Объяснительная записка.

Неисцелимый: литературный дневник

Дорогие мои те, кому дорог или просто небезразличен я и все, что со мной происходит. Прежде всего, хочу сказать спасибо тем, кто не пнул меня по почте или по звонку за закрытие страницы, не называл всякими словами и вообще проявил терпение и умение ждать. И пусть даже из равнодушия, но мне все равно приятнее верить, что именно из терпения и умения ждать. Умения ждать от меня возвращения. Спасибо. Закрывая страницу я горько жалел, что вместо действительно холодной и неприятной записи "автор закрыл свою страницу" нет какой-либо другой, например, "страница находится на реконструкции" или что-нибудь вроде этого, не так царапающее нас, людей нервных, богатых больным воображением и любящих говорить словеса не особо раздумывая - надо ли оно вообще. Каждый пишущий человек суть графоман, притом болтун и воображала, в большей или меньшей степени.
В данном случае, скорее подошла бы надпись "автор находится на реконструкции". Резкая смена всего, в буквальном смысле всего - страны, ландшафта, основного занятия, воздуха, воды, пищи, одежды, осознания, окружения, ментальных полей граждан, которые прослушиваются в твоем круге чувствительности - все это не могло не повлечь за собой кризис. Кризис и грянул. Потому что прежним осталось только одно - чувство вины, боль совести и смирение одиночества. И мне надоело заходить на страницу, надоело ничего не писать, бесплодие давило как камень на плече, Сизифу надоело его катить и он попробовал взвалить на плечи - надо что-то менять, черт подери, раз не получается столько лет. Ну, представьте себе, на самом деле, прожить столько лет у морей и вернуться в Москву. Да не просто вернуться - а начать жить. Очень трудно, поверьте.
Глубокий личностный кризис укреплялся в своей власти еще и потому, что с годами понимаешь - насколько бесполезно искать и, тем более, просить помощи у людей. Ведь надо все объяснить, а когда ты это сделаешь, и если после этого собеседник еще захочет разговаривать с тобой, то только для того, чтобы утешить. Если он милосерден. Субъекты с нормальным отношением к действительности перестанут с тобой говорить вообще. Я бы назвал это "техническое одиночество" Саипенти сат.
Однако, прошел день рождения, вот мне сорок один год, вот понедельник, лето еще не прошло, хотя "поползновения зловещи", и старинный друг будет работать вместе со мной, и только я захотел пойти к зубному врачу - врач нашелся сам, пришел и сказал - научи меня нырять. Кризис прошел и на этот раз, как мне самонадеянно кажется, я никого не зацепил, умение скрывать в себе свои проблемы с годами матереет, как всякое лукавство и лицемерие. Здесь все так живут. Попробую и я. Всё хорошо, ребята. И на самом деле - спасибо. Я же прекрасно отдаю себе отчет, что в смысле творчества и плетения словес, нет никакой разницы между мной, Васей Пупкиным, Бродским, кем угодно. Нет плохих стихов и хороших стихов с точки зрения того, кто вздумал писать их. Есть только искренние и неискренние. И есть цепляющие и есть нецепляющие. Вот и все. Очень просто. И бесполезны груды макулатуры и байтов текста всех мастей критиков и мнящих себя таковыми болтунов. И бесполезны препирательства на сайтах и злобная переписка тех, кто связывая два слова делает ошибки в обоих. Я давно это вижу так - это просто пирамида, бесконечная и безукоризненно ровная. Пирамида из лестниц. Я - ступенька. Вася Пупкин - тоже ступенька. Точно такая же. И Бродский - тоже ступенька. И все прочие. Кто-то стоит рядом, они вместе - ступенька. Кто-то занимает весь пояс,и никто рядом с ним уже не поместится. И тогда он остается один.
От одиночества не уйти. Надо сказать это себе раз и навсегда и прекратить взваливать на тех, кто приближается к тебе, вину за то, что ты один. Не требовать соответствия. вообще ничего не ждать. Просто любить то, что есть. Вот задача.
Если хочешь что-то изменить - начинай прямо сейчас. Божьи мельницы мелют медленно.
И если кто-то поднимаясь по лестнице наверх или спускаясь по ней вниз, даже если его спустили с лестницы, если кто-то остановится на моей ступени передохнуть, прикоснуться, вдохнуть запах, пересыпать рукой сухой песок слов, просто уснуть, наконец, как бездомный алкаш на лестнице в подъезде - то у меня есть шанс почувствовать это и подумать, что все-таки не зря я открыл страницу снова.
Я не поэт. И не писатель. "Явить свое произведение и скрыть себя" - это неподъемная, непосильная для меня задача. Я пишу о себе и пою о себе. И как душевнобольной человек, осознающий всю тяжесть своего недуга, стараюсь не угнетать близких и просто проходящих, хороших настоящих людей, которые не виноваты в твоем горе. Так молчат о раковой опухоли, и тогда она рвет когтями душу раньше физического тела. Молчать нельзя, но можно написать и утешить себя тем, что ты не заставляешь никого это читать. Это не стихи - это страницы из истории болезни, дневники затонувшей подводной лодки, хроники пикирующего бомбардировщика и затянувшаяся предсмертная записка графомана.
Надо учиться молчать без боли и безысходности, как молчишь под водой. И писать честно и легко, как записку любимой Женщине, оставляемой на подушке, уходя на работу.
Страница перевернута. Аверс медали "Ударный Сизиф второй статьи" прижался к сукну положенной в шкаф шинели и теперь в темноте поблескивает искоркой реверс "Ветеран Полного Катарсиса"
Спасибо всем вам. Искренно ваш - Дмитрий Машков.



Другие статьи в литературном дневнике: