Алексей Прасолов

* * *

В редакции скрипели перья,
Набрасывая дня черты.
Неслышно отворились двери,
И, юная, вступила ты.

Хрипела трубка, билась мелко
На неисписанной стопе.
Как намагниченные стрелки,
Свели мы взгляды на тебе.

И, пропуская что-то мимо,
Ты, чистая, как горный снег,
Сквозь голубую тину дыма
Взглянула медленно – на всех.

Поэт, оценивая строго
Тебя от ног и до бровей,
Вздохнул, не отыскав порока
В томящей красоте твоей.

Испортив снимок чёрной тушью,
Художник вспомнил о былом.
И тесно, мерзостно и душно
Обоим стало за столом.

А ты – не схваченная кистью,
Не замурованная в стих,
От будничных чернильных истин
Звала в свои просторы их.

Куда? Зачем? Не всё равно ли?
Лишь подойди и рядом встань
И между радостью и болью
Сожги придуманную грань!

О чём-то суетно тревожась,
Редактор выискал исход
И, выдав тоном нрав и должность,
Спросил: «Стихи или развод?..»

Чуть удивилась и сказала,
Что ты ошиблась этажом.
И стройно вышла. Шарфик алый
Взмахнул в пространстве за плечом.
1963

* * *

Вокзал с огнями неминуем.
Прощальный час – над головой.
Дай трижды накрест поцелуем
Схватить последний шёпот твой.

И, запрокинутая резко,
Увидишь падающий мост
И на фарфоровых подвесках –
Летящий провод среди звёзд.

А чтоб минута стала легче,
Когда тебе уже невмочь,
Я, наклоняясь, приму на плечи
Всю перекошенную ночь.
1966

* * *

Гляжу в ночи на то, что прожил.
Была весна. И был разлив.
С годами сердце стало строже,
Себя ревниво сохранив.

И, верное своей природе,
Оно не чуждо дню весны,
Но в нём теперь не половодье,
А просветлённость глубины.
1963

* * *

Зачем так долго ты во мне?
Зачем на горьком повороте
Я с тем, что будет, наравне,
Но с тем, что было, не в расчёте?

Огонь высокий канул в темь,
В полёте превратившись в камень,
И этот миг мне страшен тем,
Что он безлик и безымянен,

Что многозвучный трепет звёзд
Земли бестрепетной не будит,
И ночь – как разведённый мост
Меж днём былым и тем, что будет.
1967

* * *

Здесь – в русском дождике осеннем
Просёлки, рощи, города.
А там – пронзительным прозреньем
Явилась в линзах сверхзвезда.

И в вышине, где тьма пустая
Уже раздвинута рукой,
Она внезапно вырастает
Над всею жизнью мировой.

И я взлечу, но и на стыке
Людских страстей и тишины
Охватит спор разноязыкий
Кругами радиоволны.

Что в споре? Истины приметы?
Столетья временный недуг?
Иль вечное, как ход планеты,
Движенье, замкнутое в круг?

В разладе тягостном и давнем
Скрестились руки на руле…
Душа, прозрей же в мирозданье,
Чтоб не ослепнуть на земле.
1964

* * *

Когда бы всё, чего хочу я,
И мне давалось, как другим,
Тревогу тёмную, ночную
Не звал бы именем твоим.
И самолёт, раздвинув звёзды,
Прошёл бы где-то в стороне,
И холодком огромный воздух
Не отозвался бы во мне.
От напряженья глаз не щуря,
Не знал бы я, что пронеслось
Мгновенье встречи – чёрной бурей
Покорных под рукой волос.

Глаза томительно-сухие
Мне б не открыли в той судьбе,
Какие жгучие стихии
Таишь ты сдержанно в себе.
Всё незнакомо, как вначале:
Открой, вглядись и разреши!..
За неизведанностью дали –
Вся неизведанность души.
И подчиняться не умея
Тому, что отрезвляет нас,
И слепну в медленном огне я,
И прозреваю каждый час.
1963

* * *

Когда прицельный полыхнул фугас
Казалось, в этом взрывчатом огне
Копился света яростный запас,
Который в жизни причитался мне.

Но мерой, непосильною для глаз,
Его плеснули весь в единый миг,
И то, что видел я в последний раз,
Горит в глазницах пепельных моих.

Теперь, когда иду среди людей,
Подняв лицо, открытое лучу,
То во вселенной выжженной моей
Утраченное солнце я ищу.

По-своему печален я и рад,
И с теми, чьи пресыщены глаза,
Моя улыбка часто невпопад,
Некстати непонятная слеза.

Я трогаю руками этот мир –
Холодной гранью, линией живой
Так нестерпимо памятен и мил,
Он весь как будто вновь изваян мной.

Растёт, теснится, и вокруг меня
Иные ритмы, ясные уму,
И словно эту бесконечность дня
Я отдал вам, себе оставив тьму.

И знать хочу у праведной черты,
Где равновесье держит бытие,
Что я средь вас – лишь памятник беды,
А не предвестник сумрачный её.
1965

* * *

Коснись ладонью грани горной –
Здесь камень гордо воплотил
Земли глубинный, непокорный
Избыток вытесненных сил.

И не ищи ты бесполезно
У гор спокойные черты:
В трагическом изломе – бездна,
Восторг неистовый – хребты.

Здесь нет случайностей нелепых:
С тобою выйдя на откос,
Увижу грандиозный слепок
Того, что в нас не улеглось.
1963

* * *

Листа несорванного дрожь,
И забытье травинок тощих,
И надо всем ещё не дождь,
А еле слышный мелкий дождик.

Сольются капли на листе,
И вот, почувствовав их тяжесть,
Рождённый там, на высоте,
Он замертво на землю ляжет.

Но всё произойдёт не вдруг:
Ещё – от трепета до тленья –
Он совершит прощальный круг
Замедленно – как в удивленье.

А дождик с четырёх сторон
Уже облёг и лес и поле
Так мягко, словно хочет он,
Чтоб неизбежное – без боли.
1971

* * *

Мать наклонилась, но век не коснулась,
Этому, видно, ещё не пора.
Сердце, ты в час мой воскресный проснулось –
Нет нам сегодня, нет нам вчера.

Есть только свет – упоительно-щедрый,
Есть глубиной источаемый свет,
Незащищено колеблясь без ветра,
Он говорит нам: безветрия нет.

Мать, это сходятся в сердце и в доме
Неразделимые прежде и вновь,
Видишь на свет – в темножилой ладони
Чутко и розово движется кровь.

Видишь ли даль, где играют, стремятся,
Бьются о стены и бьют через край,
Реют, в извилинах тёмных змеятся
Мысли людские… Дай руку. Прощай.
1969

* * *

Мирозданье сжато берегами,
И в него, темна и тяжела,
Погружаясь чуткими ногами,
Лошадь одинокая вошла.

Перед нею двигались светила,
Колыхалось озеро без дна,
И над картой неба наклонила
Многодумно голову она.

Что ей, старой, виделось, казалось?
Не было покоя средь светил:
То луны, то звёздочки касаясь,
Огонёк зелёный там скользил.

Небеса разламывало рёвом,
И ждала – когда же перерыв,
В напряженье кратком и суровом,
Как антенны, уши навострив.

И не мог я видеть равнодушно
Дрожь спины и вытертых боков,
На которых вынесла послушно
Тяжесть человеческих веков.
1965

* * *

Нетерпеливый трепет звёзд
Земли бестрепетной не будит.
А ночь – как разведённый мост
Меж днём былым и тем, что будет.

И вся громада пустоты,
Что давит на плечи отвесно,
Нам говорит, что я и ты –
Причастны оба к этой бездне.
1967

* * *

О лето, в мареве просёлка
Какая сила ходит тут!
Как настороженно и колко
Колосья в грудь меня клюют.

Среди людской горячей нивы
Затерян колосом и я,
И сердце полнится наливом –
Целебным соком бытия.

И где расти нам – не поспоришь:
Кому – зола, кому – песок.
Хранит разымчивость и горечь
Незамутнённый терпкий сок.

И как я жил? И как я думал?
Войди неяркою на миг –
И ты поймёшь в разгуле шума
Шершавый шорох слов моих.
1964

* * *

Р.А.

Отдамся я моей беде,
Всему, что слишком кратко встретил,
И, отражённую в воде,
Тебя слепой расплещет ветер.

И, солнце с холодом смешав,
Волна запросится в ладони,
И пробежит по камышам
Мгновенье шумно-молодое.

Тогда услышу у воды,
Как весь насквозь просвистан невод,
И навсегда твои следы
На берегу окаменеют.

Пройдя певучею тропой,
Заполнит память их, как чаши,
Чтобы продлился праздник мой
Хотя бы в слове прозвучавшем.
1966

* * *

Пусть гримаса не станет улыбкой,
Но взлетел твой смычок огневой
Над блокадной оттаявшей скрипкой,
Над ночной многоструйной Невой.

О Нева! Ей в гранитной неволе –
Как вину в запасном хрустале:
Ведь его не пригубит в застолье
Та, что там – в пискарёвской земле.

Та, что знала: не быть с нами третьей
Ни тогда, ни теперь средь огней,
Та, что знала: не будет бессмертья,
Но бессмертье заплачет о ней.
1970

* * *

Схватил мороз рисунок пены,
Река легла к моим ногам –
Оледенелое стремленье,
Прикованное к берегам.

Не зря мгновения просил я,
Чтобы, проняв меня насквозь,
Оно над зимнею Россией
Широким звоном пронеслось.

Чтоб неуёмный ветер дунул,
И, льдами выстелив разбег,
Отозвалась бы многострунно
Система спаянная рек.

Звени, звени! Я буду слушать –
И звуки вскинутся ко мне,
Как рыб серебряные души
Со дна к прорубленной луне.
1964

* * *

Тревожит вновь на перепутье
Полёт взыскательных минут.
Идут часы – и по минуте
Нам вечность ёмкую дают.

Во мне, с годами не свободном,
Всё круче напряжённый ритм.
И только вижу мимолётно:
Река течёт, заря горит.

Берёзы яркие теснятся,
По свету листья разметав
И травы никнут – им не снятся
Былые поколенья трав.

Там древние свои законы,
И в безучастности земли
Граничит ритм наш беспокойный
С покоем тех, что уж прошли.

Земля моя, я весь – отсюда,
И будет час – приду сюда,
Когда зрачки мои остудит
Осенним отблеском звезда.

И думаю светло и вольно,
Что я не твой, а ты – моя
От гулких мачт высоковольтных
До неуютного жнивья.

И душу я несу сквозь годы,
В плену взыскательных минут
Не принимая той свободы,
Что безучастностью зовут.
1963

* * *

Я умру на рассвете,
В предназначенный час.
Что ж, одним на планете
Станет меньше средь вас.

Не рыдал на могилах,
Не носил к ним цветов,
Только всё же любил их
И придти к ним готов.

Я приду на рассвете
Не к могилам – к цветам,
Всё, чем жил я на свете,
Тихо им передам.

К лепесткам красногубым,
К листьям, ждущим луча,
К самым нежным и грубым
Наклонюсь я, шепча:

«Был всю жизнь в окруженье,
Только не был в плену.
Будьте вы совершенней
Жизни той, что кляну.

Может, люди немного
Станут к людям добрей.
Дайте мне на дорогу
Каплю влаги своей.

Окруженье всё туже,
Но, душа, не страшись:
Смерть живая – не ужас,
Ужас – мёртвая жизнь».
1971

***

Я услышал: корявое дерево пело,
Мчалась туч торопливая, тёмная сила
И закат, отражённый водою несмело,
На воде и на небе могуче гасила.

И оттуда, где меркли и краски и звуки,
Где коробились дальние крыши селенья,
Где дымки - как простёртые в ужасе руки,
Надвигалось понятное сердцу мгновенье.

И ударило ветром, тяжёлою массой,
И меня обернуло упрямо за плечи,
Словно хаос небес и земли подымался
Лишь затем, чтоб увидеть лицо человечье.
1965

* * *

Я хочу, чтобы ты увидала:
За горой, вдалеке, на краю
Солнце сплющилось, как от удара
О вечернюю землю мою.

И как будто не в силах проститься,
Будто солнцу возврата уж нет,
Надо мной безымянная птица
Ловить крыльями тающий свет.

Отзвенит – и в траву на излёте,
Там, где гнёзда от давних копыт.
Сердца птичьего в тонкой дремоте
День, пропетый насквозь, не томит.

И роднит нас одна ненасытность –
Та двойная знакомая страсть,
Что отчаянно кинет в зенит нас
И вернёт – чтоб к травинкам припасть.
1965

Другие статьи в литературном дневнике:

• 22.09.2016. Алексей Прасолов