В. Высоцкий советский поэт или диссидент
Итак, Вам слово, Владимир Семенович.
Высоцкий о советской власти:
Я никогда не верил в миражи,
В грядущий рай не ладил чемодана, -
Учителей сожрало море лжи -
И выплюнуло возле Магадана.
И я не отличался от невежд,
А если отличался - очень мало, -
Занозы не оставил Будапешт,
А Прага сердце мне не разорвала.
А мы шумели в жизни и на сцене :
Мы путаники, мальчики пока, -
Но скоро нас заметят и оценят.
Эй! Против кто? Намнем ему бока!
Но мы умели чувствовать опасность
Задолго до начала холодов,
С бесстыдством шлюхи приходила ясность -
И души запирала на засов.
И нас хотя расстрелы не косили,
Но жили мы, поднять не смея глаз, -
Мы тоже дети страшных лет России,
Безвременье вливало водку в нас.
1979 или 1980
"И если б наша власть была
Для нас для всех понятная,
То счастие б она нашла.
А нынче жизнь — проклятая!.."
Икона висит у них в левом углу —
Наверно, они молокане,
Лежит мешковина у них на полу,
Затоптанная каблуками.
Кровати да стол — вот и весь их уют,
И две — в прошлом винные — бочки.
Я словно попал в инвалидный приют —
Прохожий в крахмальной сорочке.
Мне дали вино — и откуда оно!
На рубль — два здоровых кувшина,
А дед — инвалид без зубов и без ног —
Глядел мне просительно в спину.
"Желаю удачи!" — сказал я ему.
"Какая там, на хрен, удача!"
Мы выпили с ним, посидели в дыму.
И начал он сразу... И начал!..
"А что, — говорит, — мне дала эта власть
За зубы мои и за ноги?
А дел — до черта, напиваешься всласть —
И роешь культями дороги.
Эх, были бы ноги — я б больше успел,
Обил бы я больше порогов...
Да толку, я думаю, — дед просипел, —
Да толку б и было не много".
"Что надобно, дед?" — я спросил старика.
"А надобно самую малость:
Чтоб — бог с ним, с ЦК, но — хотя бы ЧК
Судьбою интересовалась..."
(1966)
Так оно и есть
Словно встарь, словно встарь:
Если шел в разрез -
На фонарь, на фонарь,
А если воровал -
Значит сел, просто сел,
А если много знал -
Под расстрел, под расстрел.
Думал я, наконец, не увижу я скоро
Лагерей, лагерей.
Но попал в этот пыльный, расплывчатый город
Без людей, без людей.
Бродят толпы людей на людей не похожих
Равнодушных, слепых.
Я заглядывал в черные лица прохожих,
Ни своих, ни чужих.
Высоцкий о КПСС и революционном движении:
Подымайте руки, в урны суйте
Бюллетени, даже не читав, -
Помереть от скуки! Голосуйте,
Только, чур, меня не приплюсуйте:
Я не разделяю ваш Устав!
(1966)
А кто не верит нам,
Тот негодяй и хам.
А кто не верит нам, тот прихвостень и плакса.
Марксизм для нас - азы.
Ведь Маркс не плыл в Янцзы,
Китаец Мао раздолбал еврея Маркса.
Новые левые - мальчики бравые
С красными флагами буйной оравою,
Чем вас так манят серпы да молоты?
Может, подкурены вы и подколоты?!
Слушаю полубезумных ораторов:
"Экспроприация экспроприаторов..."
Вижу портреты над клубами пара -
Мао, Дзержинский и Че Гевара.
Не разобраться, где левые, правые...
Знаю, что власть - это дело кровавое.
Что же, валяйте затычками в дырках,
Вам бы полгодика, только в Бутырках!
Не суетитесь, мадам переводчица,
Я не спою, мне сегодня не хочется!
И не надеюсь, что я переспорю их,
Могу подарить лишь учебник истории.
(1978)
Высоцкий о Сталине:
Вспоминаю, как утречком раненько
Брату крикнуть успел: "Пособи!"
И меня два красивых охранника
Повезли из Сибири в Сибирь.
А потом на карьере ли, в топи ли,
Наглотавшись слезы и сырца,
Ближе к сердцу кололи мы профили
Чтоб он слышал, как рвутся сердца.
Ну почему же все того...
Как в рот набрали?
Там встретились - кто и кого
Тогда забрали.
И Сам - с звездою на груди -
Там тих и скромен, -
Таких как он там - пруд пруди!
Кого схороним?
Кто задается - в лак его,
Чтоб - хрен отпарить!
Там этот, с трубкой... Как его?
Забыл - вот память!
У нас границ не перечесть:
Беги - не тронем,
Тут, может быть, евреи есть?
Кого схороним?
В двадцатом веке я, эва!
Да ну-с вас к шутам!
Мне нужно в номер двадцать два -
Лаврентий спутал!
1975
В те времена укромные,
Теперь — почти былинные,
Когда срока огромные
Брели в этапы длинные.
Их брали в ночь зачатия,
А многих — даже ранее,
А вот живёт же братия,
Моя честна компания!
Ходу, думушки резвые, ходу!
Слова, строченьки милые, слова!..
Первый раз получил я свободу
По указу от тридцать восьмого.
Знать бы мне, кто так долго мурыжил, —
Отыгрался бы на подлеце!
Но родился, и жил я, и выжил:
Дом на Первой Мещанской — в конце.
Высоцкий об НКВД, КГБ и МВД:
Судьба моя лихая давно наперекос,-
Однажды "языка" я добыл, да не донес.
И особист Суэтин, неутомимый наш,
Еще тогда приметил и взял на карандаш.
Он выволок на свет и приволок
Подколотый, подшитый материал,
Никто поделать ничего не смог.
Нет, смог один, который не стрелял.
Я не помню, кто первый сломался, —
Помню, он подливал,
поддакивал,
Мой язык, как шнурок, развязался:
Я кого-то ругал,
оплакивал...
И проснулся я в городе Вологде,
Но — убей меня — не припомню где.
А потом мне пришили дельце
По статье Уголовного кодекса,
Успокоили: "Всё перемелется",
Дали срок — не дали опомниться.
И остался я в городе Вологде,
Ну, а Вологда —
это вона где!..
Пятьдесят восьмую дают статью,
Говорят: "Ничего, вы так молоды..."
Если б знал я, с кем еду, с кем водку пью, —
Он бы хрен доехал до Вологды!
Нам ни к чему сюжеты и интриги:
Про все мы знаем, про все, чего ни дашь.
Я, например, на свете лучшей книгой
Считаю Кодекс уголовный наш.
И если мне неймется и не спится
Или с похмелья нет на мне лица -
Открою Кодекс на любой странице,
И не могу - читаю до конца.
Я не давал товарищам советы,
Но знаю я - разбой у них в чести, -
Вот только что я прочитал про это:
Не ниже трех, не свыше десяти.
Вы вдумайтесь в простые эти строки -
Что нам романы всех времен и стран! -
В них все: бараки, длинные как сроки,
Скандалы, драки, карты и обман...
Сто лет бы мне не видеть этих строчек! -
За каждой вижу чью-нибудь судьбу, -
И радуюсь, когда статья - не очень:
Ведь все же повезет кому-нибудь!
И сердце стонет раненною птицей,
Когда начну свою статью читать,
И кровь в висках так ломится-стучится, -
Как мусора, когда приходят брать.
(1964)
Мой чёрный человек в костюме сером.
Он был министром, домуправом, офицером.
Как злобный клоун, он менял личины
И бил под дых внезапно, без причины.
И, улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой,
И я немел от боли и бессилья,
И лишь шептал: «Спасибо, что живой!»
Я суеверен был, искал приметы, -
Что, мол, пройдёт, терпи, всё ерунда...
Я даже прорывался в кабинеты
И зарекался: «Больше — никогда!»
Вокруг меня кликуши голосили:
«В Париж мотает, словно мы — в Тюмень;
Пора такого выгнать из России,
Давно пора, — видать, начальству лень!»
Высоцкий о процессах над инакомыслящими:
Суд над Синявским и Даниелем
Вот и кончился процесс,
Не слыхать овацию -
Без оваций все и без
Права на кассацию.
Изругали в пух и прах, -
И статья удобная:
С поражением в правах
И тому подобное.
Посмотреть продукцию:
Что в ней там за трещина,
Контр- ли революция,
Анти- ли советчина?
Но сказали твердо: "Нет!
Чтоб ни грамма гласности!"
Сам все знает Комитет
Нашей безопасности.
Кто кричит: "Ну то-то же!
Поделом, нахлебники!
Так-то, перевертыши!
Эдак-то, наследники".
"Жили, - скажут, - татями!
Сколько злобы в бестиях!" -
Прочитав с цитатами
Две статьи в "Известиях".
А кто кинет в втихаря
Клич про конституцию,
"Что ж, - друзьям шепнет, - зазря
Мерли в революцию?!..." -
По парадным, по углам
Чуть повольнодумствуют:
"Снова - к старым временам..." -
И опять пойдут в уют.
А Гуревич говорит:
"Непонятно, кто хитрей?
Как же он - антисемит,
Если друг его - еврей?
Может быть, он даже был
Мужества немалого!
Шверубович-то сменил
Имя на Качалова..."
Если это, так сказать,
"Злобные пародии", -
Почему б не издавать
Их у нас на Родине?
И на том поставьте крест!
Ишь, умы колышутся!
В лагерях свободных мест
Поискать - отыщутся.
Есть совет - они сидят, -
Чтоб "сидели" с пользою,
На счету у них лежат
Суммы грандиозные,
Пусть они получат враз -
Крупный куш обломится,
И валютный наш запас
Оченно пополнится.
14 февраля 1966
Высоцкий о рабочем классе:
Мы бдительны - мы тайн не разболтаем,-
Они в надежных жилистых руках.
К тому же, этих тайн мы знать не знаем -
Мы умникам секреты доверяем,-
А мы, даст бог, походим в дураках.
Успехи взвесить - нету разновесов,-
Успехи есть, а разновесов нет,-
Они весомы - и крутых замесов.
А мы стоим на страже интересов,
Границ, успехов, мира и планет.
Вчера отметив запуск агрегата,
Сегодня мы героев похмелим,
Еще возьмем по полкило на брата...
Свой интерес мы - побоку, ребята,-
На кой нам свой, и что нам делать с ним?
Мы телевизоров понакупали,-
В шесть - по второй глядели про хоккей,
А в семь - по всем Нью-Йорк передавали,-
Я не видал - ребенка мы купали,-
Но там у них, наверно - все о'кей!
Хотя волнуюсь, в голове вопросы:
Как негры там? - Убрали ль урожай?,-
Как там с Ливаном? Что там у Сомосы?
Ясир здоров ли? Каковы прогнозы?
Как с Картером? На месте ли Китай?
"Какие ордена еще бывают?"-
Послал письмо в программу "Время" я.
Еще полно - так что ж их не вручают?
Мои детишки просто обожают,-
Когда вручают - плачет вся семья.
(1978)
Но как убедить мне упрямую Настю?
Настя желает в кино, как суббота.
Настя твердит, что проникся я страстью
К глупому ящику для идиота.
Ну да, я проникся. В квартиру зайду -
Глядь - дома и Никсон и Жорж Помпиду.
Вот хорошо, я бутылочку взял.
Жорж - посошок, Ричард, правда не стал.
Ну а действительность еще кошмарней, -
Врубил четвертую - и на балкон:
А ну-ка девушки а ну-ка парням
Вручают премии в ООН.
Ну, а потом, на Канатчиковой даче,
Где, к сожаленью, навязчивый сервис,
Я и в бреду все смотрел передачи,
Все заступался за Анджелу Дэвис....
Слышу: "Не плачь, все в порядке в тайге",
"Выигран матч СССР - ФРГ",
"Сто негодяев захвачены в плен",
И "Магомаев поет в КВН".
Я был слесарь шестого разряда,
Я получки на ветер кидал, -
Получал я всегда сколько надо -
И плюс премию в каждый квартал.
Если пьешь, - понимаете сами -
Должен чтой-то иметь человек, -
Ну, и кроме невесты в Рязани,
У меня - две шалавы в Москве.
Произошел необъяснимый катаклизм;
Я шел домой по тихой улице своей,
А мне навстречу нагло пер капитализм,
Звериный лик свой скрыв под маской "жигулей".
Я по подземным переходам не пойду:
Визг тормозов мне — как роман о трёх рублях.
За то ль я гиб и мёр в семнадцатом году,
Чтоб частный собственник глумился в "Жигулях"!
Сидели пили вразнобой
"Мадеру", "старку", "зверобой",
И вдруг нас всех зовут в забой, до одного:
У нас - стахановец, гагановец,
Загладовец,- и надо ведь,
Чтоб завалило именно его.
Он - в прошлом младший офицер,
Его нам ставили в пример,
Он был, как юный пионер - всегда готов,-
И вот он прямо с корабля
Пришел стране давать угля,-
А вот сегодня - наломал, как видно, дров.
Спустились в штрек, и бывший зек -
Большого риска человек -
Сказал: "Беда для нас для всех, для всех одна:
Вот раскопаем - он опять
Начнет три нормы выполнять,
Начнет стране угля давать - и нам хана.
Так что, вы, братцы,- не стараться,
А поработаем с прохладцей -
Один за всех и все за одного".
...Служил он в Таллине при Сталине -
Теперь лежит заваленный,-
Нам жаль по-человечески его...
(1967)
Высоцкий о войне:
Всего лишь час дают на артобстрел.
Всего лишь час пехоте передышки.
Всего лишь час до самых главных дел:
Кому - до ордена, ну, а кому - до "вышки".
За этот час не пишем ни строки.
Молись богам войны - артиллеристам!
Ведь мы ж не просто так, мы - штрафники.
Нам не писать: "Считайте коммунистом".
Я - "Як",
Истребитель,
Мотор мой звенит.
Небо - моя обитель.
Но тот, который во мне сидит,
Считает, что он - истребитель.
...
Я - главный. А сзади, ну чтоб я сгорел!
Где же он, мой ведомый?!
Вот он задымился, кивнул и запел:
"Мир вашему дому!"
И тот, который в моем черепке,
Остался один - и влип.
Меня в заблужденье он ввел и в пике -
Прямо из мертвой петли.
Он рвет на себя - и нагрузки вдвойне.
Эх, тоже мне летчик - АС!..
Но снова приходится слушаться мне,
Но это в последний раз.
Я больше не буду покорным, клянусь,
Уж лучше лежать на земле.
Ну что ж он, не слышит, как бесится пульс,
Бензин - моя кровь - на нуле.
Терпенью машины бывает предел,
И время его истекло.
И тот, который во мне сидел,
Вдруг ткнулся лицом в стекло.
Убит он, я счастлив, лечу налегке,
Последние силы жгу.
Но что это? Что?! я в глубоком пике -
И выйти никак не могу!
В мозгу моём, который вдруг сдавило
Как обручем, - но так его, дави! -
Варшавское восстание кровило,
Захлебываясь в собственной крови...
Дрались - худо-бедно ли,
А наши корпуса -
В пригороде медлили
Целых два часа.
В марш-бросок, в атаку ли -
Рвались, как один, -
И танкисты плакали
На броню машин...
Военный эпизод - давно преданье,
В историю ушел, порос быльем, -
Но не забыто это опозданье,
Коль скоро мы заспорили о нем.
Солдат всегда здоров,
Солдат на все готов,-
И пыль, как из ковров,
Мы выбиваем из дорог.
И не остановиться,
И не сменить ноги,-
Сияют наши лица,
Сверкают сапоги!
По выжженной равнине -
За метром метр -
Идут по Украине
Солдаты группы "Центр".
На "первый-второй" рассчитайсь!
Первый-второй...
Первый, шаг вперед! - и в рай.
Первый-второй...
А каждый второй - тоже герой,-
В рай попадет вслед за тобой.
Первый-второй,
Первый-второй,
Первый-второй...
Вы огорчаться не должны -
Для вас покой полезней, -
Ведь вся история страны -
История болезни.
Владимир Высоцкий
Из воспоминаний Вадима Туманова:
«В один из вечеров мы с Володей приехали к нему домой на Малую Грузинскую, зашли в квартиру, включили телевизор. На экране - обозреватель Юрий Жуков, который всегда это делал примерно так. Из одной кучи писем брал письмо: "А вот гражданка Иванова из колхоза “Светлый путь” пишет...". Потом из другой: "Ей отвечает рабочий Петров...". Володя постоял, посмотрел и говорит:
- Слушай, где этих... выкапывают?! Ты посмотри... ведь все фальшиво, и мерзостью несет! (Заметим, что Ю.Жукова Высоцкий должен был хотя бы шапочно, но знать: он возглавлял общество "СССР - Франция" - головную фирму, филиал которой во Франции возглавляла его жена Марина Влади.).
С этого начался разговор о людях, которые нам несимпатичны. Потом он схватил два листа бумаги:
- Давай напишем по сто человек, кто нам неприятен.
Мы разошлись по разным комнатам. Свой список он написал минут за сорок, может быть, за час, когда у меня было еще человек семьдесят. Ходил и торопил меня:
- Скоро ты?.. Скоро ты?..
Процентов 60 или 70 фамилий у нас совпало. Наверно, так получилось от того, что многое было переговорено до этого дня. В списках наших было множество политических деятелей: Сталин, Гитлер, Каддафи, Кастро, Ким Ир Сен... Попал в этот список и Ленин (вспомним, что всего каких-нибудь несколько лет назад, летом 70-го, Высоцкий выразил ему свои симпатии в другой любительской анкете.). Попали и люди в какой-то степени случайные, мелькавшие в эти дни на экране. Что интересно, - и у него, и у меня четвертым был Мао Цзедун, а четырнадцатым - Дин Рид...».
Известный польский актёр Д.Ольбрыхский, хорошо знавший Высоцкого, в одной из своих книг припоминает любопытный эпизод. Однажды Высоцкий вёз его и других польских актёров по Подмосковью. Путь пролегал мимо дачи Сталина. ""Тут сдох Сталин", – сказал Володя. – "На этой даче умер Сталин", – перевёл я. – "Ты переводи как следует! – взорвался Высоцкий. – Я сказал: сдох!"".
Отношение Высоцкого к Ленину и уровень уважения к нему очень хорошо показывает один из устных рассказов Высоцкого "Три медведя"
Другие статьи в литературном дневнике:
