Нефестивальные заметки... Старый Крым.
Ранним утром, когда ветер ещё спит, море дышит спокойно и размеренно. Здесь нет, привычных для меня, пирсов и волнорезов, ничто не сдавливает огромную грудь стихии, поэтому полный штиль можно увидеть нечасто. В иссиня-чёрном, матовом вдруг начинают оживать прожилки золотого и сиреневого, и я понимаю: это просыпается солнце.
То, что происходит потом, невозможно описать - море всё пронизано золотыми, сиреневыми, алыми прожилками. Бегут золотые сполохи, свиваясь с сиреневыми змейками, и вот уже поднимаются алые протуберанцы, проливаясь на поверхность нежным, переливчатым, шафрановым.
Кажется, алого так много, что он выплёскивается за окоём, а из него выливается и начинает расти золотой. Только теперь я понимаю - это Солнце. Я уже вижу его, и руки вдруг сами возносятся к Светилу в древнем священном приветствии: У-РА!
Смысл этого клича становится понятен, как никогда.
Просыпается ветер, и волна уже бежит на берег, смывая мои следы...
Я спешу - через час мы отправляемся в Старый Крым - город, при упоминании о котором сразу вспоминаются Грин, Паустовский...
Серо-зелёная листва олив, ещё мгновение назад казавшаяся пыльной, струится прямо ко мне в ладони живым трепещущим потоком жидкого серебра. Мне кажется, что я слышу звон тонкий, нежный, разливающийся в утренней прохладе.
Он по–прежнему укрыт горой Агармыш от ледяного дыхания северного ветра, как и много веков назад, когда о золотоордынском улусе Кырым знали далеко за его пределами и называли Старый Крым вторым Багдадом.
Городок, ставший последним прибежищем Александра Грина, осуществившейся мечтой, приютом измученному телу писателя и исстрадавшейся душе его.
Домик Грина находится у самой окраины – здесь даже небольшой кусочек сада сохранился. Интересно, а знают те, за огромным забором, что по земле, где разбиты грядки для помидоров и огурцов, ступала нога писателя, автора «Алых парусов», «Золотой цепи», «Бегущей по волнам»?
Но приходится быть благодарными и за то, что маленький кусочек сада всё же сохранился, как раз перед домиком, куда распахнуто окно, и кажется, что он вот-вот выглянет из него. И ещё небольшой участок сада справа от входа – вот и всё, остальная часть, большая, как я понимаю, там, за этим забором густо покрытым плющом.
Грин всю жизнь мечтал о таком домике, и когда Нина Николаевна внесла его сюда на руках, уже обречённого, давно безнадёжно и тяжело больного, он вдруг почувствовал облегчение и некоторый прилив сил. И показалось возможным завершить повесть о людях тонкой душевной структуры, которую он назвал «Недотрога».
Здесь же был сделан снимок писателя – последний прижизненный снимок, тот самый, где он полулежит в кровати, и руки его поверх одеяла едва ли не печальнее глаз его…. Снимок был сделан за две недели до смерти – в этом домике – воплощении мечты ему было суждено прожить всего месяц и шесть дней. Он умер 8 июля 1932 года и был похоронен на следующий день на местном кладбище.
Здесь очень много подлинных экспонатов – обстановка не воссоздана, а действительно носит отпечаток духа этой замечательной супружеской пары, Нины Николаевны и Александра Степановича Грин. Каким невероятным образам это всё сохранилось – непонятно, ведь писателя не признавала официальная власть, он был объявлен « идеологически чуждым, насквозь пропитанным иностранщиной».
А Нина Николаевна, вернувшаяся из сталинских лагерей ( она попала туда за то, что пошла работать к немцам во время оккупации Крыма), обнаружила, что могила Грина разрушена, а в домик занят первым секретарём райкома партии…под сарай.
Только в 1966 году дом становится музеем. В 1980 году в связи со столетием ( любили тогда эти «датские» юбилейные штучки власти, да и сейчас любят) на могиле А.С.Грина был установлен памятник – не ему – его героине из романа «Бегущая по волнам». Скульптор Татьяна Гагарина, архитектор Лоханов( во дворике у распахнутого окна, стоит бюст писателя его же работы).
Первоначальный вариант скульптуры не утвердили – усмотрели в широко раскинутых руках Фрези Грант крест, поэтому на могиле стоит несколько другая Фрези, её руки устремлены больше вперёд, словно зовёт она кого-то.
А её сестрица, первая Фрези находится здесь же в Старом Крыму, в литературно-художественном музее, где можно увидеть и замечательный бюст скульптора – Татьяны Гагариной. Здесь же хранятся материалы из архива, переданные матерью Татьяны Натальей Гавриловной Гагариной-Стамовой. Фотографии, бюст и стихи Татьяны, дочери Кара-Дага, Коктебеля – славной и древней земли этой.
Моя земля – она бела
как пыль степных дорог.
Суха трава, прозрачна тень
деревьев и домов.
Вода колодцев солона
и ветер жжёт лицо.
Горит, как жёлтая звезда
подсолнуха цветок.
И можно, наконец, упасть
на сушь твою и твердь,
Как в день, когда моя земля,
ты пухом будешь мне.
Долго думали, на что же поставить такой необычный памятник…. Белая колонна из раскопок Херсонеса служит основанием для Бегущей по волнам над могилой писателя.
Памятник Фрези Грант описан самим автором в романе. В стране под названием Гринландия он стоит в городе Гель-Гью. Вот строки XXII главы:
“Это была мраморная фигура женщины, с приподнятым лицом и протянутыми руками. <…> Я поднял голову и рассмотрел статую. Скульптор делал её с любовью. Я видел это по безошибочному чувству художественной удачи. Все линии тела девушки, приподнявшей ногу, в то время как другая отталкивалась, были отчётливы и убедительны. Я видел, что её дыхание участилось. Её лицо было не тем, какое я знал, — не вполне тем, но уже то, что я сразу узнал его, показывало, как приблизил тему художник и как, среди множества представляющихся ему лиц, сказал: «Вот это должно быть тем лицом, какое единственно может быть высечено». Он дал ей одежду незамечаемой формы, подобной возникающей в воображении, — без ощущения ткани: сделал её складки прозрачными и пошевелил их. Они прильнули спереди, на ветру. Не было невозможных мраморных волн, но выражение стройной отталкивающей ноги передавалось ощущением, чуждым тяжести. Её мраморные глаза, эти условно видящие, но слепые при неумении изобразить их глаза статуи, казалось, смотрят сквозь мраморную тень. Её лицо улыбалось. Тонкие руки, вытянутые с силой внутреннего порыва, которым хотят определить самый бег, были прекрасны. Одна рука слегка пригибала пальцы ладонью вверх, другая складывала их нетерпеливым, восхитительным жестом душевной игры”.
Нина Николаевна Грин умерла в Киеве в 1970 году. Власти не разрешили исполнить волю покойной – быть похороненной рядом с мужем, - к тому времени Грин уже был признан этой самой властью, а вот она оставалась «врагом народа». Она была похоронена в нескольких десятках метров.
Но люди, ещё помнившие её, тайком ночью перезахоронили прах. Говорят, что в эту ночь разыгралась жуткая непогода – словно сама природа помогала скрыть происходящее.
Представители власти о перезахоронении, конечно же, были осведомлены, но гроб с телом Нины Николаевны не смогли обнаружить – так глубоко была выкопана для неё могила. И долгое время она лежала здесь «нелегально» - надписи на могильной плите не было, но люди всё равно шли теперь не только к Грину, но и к ней.
Но приходит время, и всё, как правило, становится на свои места…. И надпись на надгробии ещё одно тому подтверждение.
На этом же кладбище похоронена Юлия Друнина рядом с Александром Каплером – мы ещё вернёмся сюда. И к поэту Григорию Петникову, которому по наследству Велимир Хлебников передал титул председателя Земного шара, - он совсем рядом с четой Грин лежит, - тоже. А от Григория Петникова титул этот перешёл к Леониду Вышеславскому, а от него… к Юрию Григорьевичу Каплану, который немало приложил усилий для того, чтобы сегодня мы собрались здесь в Крыму, на фестивале…. А сам вот не успел – не дали….
И совсем обычная, но очень важная деталь: экскурсию по домику Грина и на Старое кладбище провела экскурсовод Ольга. После её рассказа, мне захотелось прийти сюда, но уже одной, присесть на одну из ступенек, ведущую в дом или на скамейку у входа и переосмыслить всю свою жизнь. После всего увиденного и услышанного жить по-прежнему уже невозможно.
Не у всех, но у многих, поверьте, в глазах стояли слёзы – так проникновенно рассказывала Ольга о судьбе Грина. И мне подумалось, может быть, не всё так плохо у нас, если мы ещё не разучились плакать, сострадать и сопереживать.
Осталось только научиться делать это вовремя, - то есть при жизни….
А продолжение всё ещё следует…..
Другие статьи в литературном дневнике:
