимоверными усилиями. Мои подруги, чтобы я могла репетировать, по очереди отмечались у «Аэрофлота». Но все-таки звезды были на нашей стороне. В посольстве меня рыдающую увидела жена американского атташе по культуре. Она бывала на моих спектаклях и договорилась, чтобы меня вновь приняли на следующий день в 7 утра. Мне нужно было представить письма Джона с подчеркнутыми красным карандашом строками о нашей скорой свадьбе. От меня потребовали клятвы, что у нас с Джоном не дружба, а именно любовь, и что я не останусь в Америке. Поэтому я и здесь. Я поклялась, что мы поженимся только в Москве, так и сделали. Мы поженились в Люберцах, в каком-то замшелом ЗАГСе. Картинка 10 из 1232В Америке я сразу подружилась с мамой Джона. Он убежал за газетами и оставил нас вдвоем, чтобы я не стеснялась при нем говорить по-английски. От страха я не знала, что делать, и вдруг неожиданно запела. И стала петь русские песни. Потом Джон ждал несколько месяцев, чтобы ему разрешили выехать в Москву ко мне. Как только он приехал, мы тут же подали заявление в ЗАГС. Мы не горели желанием узаконить наши отношения – они у нас были и остаются нестандартными, мы стараемся разбивать стереотипы: жена должна мыть посуду, а муж приносить что-то в дом. Но это нужно было сделать, чтобы не было никаких препятствий со стороны властей. Поэтому 15 декабря 1989 года, в пургу, в 8 утра, в тяжелейшем гриппе – оба были с высокой температурой, мы поехали в ЗАГС с моими родителями. По дороге машина, папина «Волга», сломалась, но мы все-таки добрались. В ЗАГСе был какой-то вокально-инструментальный ансамбль, они заиграли песню из «Шербургских зонтиков» – «Прощай, моя любовь», и я хохотала гомерическим хохотом, потому что все это было очень несуразно и очень смешно. Свадебное платье, которое бы мне понравилось, купить было невозможно. В поисках платья мы ходили по всей зимней Москве, поэтому и заболели. Единственное красивое платье, длинное, висело в витрине магазина «Москвичка» на Калининском проспекте, но оно так запылилось, что надеть его было нельзя. В результате нашли для меня в ателье беленький костюмчик с красивой вышивкой, но на нем не было пуговиц. Поэтому нам надо было найти пуговицы и ночью их пришить. На голове у меня был полувенок, он все время сбивался набок – в общем, это была та еще свадьба. Когда делали общую фотографию, я схулиганила. Все стояли с серьезными лицами, у всех слезы на глазах… И тут я произнесла слово на букву «ж»! Все рассмеялись, и фотография получилась веселая. Тогда театр, где я работала, раскололся на два лагеря, и нам пришлось праздновать свадьбу в двух разных местах – для одних и для других. Это был очень тяжелый день. – Вы с Джоном живете в Москве? – Да. Наши друзья называют Джона «Пьер Безухов». Он настоящий москвич, знает все станции метро, все улицы и закоулки нашего прекрасного старинного города намного лучше меня. Он рассказывает мне, где в Москве жил Чехов, где бывал Гоголь. Джон открыл для меня драматурга Николая Эрдмана, сценариста знаменитых фильмов «Веселые ребята» и «Волга-Волга», одно время запрещенного в нашей стране. Он великолепно знает русский язык, чувствует все речевые нюансы, много переводит. – Вы говорили, что у вас с Джоном нестандартные отношения. Как распределены ваши семейные роли? – Мы одновременно живем и общей, и отдельной жизнью и очень стараемся беречь творческое поле друг друга. Как правило, мы не делаем каких-то совместных проектов, чтобы работа не отразилась на наших отношениях. Часто бывает, что в творчестве люди ругаются, ссорятся. Нам бы этого не хотелось. – Бытовые вопросы Джон берет на себя? – Он делает все по дому. Не дает мне мыть посуду, не дает пылесосить. Когда он уезжал в Саратов на театральный фестиваль, я без него включила пылесос и убрала всю квартиру. Если же я при нем за что-нибудь берусь, он меня останавливает: «Прекрати! Не надо тратить свою энергию!». Быт полностью на нем. У нас нет приходящей помощницы и посудомоечной машины тоже нет – не помещается на маленькой кухне. Он все делает сам. У нас спартанское отношение к жизни. Считаем, что у нас есть – то есть. А чего нет – значит, это не нужно. Готовлю, правда, я. Мне очень нравится готовить, при этом я отдыхаю. Обожаю делать утром омлет. Мой любимый рецепт – мальдивский омлет. Год назад мы съездили на Мальдивские острова. Очень долго об этом мечтали и в один прекрасный день поняли – хватит мечтать, надо все-таки поехать. Мы там провели две недели, а такое ощущение, что были два года. На Мальдивах словно останавливается время. Остров можно обойти за час. На каждой части острова – свой климат. Это как бы мини-планета. С одной стороны большие волны, там занимаются серфингом. На другой – полнейшая тишь. Здесь ветер, а там полное безветрие. Это удивительно. И там в ресторане подавали омлет, который я научилась готовить. – Существует такое мнение, что мужья нередко ревнуют жен к славе и известности. Как с этим вопросом у вас? – Джон ненавидит слово «ревность», он этого понятия лишен. И поэтому не любит пьесу «Отелло». Люди плачут, переживают, а он говорит: «Зачем переживать? Это самая страшная, самая черная вещь, которую почему-то изобрело человечество. Ее надо в себе гасить и забыть, что она существует, потому что ревность уничтожает все лучшее в человеке и обрывает нежные, тонкие струны, которые возникают между людьми». В кино я должна влюбляться в своих партнеров, иначе не сыграешь. Джон все это принимает с такой широтой души, с таким глубочайшим понимаем. Более того, если у меня к кому-то существует неприязнь, хочется порвать с кем-то отношения, он делает все, чтобы меня с этим человеком примирить. Он настолько мудрый, не то, что я. Я непосредственная, взбалмошная, могу вспылить – ну, что вы хотите, я же Бык по гороскопу. С другой стороны, как истинный Бык, я очень трудолюбивая, могу пахать с утра до ночи. Если я вспыхиваю, Джон просто выходит из квартиры погулять, переждать вспышку. Тогда я теряю публику и остываю. Это помогает мне усмирить свой гнев. Каждая моя роль полита кровью любимого мужа. Не отдавая себе в этом отчет, я какие-то вещи так или иначе проверяю на своем близком человеке. Когда премьера позади, я начинаю жить словно с нового листа, наступает состояние обновления. Думаю, что Джону очень непросто со мной. – Приходится ли идти на какие-то уступки, чтобы сохранить отношения? – Должна признаться, что в этом смысле я намного менее мудрый человек, чем Джон. Мне, к сожалению, не чужды никакие отрицательные импульсы. При этом во мне происходит постоянная внутренняя борьба, потому что я не хочу делать своему любимому человеку больно. Фактически он несет меня по жизни на руках. Не знаю, что бы я сделала, где бы я была, что бы смогла сыграть, если бы не было рядом вот такого бережного отношения ко мне – как будто я его ребенок. Джон меня оберегает, потому что знает, что в моей профессии я должна быть человеком без кожи. Каждый спектакль для меня может быть последним, я человек бескомпромиссный. Такова профессия – актер должен рвать себе сердце. В кино нельзя ничего играть. Все происходит сейчас и до конца. Очень важно, когда глазок камеры оказывается в острие твоей болевой точки, чтобы зритель увидел себя через этого персонажа, чтобы в нем что-то дрогнуло. – Делал ли вам муж какие-то приятные сюрпризы, и если делал, то какие? – Нам нравится ездить в крупные торговые центры. Мы там гуляем, разговариваем, много всего придумываем, по ходу дела чего-нибудь покупаем. Джон ничего не любит себе покупать, говорит, что ему ничего не надо. Джон очень заботливый, помогает моим маме с папой, отправляет их на отдых – в Грецию, Египет. Он делает это не для того, чтобы произвести впечатление, а искренне, он очень глубокий человек и не бросает деньги на ветер. Если Джон, например, издал свою книгу и заработал деньги, на них мы издаем мой новый музыкальный альбом. Деньги мы вкладываем в творчество. Джон может помочь нашим друзьям, если кто-то нуждается, и делает это с легкостью, спокойно. – А вы объясняетесь друг другу в любви? – Конечно. Вот уже двадцать два года – каждый день. Если мы разъезжаемся по делам, то общаемся по скайпу и никак не можем отключить другого. – Что бы вы могли пожелать влюбленным? – Я заметила, что любовь со временем видоизменяется. Она принимает разные формы. В какие-то моменты жизни человек требует больше любви, чем может получить. В другие получает больше, чем готов принять. Мне очень интересно наблюдать, как эта шкала меняется, как мы растем и падаем. Если кто-то из двоих падает – другой подхватывает. Самое главное – относиться ко всему легко и сохранять чувство юмора. Если всерьез думать, что надо делать, как другие, тогда попадешь в общую колею. Начинают преобладать стадные рефлексы, ты начинаешь оглядываться – а как у других? Родители тоже для нас далеко не самый лучший пример. Очень опасно стараться походить на маму или на папу. Главное, чтобы вместе вам было интересно. Но это требует работы. Жизнь такая – сколько отдашь энергии, столько и вернешь. Беседовала Влада Андреева Мальдивский омлет от Оксаны Мысиной Омлет готовится на порционной сковородке. Взбить два яйца с небольшим количеством молока или сливок, посолить, поперчить. Очень мелко нарезать шампиньоны, свежий лук, ветчину. Начинку добавить в яичную смесь и вылить на смазанную маслом сковородку. Как только чуть-чуть схватится, положить слоем сыр, завернуть край омлета, чтобы сыр оказался внутри, выключить огонь и закрыть сковородку крышкой. Самый кайф – полить омлет сверху зеленым маслом из виноградных косточек. Если такого масла не найдете, все равно очень вкусно. © Copyright: Наталья Алексеевна Исаева, 2016.
Другие статьи в литературном дневнике:
|