История любви и жизни Ариадны

Посвящается Ариадне Эфрон

Аля первая из всей семьи вернулась в СССР. «Энигматическая Аля, её накладное веселье...» — писала в своих дневниках Марина Ивановна. А в те годы, именно в Москве, Ариадна действительно была счастлива. Она работала в журнале «Revue de Moscou» переводчицей в особняке Жургаза.
Он работал в этом же здании. Он был старше и женат. Самуил Гуревич. Муля, так называли его близкие.
«Аля проходит боковым коридорчиком и поднимается на второй этаж. Она знает: сейчас, там наверху, в коридоре, она столкнётся с ним. Или, пройдя мимо открытой двери, увидит его за столом в кабинете, и он выскочит к ней или она войдёт к нему.<...> И потом целый день они будут перекидываться записками или курить в коридоре у окна, или он будет заходить к ней, а она к нему. Вся редакция уже знала об их романе, и скрывать было нечего.»(Скрещение судеб М. Белкина) Муля бывал в Болшево, они бродили по уснувшему посёлку и были счастливы, он оставался у неё, она оставалась у него, Муля окончательно решил уйти от жены. И ничто не предвещало беды!
«Осень в том году была ранняя, после засушливого и чрезмерно знойного лета листья уже успели пожелтеть и осыпались на дорожки. А мимо скверика проносились трамваи, заслоняя на минуту милый и уютный жургазовский особняк. Трамвай «А» бежал по кольцу к Страстной площади, к площади Пушкина, а 27-й сворачивал на Малую Дмитровку. И пешеходы, кому надо было пересечь трамвайные рельсы и перейти туда, где жургазовский особняк, застывали у чугунного вертящегося турникета, когда в листве загоралась сигнальная лампочка, предупреждавшая – «Осторожно, трамвай!». Але и в голову не могло прийти в тот ещё жаркий августовский день, что «Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила…» И что вот-вот ей, Але, суждено будет подскользнуться...»(Скрещение судеб М. Белкина)

27 августа арестовали Алю, с этим событием рухнули все надежды. Под страшными пытками (Алю ставили раздетую в холодном карцере, где нет возможности присесть, вызывали на допросы в ночь, держа до самого утра, не давая таким образом спать, а спать в камере днём запрещалось, били резиновой дубинкой, всячески издевались) выбивали из неё показания против отца и её самой. Заставляя признать агентами французской разведки.
Не дай Аля показаний против отца, спасла ли этим его? Нет. Всё было давно решено. Не хватало лишь деталей. Как говорила она в письмах: «все дела были плохо скроены, но очень прочно сшиты», и всё же, она держалась двадцать дней. Не всякий мужчина выдержит и недели таких испытаний. А когда отошла от пыток, отказалась от своих показаний. Незадолго до своей смерти она писала: «...на людях каждый день, изо дня в день, я жила на протезах, и когда ночью, оставшись наедине с собой, снимала их, то оказывалась обрубком», Марина Ивановна, сбежавшая с Муром из Болшева, когда арестовали всех жителей дачи, и поселившаяся в Голицыне, ночами добиралась поездом до Москвы, чтобы рано утром успеть с передачами на Любянку. Всю дорогу разрывая сердце мыслями, возьмут или не возьмут. Облегчённо выдыхая,если брали, ведь это означало — живы.

«Хотя я и в тюрьме, но я счастлива, что вернулась в Россию, что у меня есть Муля! Только очень жаль,что у меня нет от него ребёнка...», — говорила Аля. «У Али был неисчерпаемый запас жизнелюбия и, как говорила о ней Марина Ивановна, «изумительная лёгкость отказа…». Аля не озлобилась, пройдя через всё то, чего Марина Ивановна даже представить себе не могла! И это её черта – «всегда старается облегчить и радуется малейшему пустяку» — проявлялась и там, на Лубянке… (М. Белкина Скрещение судеб)
Как рассказывали те, кто был с ней в те времена там, они много смеялись, придумывали какие-то розыгрыши, после всех унижений и мук на допросах, необходима была разрядка. Аля старалась поддерживать своих подруг по беде, хотя сама нуждалась в поддержке не меньше. Удивительно, Аля вязала. Всё время находясь в застенках. Вязать было нельзя да и нечем и не из чего, Аля вязала на двух спичках. Она распускала косынку и вязала варежки, потом наоборот. Ей было 27 лет. Самый рассвет. 22 дня везли их, незаконно осужденых, невиновных, в «Столыпине» в Коми. В края снегов по колено. Всё время Муля поддерживает её в письмах, обещает приехать, когда будет известно, где она «остановиться». «Я люблю тебя до конца нашей жизни. Я глубоко убеждён и даю тебе слово, что ты будешь свободна и мы будем вместе…» и обязательная подпись «твой муж».

Княжий погост, потом станция Ракпас. Холодные бараки по 100 человек. Долгая дорога до комбината, по колено в снегу, а в межсезонье в грязи. Аля работает мотористкой, чиня солдатские шинели. Их чистят, латают, отпаривают. Вагоны шинелей. Позже работает на изготовлении зубного порошка. Видоизменённая, тяжёлая, но жизнь продолжается. В том числе и благодаря письмам. «Мне стыдно признаться в своей слабости, но я так устала, хотя никому этого не говорю и не показываю, что иногда по-настоящему ничего больше не хочется, ничто больше не интересно, кроме одного: чтобы случилось чудо и ты бы взял меня с собой к себе, а дальше всё – даже не хватает фантазии...», «Я бесконечно благодарю тебя за твое отношение ко мне, к маме, Муру, ну, одним словом, если ты разлюбишь меня, если это положение вещей будет тяготить тебя, ты не забывай, что лучшим доказательством дружбы будет предоставить меня коротко ясно моей судьбе. А то ведь ты врун у меня, разлюбишь, будешь жалеть и говорить, что любишь как мне разобраться на таком большом расстоянии?..», «Боюсь, родной мой, что в моем лице взвалил ты на себя непосильную и некрасивую ношу...» и любимый отвечает ей: «Малыш мой,<...> ты сокрушаешься тем, что вместо счастья принесла мне горе. Это совсем не так. Счастье от тебя началось с нашей встречи, а потом все разрасталось и стало неисчерпаемым…». Муля хлопотал о встрече. И писал, писал, писал.

ПИСЬМО

Мне страшно признаться в слабости,
полнее она в груди.
Не надо, мой милый, жалости:
разлюбишь — своей иди

дорогою. Не в проталинах,
в морозных коростах вся,
снегами душа завалена...
быть может и ты иззяб?

Исколотые разлукою
студёной. О, сколько ночей
я пытана страшной мукою,
но эта в сто раз страшней!

Затерянные между строками.
Разъедены — грусть едка.
И правда бывает жестокою!
И жалость порой жестка!

Мой родненький, весточкой скорою
избаловал — вот результат —
я сделалась нынче хворою,
а с детства умела ждать...

Тоска кровоточащей язвою...
По пояс вокруг снега!
Дремучей бедой непролазною
легла между нами тайга.

Однажды отказавшись быть «осведомителем», её отправили в штрафной лагерь дальше на север, валить лес. Там она сильно заболела, но всё равно была вынуждена работать с высокой температурой. И всё бы закончилось плохо, если бы однажды её приятельница по бараку, оказавшаяся в бригаде самодеятельности, не изловчилась отправить через случайного пассажира письмо Муле: если хотите чтобы ваша жена осталась жить, срочно добивайтесь перевода из этого лагеря. Чтобы совершить такой перевод, нужны огромные связи. У Мули они были и он спас Алю. Её перевели в более мягкий климат, в Мордовскую АССР. Там Аля расписывала ложки, работая почти по специальности.Вскоре закончилась война, Муля сумел добиться встречи с Алей, хотя это было почти невозможным. Но после отъезда Муля замолчал. Испытание встречей, порой, куда сильнее испытания разлукой. Он любил живую, улыбчивую, большеглазую Алю, а встретился с лагерной женщиной. Можно ли, пройдя столько лет лагерей оставаться прежней? Какого человека украсит пребывание в этих местах? «Женщины это испытание выдерживали, но —мужчины — те, кто был на воле, те, кто встречал лагерных жён…»(М. Белкина Скрещение судеб) Ко всему прочему, у Мули была семья. А жизнь с осуждённой по 58-й статье, означало распрощаться и с работой, и с многим другим. По окончании срока, восемь лет день ко дню, Але было запрещено проживать в Москве, она устроилась в жутких условиях у старых приятелей в Рязани. Там же устроилась работать преподавателем графики в художественном училище. Эту несломленную женщину, сохранившую веру в хорошее, доброе и искорку в глазах, обожали преподаватели и студенты. Она отвечала им взаимностью. Но спустя год после возвращения, Аля была приговорена к пожизненной ссылке в Туруханск Красноярского края, как ранее осужденнная, где пробыла до 55-го года, до полной реабилитации. Её жизнь в Туруханске и после ссылки, отдельная история. Ей было 27 лет, в тот августовский день, когда последний раз все были вместе, все были живы: папа, мама, Аля и Мур.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 12.09.2020. История любви и жизни Ариадны