Я сам не из Индии. В принципе, очень странно с моей стороны утверждать, что я в ней знаток. Не жил я в лачуге у синего океана и девушке в сари весной не дарил цветок. Веснушчатый мальчик, глотая страницы книжек про тигров и джунгли, мангустов и диких пчёл, я думал: однажды я эту страну увижу. Однажды увижу и горы — о них прочёл, и древние храмы, и мутные воды Ганга, щебечущих женщин, идущих к воде гуртом. В окно заберётся проворная обезьянка, утащит мой завтрак, игриво махнув хвостом.
Вовсю представляя корабль, где в сердце трюма покоятся специи: перец, ваниль, кунжут, я сладко мечтал, но я даже не мог подумать, что Индия скоро окажется прямо тут.
Я вырос и понял: хотеть, вероятно, мало, а много работать — не значит спешить к мечте. Наверно, отчаялся, что-то внутри сломалось. Стояли морозы, мела за окном метель, бесился январь, на столбах фонари качая. Они издавали тревожный печальный скрип. Бесило. Налил себе чашку масала чая. Тогда я болел, даже сдуру решил, что грипп. И вот я сидел у стола с головой поникшей, всерьёз рассуждая, что жизнь не ко всем добра. Когда провалился в туман — появился рикша. Худой, но довольный, как долгий счастливый брак. И он мне сказал, что богатство не в том, какое жилище оттяпал, насколько сильна рука. А главное — счастье, а счастье — оно в покое и в лотосе, что распускается из пупка. С богами имеющим души нельзя быть в ссоре, пути бесконечны, для кармы мы все равны.
Я что-то ему отвечал, возражал и спорил, а он улыбнулся и вышел в проём стены.
С годами я, каюсь, отвлёкся от этой темы, хотя временами мираж вспоминал опять. Мир слишком реален, но кто мне являлся: демон, сияющий дух — просветлён с головы до пят? Делиться с друзьями — пожалуй, сочтут за шутку. Делиться с коллегами — вот уж, увольте, нет. Списав на болезнь, на погоду, игру рассудка, нет-нет, да косился на прошлый проём в стене. Стена как стена: оставляет желать иного, обои подклеить, терпеть, закусив губу.
Что мог я? Кричать на углах, что родился новым, что звёздный, бессмертный и третий зрачок во лбу, законы постиг, нараспашку открыты двери, танцую с весёлыми стаями голубей.
Но, чтобы других убедить — надо тоже верить, а дело последнее — врать самому себе.
Вот тут, дорогие сограждане, не до смеха.
Судьба, вероятно, решила: уймись, нахал.
Исполнилось сорок, и в Индию я поехал: коровы, трущобы, тук-туки и Тадж-Махал. Слегка раздраженный, уставший, до нитки потный, я плюхнул огромный рюкзак на кривой бетон. И первым индийцем в районе аэропорта был маленький рикша. Узнал я его? А то. Лохмотьям и смуглым щекам не хватало лоска. Я сразу рванул, попытавшись его обнять. Чудак улыбнулся и в небо взлетел с повозкой. А кто его видел (в расчёт не берём меня)? Лоточный торговец, охранник с глазами Будды? Старуха, что внуков держала десятком рук? Кричал ему вслед: возвращайся, и я не буду ни спорить, ни лезть на рожон. Возвращайся, друг.
Косились другие туристы: прощай, кукушка, а вдруг перегрелся, инфекция, вдруг болван.
А рикша летел высоко и дудел в ракушку, что главное — музыка, песни и океан.
Я сам не из Индии. Сед и ворчлив — старик же, свободен от мелких грехов и пустой возни.
Когда я умру, то я стану небесным рикшей. Мне надо действительно кое-что прояснить.(C)
