Борис Рыжий. Петербург.
Это было в Петербурге над вечернею Невою —
я шептал клочок поэмы, что написана не мною:
«Ты теперь один остался наблюдать, как жизнь проходит».
Месяц на волнах качался словно белый пароходик.
Он как будто бросил якорь у гранитного причала,
он как будто ждал кого-то, полный трепетной печали.
Рядом встали иностранцы, песни пьяные запели.
Я ушёл. Остался в сердце пароходик ранкой белой.
Я уехал к чёрту в гости, только память и осталась.
Боже милый, что мне надо? Боже мой, такую малость —
так тихонечко скажи мне страшной ночью два-три слова,
что в последний вечер жизни я туда приеду снова.
Что, увидев пароходик, помашу ему рукою,
и гудок застынет долгий над осеннею Невою.
Вспомню жизнь свою глухую — хороша, лишь счастья нету.
Камень хладный поцелую и навеки в смерть уеду.
Ты придешь на берег утром — вздрогнешь и проснёшься сразу,
и увидишь как уснули фонари, голубоглазы.
Всё, что ласковым приснится — сердцу мило бесконечно.
Ветер треплет их ресницы, что седого пуха легче.
Ты укутаешься шарфом и, с камнями слившись тенью,
на камнях увидишь слёзы. И поверишь на мгновенье,
что, стоящий над Невою, ты стоишь над тихим небом,
Полный утра и покоя, и кормящий уток хлебом.
1994
Другие статьи в литературном дневнике:
