НОЧНОЕ
Страна Италия была хоть и красивая, но мучительная.
К вечеру от жары, бдительности, экономии и быстрой ходьбы скопом Пилюгин нещадно уставал. Скинув сандалеты, вытянув наконец натруженные об Неаполь ноги, он прилег.
Его соседа по гостиничному номеру оленевода Бельдыева ела ностальгия. Первые дни он еще как-то держался и в Риме во время экскурсии задал вопрос экскурсоводу: не знает ли она, как запрягать оленя. Во Флоренции он купил мыльницу, блесну и, с рук, тамошнего мотыля. После чего совсем потерял интерес и занемог. Прошлой ночью Пилюгин проснулся от какого-то странного звука. Бельдыев сидел на полу, курил самокрутку, свернутую из тысячелировой бумажки, раскачивался и тоненьким голосом напевал: 'Нарьян-Мар, Нарьян- Мар, городок невелик и не мал...'.
Теперь Белдыев лежал на спине поперек кровати и что-то шептал на своем северном языке.
Пилюгин мгновенно заснул и стал видеть сон, который приснился ему в первую же ночь этого заграничного путешествия и снился с тех пор даже наяву. Он видел густой домашний борщ с островками сметаны и кусок черного хлеба, который можно есть и не считать угробленные лиры. Вот-вот должны были появиться домашние пельмени с маслом и перцем, но вместо этого в дверь номера громко постучали, и, не дожидаясь ответа, вошел старший их туристической группы.
- Собирайтесь, товарищи! - громко сказал старший, - нам дали 'добро' на стриптиз!
Пилюгин ничего не понял, но слез с кровати и стал собираться.
- Поднимайтесь, Бельдыев! - сказал старший. - Мы едем в ночной бар!
- Не хочу бара, хочу Нарьян-Мара... - складно проскулил маленький Бельдыев.
Старший хотел что-то объяснить, но передумал, снял Бельдыева с кровати, всунул его в одежду, крепко взял обоих туристов под руки и повел вниз в холл отеля, где дремали остальные мужчины группы.
- Товарищи! - разбудил старший. - Мы оказались первой туристической группой, которой доверили просмотр здешнего стриптиза. Вы, конечно же, понимаете, что в связи с этим на нас ложится. Все ли готовы правильно увидеть это уродливое явление?
Мужчины молчали.
- Товарищи! - продолжил старший. - Вот как, по-вашему, должен человек гордый, непримиримый, уверенный в завтрашнем дне отреагировать, если чуждая ему женщина на чужбине под чуждую ему музыку будет снимать с себя чуждую ему одежду? К тому же не просто так, а за деньги?
- Он должен подойти и сказать: 'Зря стараешься, подруга! Надевай все обратно и возвращайся в семью!' - высказался рыжий турист из Воронежа.
- Неправильно, - сказал старший, - это грубо и не по- европейски. Они подумают, что вы человек с узким кругозором и у себя в Воронеже никогда не видели стриптиза. Давайте рассмотрим аналогичный случай. Вот вы стоите у себя дома у окна, а в окне напротив стоит и смотрит на вас обнаженная женщина. Ваши действия?
- Ну, стою еще полчаса, а потом ухожу.
- Куда уходите?
- В другую комнату. Там у меня тоже окно, только побольше.
- И что вы при этом чувствуете?
- При этом я чувствую уверенность в завтрашнем дне.
- Вы за кого меня принимаете? - яростным шепотом спросил старший.
- А вы за кого меня принимаете? - переспросил турист из Харькова.
Вообще этот харьковчанин был какой-то подозрительный. В Риме неожиданно выяснилось, что он знает, когда и кем основан этот город.
- Не пойду! - вдруг решительно заявил турист Мамаладзе из Батуми. Руки и губы у него дрожали. - Я никуда не пойду...
- Это еще почему? - поинтересовался старший.
- А я не уверен, что правильно отреагирую. Я человек специфический, южный. Без пищи неделю могу. Без воды пять дней могу. Без женщины, конечно, тоже... некоторое время дня могу. Но нахожусь, как сказать... в этом... в приподнятом настроении.
- Не может быть и речи, Мамаладзе! Вы же знаете, какая обстановка в мире! А мы тут оставим вас одного, да еще в таком настроении...
Старший вскинул левую руку, посмотрел на часы, вскинул правую, посмотрел на вторые часы, выстроил всех по росту, пересчитал, загибая пальцы, затянул на Бельдыеве ремень и скомандовал: 'Вперед!'
В ночном баре тихо играла музыка. Народу было мало, подскочивший итальянец указал на свободные места у самой эстрады, которая пока пустовала и находилась в полумраке.
- Там вам будет хорошо! - объяснил он на таком же ломаном, и группа четким строевым шагом двинулась в дальний конец зала.
Размещались недолго. Минут сорок. Правильнее всего, конечно, было бы посадить спиной к предстоящему стриптизу всех. Но столики были круглые и, как ни пробовали, кто-то все равно оказывался лицом, в лучшем случае - боком. Наконец после многочисленных передислокаций группа закрепилась на следующих позициях: Мамаладзе из Батуми располагался к эстраде строго задом. Всякая его попытка обернуться и даже просто пошевелиться была обречена на провал, так как слева его вплотную поджали оленеводом Бельдыевым, а на правом фланге - больно умным туристом из Харькова, возможные шевеления которого, в свою очередь, ограничивал Пилюгин - он был посажен так, что между ним и харьковчанином не оставалось никакого зазора. Бельдыева подперли рыжим воронежцем. Лицом к передовой сидели: семидесятипятилетний хлопкороб Толетбаев из Туркмении в тюбетейке и старший.
Смугленький официант принес меню.
- Что-то сегодня ничего не хочется - сразу выразил общее мнение старший, поспешно откладывая меню в сторону. Он сделал официанту знак, улыбнулся и объяснил: - К сожалению, бамбино, мы все за рулем...
- Причем за одним, - добавил словоохотливый воронежец.
- Так что, будьте добры, шесть порций содовой. Без виски! - заказал старший и, чтобы, не дай Бог, не принесли наоборот, дважды добавил, что без него.
Официант поклонился и пошел прочь, но его окликнул турист из Харькова.
- А я, пожалуй, оставлю автомобиль здесь и обратно поеду на такси, - заявил он, - в общем, принесите-ка мне коктейль...
Какой вкус у виски без содовой, Пилюгин не знал. Но содовую без виски он, оказывается, с детства пил на улицах родного Нижнего Тагила за одну копейку, а чаще - за удар по автомату кулаком. Однажды с женой Любашей они стучали по автомату так, что вылетели даже лед и соломинка.
Содовую цедили молча. Сжатый до абсолютной неподвижности Мамаладзе, не моргая, глядел на Толетбаева, как будто раздеваться должен был хлопкороб. Старенький Толетбаев в ожидании стриптиза то и дело вскидывал упавшую вниз голову и ловил свою тюбетейку. Бельдыев выуживал из бокала и посасывал ледяные кубики, выплевывая их обратно и, как доктор, приникая к соломинке ухом, слушал звуки в бокале. Воронежец, не отрываясь, глядел в бокал харьковчанина.
Пошел уже второй час ночи, и Пилюгин чувствовал жуткую усталость. Такого напряжения не было даже в прошлом году во время рекордной плавки, когда двое суток без сна и отдыха он провел у мартена. Все эти итальянские дни он чувствовал себя человеком, которому за свои восемьсот пятьдесят рублей доверили беречь какую-то страшную тайну. И еще эти чертовы лиры, лиры, лиры... Куда лучше, спокойнее было с рублем, что каждое утро, кроме субботы и воскресенья, выдавала жена Любаша. Сейчас у Пилюгина оставалось одно желание: как-то пережить этот стриптиз, перемочь завтрашний день, а послезавтра живым и здоровым сесть в поезд, который повезет их домой. Он уже было подумал, что пронесет, что ввиду позднего часа или болезни этой стриптизерки чуждое явление отменили. Но вдруг где-то сзади зажегся свет, сбоку захлопали, и музыка стала громче.
Мамаладзе напрягся, ноздри его вздулись, на шее выступили вены.
- Блондинка, - сказал он, - я спинным мозгом чувствую - блондинка!
- Тощенькая, да к тому же в возрасте, не на что смотреть, - объяснил старший и достал из кармана полевой бинокль.
Харьковчанин тем временем отсосал из бокала очередную порцию и так проворно и лихо, что никто опять не успел опомниться, повернулся со стулом на сто восемьдесят градусов.
- Так, мужики, сейчас будет платье снимать, - обрадовался он.
- Ну и пусть снимает, тихонько сказал воронежец. Он манипулировал соломинкой и в конце концов как бы невзначай сунул ее в бокал харьковчанина. После этого, так же как бы невзначай, припал к соломинке ртом. Золотистый коктейль стал быстро убывать.
- Осталась в неглиже, продолжал комментировать харьковчанин.
Слову 'неглиже' почему-то жутко обрадовался Бельдыев. Он вдруг захлопал в ладоши, громко засмеялся, но старший тут же засунул оленеводу в рот горсть ледяных кубиков из его же бокала.
- Ну, а сейчас... - торжественно оповестил харьковчанин.
- Слушай, дорогой, - взмолился Мамаладзе, - я тебя не как садиста, я тебя как человека прошу, не мучай... Хочешь, летом ко мне в Батуми приезжай, я тебе койку бесплатно - ну, за два рубля в сутки сдам... только помолчи, дорогой...
