Из статьи Владислава ХодасевичаПушкин не дорожил народной любовью, потому что не верил в нее. В лучшем случае надеялся он быть любезным народу "долго" -- отнюдь не "вечно": "И долго буду тем народу я любезен..." Охлаждение представлялось ему неизбежным и внешне выражающимся двояко: или толпа плюет на алтарь поэта, то есть его оскорбляет и ненавидит, -- или колеблет треножник его "в детской резвости". По отношению к самому Пушкину первая формула уже невозможна: "толпа" никогда не плюнет на алтарь, где горит огонь его; но следующий стих: "И в детской резвости колеблет твой треножник" -- сбудется полностью. Мы уже наблюдаем наступление второго затмения. Но будут и еще. Треножник не упадет вовеки, но будет периодически колебаться под напором толпы, резвой и ничего не "жалеющей, как история, как время -- это "дитя играющее", которому никто не сумеет сказать: "Остановись! Не шали!" Из статьи Владислава Ходасевича © Copyright: Леонид Шупрович, 2015.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
