…и кричу я:
«О, Господи…
Гос-
по-
ди!
Жутко жить на границе
стекленеющего ноября!
Я измучена одиночеством,
и все веры мои
позади!
Неужели,
о, Господи,
и дышала зря,
разрывала упругие лёгкие,
сердцу шептала:
«Вы-дер-жи…»?
Разливалась крови всполохами?
Звенела перетянутыми жилами?
И, выламывая пальцы,
выползала из бабьего рва,
всеми каналами и канальцами,
будто мартовская трава?
2.
Так любить, что…
апокалипсис по боку…
шагнуть из окна – ввысь ли, вниз –
к золотому хмельному обмороку,
опрокинуться
в вечную жизнь.
Между шёлком и абразивом,
между воплем и немотой
умирать совсем не красиво
и светиться своей наготой
оттого, что не чую, не вижу:
то ли рядом он, то ли нет,
то ли дальше он, то ли ближе.
То ли бубен бабахает,
то ли пищит кларнет.
То ли вальс для бабочки тонкокрылой.
То ли реквием по душе.
Только Ты и слышал, должно быть, Господи:
тихо и нудно выла я
в наизнанку вывернутом неглиже…
Прости, Господи, что не верю…
Но быть может, Ты уже за моим окном?
Или даже теснее – у самой двери?
С деревянным крестиком, не с Крестом?
3.
Крест Твоим лишь был, есть и будет, Господи.
Но Един для всех нас, Един.
Даже если гордо шагает по свету
мой мучитель и господин.
Господи…
В кого я ни верила…
Все веры мои рассыпались.
Ты один стоишь между мной и зверем,
исцеляешь нутро звёздными искрами.
Ты один остался, кому не молилась я
сквозь земную нелепицу и вражду.
Собираюсь с последними, неземными силами.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
