Анастасия Бойцова. Троянский цикл

Артемон Иллахо: литературный дневник

***


Троя, мой цветок немногодневный,
Раковина в радуге прибоя!
Есть места, отравленные небом,
Города, разбитые любовью.


Слишком сыновей твоих любили
Боги, дочерей твоих желали
Так, что околеем на чужбине
Все мы, возносимые орлами


Слишком высоко для нашей воли,
Слишком далеко от колыбели…
Троя! На заре шакалы воют,
Кровь волной окатывает берег.


Есть невыносимые приметы!
Головы не вскинете, не выдав –
Недопитый нектар Ганимеда,
Что по смуглым жилам Приамидов


До сих пор струится… Не спасемся!
Сила серых – доблести несметней,
Троя, зацелованная солнцем,
Троя, опаленная бессмертьем!


Троя! На морском зеленом блюде –
Жемчуга узора, строй за строем…
Троя, никогда тебя не будет!
Ты уже не повторишься, Троя!


Небо не почтит тебя ненастьем,
Только победители в Ахайе
Будут сожалеть не утихая
О тебе, залюбленная насмерть.


Да заплачет кравчий на Олимпе
И прольется оброненный кубок
Прямо в сердце, горькое в молитве,
Прямо в сердце матери-Гекубы.





***


Губы гранатовой сладкой кровью
Тлеют во тьме. Восемнадцать весен!
Как тополек на седом утесе,
Как мотылек на отцовском троне.


Дивною тонкостью ветви царской
Тонок. Оленьим подростком – тонок!
Женскому сердцу яснее стона
Эта запретность. Не прикасаться!


Если – ресницы подняв, смиренно –
Если хотя бы коснусь глазами –
Сорок сестер обуяет ревность,
Сотни рабынь одолеет зависть.


Сорок сирен поразят очами –
Словно лучи о щиты разбились!
Сладко ли спится тебе, любимец
Женских очей на горе печали?


Не оттого, что на диво строен,
А оттого, что нескладен – дивно!
Сладко ли спится тебе, родимый?
Ровно ли бьешься ты, сердце Трои?


Жалобно чуден и чудно жалок –
Трогаешь сердце мое, детеныш!
(За руку тронуть – с запястий темных
Тонкую кожу сорвешь, пожалуй!)


Баловень! Клад за седьмой печатью!
Краденый клад, золотой, сладчайший!
Дивный напиток в запретной чаше
(Кто бы сказал, что – уже початой?)


Сладко ли спится тебе, сыночек?
Сорок сестер твоих – стать резная –
Похолодели бы, если б знали,
Г д е тебе спится сегодня ночью!



***
Час предназначенный
Пробил – и канул.
Словно бы начерно,
Сном безуханным,


Крылья простерлись
Над сонной порою:
«Спишь, моя горлица?
Гость на пороге!


За плечи радугой –
Золото лука.
Встань же – и радуйся!
Спишь ли, голубка?


Слышишь слова мои?
Час твоей крови!
Обетованная,
Встань и открой мне!


Твердь моя белая!
Кладезь моленный!
Ты ли не пела мне
Гимнов хвалебных,


Сыну Зевесову
Звонких пэанов?
Ты ль не невеста мне,
Чадо Приама?


Встань, белизна моя!
Час обещаний!
Встань – и узнай меня!»…
…Не отвечаю.


Ближе, рассветнее,
Голосом дивным:
«Слышишь ли, смертная,
Зов господина?…»


(…Очи все пасмурней,
Сердце все чаще…)
«…Слышишь ли пастыря,
Агнец мой спящий?…»


(…Слово заветно,
Ослушаться льзя ли?…)
«…Вещей главе твоей
Я ль не хозяин?


Скалы гранитные –
Прах под ладонью!
Долго ль томить меня
Смертной страдою


Будешь? Во сне тебя
Страстью укрою!
Внидешь в бессмертие,
Горлица Трои!


Солнце в пажи тебе
Дам и в утехи!
Страсть небожителя
Споров не терпит!


Гибель за окнами!
Рок за плечами!
Встань, темноокая…»
…Не отвечаю.


Горло зажало мне,
Стиснуло выю:
Жалобный-жалобный
Голос: «Увы мне!
Правду скажите мне,
Вещие очи:
Града отжившего
Кинуть не хочешь?


Спишь, моя бедная?
Глаз не подымешь?
Ох, и не ведал я
Смертной гордыни!


Вечной судьбы моей
Смертная гибель:
В жизни – рабыни вы,
В смерти – богини.


Встань, проводи меня!
Вместе не лечь нам!
Непобедимая
Смерть – недалече!


В буйном ристалище,
В пламени черном
Да не останешься
Неотомщенной,


В скорбной груди моей –
Раною вечной…
Встань, проводи меня,
Дщерь человечья!


Больше не встретимся!
Хоть на прощанье –
Дай рассмотреть тебя!»…
…Не отвечаю.



***


И народу ж на скандал собралось!
Ну и чудо родилось на горе!
Отряхнул Парис солому с волос,
Припожаловал Парис во дворец.


Глав по страже тут погладил усы,
Шлем подвинувши, в затылке поскреб:
Царский сын, ты говоришь? – Царский сын.
Хлебороб, ты говоришь? – Хлебороб.


- И пастух, ты говоришь? – И пастух.
Почесал себя старшой по губе:
Пастухом-то от тебя – за версту;
А вот царского в тебе – хоть убей!


Как возьмем тебя под ручки отсель,
Да во двор тебя: давай, брат, колись!
Может, вовсе и не наш ты совсем?
Может, вовсе ты совсем не Парис?


А Парис ему: - Куда без суда!
А Парис ему: - Имейте в виду!
И не очень-то хотелось сюда!
Может, вовсе я совсем не пойду!


Вот возьму и поверну себе в лес,
Вот возьму и ворочуся в село! –
А старшой ему: - Медвежья болезнь!
Уж такого тут вовек не было!


Весь дворец уже трещит от царят,
У царицы – восемнадцать родин;
Незаконных – сорок семь, говорят;
Но засранцев среди них – ты один!


Отогнал бы я тебя от ворот,
Да ведь на смех попадешься в миру:
Самозванцы – нетрусливый народ,
И в шпионы, чай, таких не берут…


Почесал он себе нос: - Ну и жуть!
Покрутил он себе ус: - Ну и жисть!
Ну да ладно, - говорит, - доложу.
Только там уж, - говорит, - удержись…


***


Как образ на фреске, которую годы размоют:
Уже не помогут ни соль, ни благие желанья.
Уже Менелай покидает трояннское взморье,
Уже снаряжают посольство в ответ Менелаю…


А мир еще молод, а мир упоительно молод,
И шлют пожеланья на счастье беззвучные губы,
И женщина машет рукою с высокого мола,
Гордясь и стесняясь едва округленной фигуры.


А дети играют у фронта белеющей пены,
Венчают дворцы свои раковин алым раструбом, -
И что им за дело, что где-то в далеких Микенах
Высокая девушка щиплет задумчиво струны…


А мир уже древен, а мир так немыслимо древен,
Что вся наша повесть не стоит ресничного взмаха.
И если бы знала ты, что ты покоишь во чреве,
Невестка царя, молодая, как мир, Андромаха!


***
( Явление Елены )


Встала и глазами обежала
На краю белеющей лагуны:
Кудри – цвета нашего пожара,
Угли, а не губы.


Встала и бровями вопросила:
Можно? Да? – и рвущаяся с места,
Ярче белизны, синее сини
Даль в тебе воскресла.


Встала – ярче самой синей дали,
В белой пене, в облаке душистом…
Ничего еще не увидали –
Поняли: свершится.


Все, что рок тобою обозначил,
Приняли с благоговейной тишью.
Смехом или смертью, а иначе –
Как тебя опишешь?


Все, что ты когда-нибудь погубишь,
Рассказала первая же просинь…
У таких, как ты, - как у лагуны:
Жалости не просят.


Встала – и взглянула, и зарделась –
Во плоти, не мрамор, не богиня…
Ничего еще не разглядели –
Поняли: погибнем.


***


Словно искрой толпу пробило!
Словно рыбка в прибое белом!
Ай, коралловая рябина,
Беломраморная вербена!


Белый плащ – царицею соткан;
Белый лик, увенчанный солнцем…
Даже петли в доме отцовском
Подпевают тебе, красотка!


Алый рот – закату обида.
(Огневая моя рябина…)
Белый лоб – над солнцем победа!
(Снеговая моя вербена…)


На восток, на запад и север
Ветер всенощный слухи сеет:
Не пьянее свет и веселье
Красоты твоей, Поликсена!


Статуэтка работы критской,
Тонко выточенный клиночек…
И к чему мне дурное снится
На исходе короткой ночи?


Не пожар ли над кровлей отчей?
Буря… ливень…скрипенье петель…
И твои огневые очи,
И развеявшийся твой пепел…


Зарубили мою рябину,
Надломили мою вербену…
Как бы я тебя ни любила –
Это вряд ли меняет дело.


***


Кончено. Прощайте, слезы девичьи.
Мир перевернулся и застыл.
Голову троянского царевича
Бросили сегодня через тын.


Что же вы? Глазам своим не верите?
Или ужас высушил глаза?
«Может, эти люди все же нелюди?» -
Чей-то рот трясущийся сказал.


И стояли, словно речь утратили,
Бессловесным криком залиты,
И не знали, как поведать матери
Разом обескровленные рты.


И в тиши дверные петли взвизгнули,
Хлопнули о каменную кладь…
Чья-то дочка выскочила из дому,
Улицу бегом пересекла


И в пыли, босая, полуголая,
Косы по брусчатке расхлестав,
Милую отрубленную голову
Целовала в мертвые уста…


***


( Мать )
Птица-сон над морем плачет,
Волны бьются в плес…
Лучше бы тебя, мой мальчик,
Волк лесной унес.


Бейся, море, сердце, бейся,
Бей, моя тоска!
Лучше б мне тебя младенцем
До смерти заспать.


Корабли уйдут на Пилос,
Мы – в морскую ширь…
Мать на свете загостилась,
Мальчик – поспешил.


Оттого и плачет пена
Солью о гранит:
Самый младший умер первым,
Не с кем хоронить!


Не проторена дорога
На могильный пир.
Скоро будет слишком много,
Мальчик, потерпи!


Чуть бредет моя погибель,
Не сбивая ног…
Обогреть тебя в могиле
Некому, сынок.


***


( Возлюбленная )


Отворите ворота, гонцы на стене отвесной!
Ярче всяких рубинов убор на челе моем.
Отворите ворота! Грядет к жениху невеста
На ложницу, покрытую прахом и вороньем.


Не держите под локти. Дитя я или больная?
Не шепчите напрасно, рукой заслоняя рты, -
Как могли вы подумать, что я его не узнаю
Без красы его губ, без кудрей, что ветром свиты?


Как узнаю его? По одеждам, что были белы
Только днем, до багряной и серой на них росы;
Как узнаю его? По кольцу, что сама надела,
Что сорвал мародер или с пальцем отгрызли псы.


Как узнаю? Слепые! Невинным – гадать на блюдцах,
Погружая глаза и сердца в толокняный жбан;
Как узнаю? Да мать или сестры – и те собьются
В счете родинок, лучше знакомых моим губам!


От стены разгляжу; от порога воскликну: «Вот он!»
Перед богом, землею и тысячью дерзких ртов –
Я невеста ему! Отворите скорей ворота!
Осветите дорогу невесте в брачный чертог.


***


Ночь – как занавес; как вал;
Ночь – и нам, и божествам –
Занавес. От всех страстей –
Занавес. Остались те,
Кто не бьется и не спит…
Каждой ночью – стук копыт.
Звук, мешающий дышать;
Или попросту – в ушах
Шум? Из всех окон – в одном?
Колесницы дальний гром,
Оглашающий закат…
Локсий! Локсий! Здесь не спят.


Мимо ложа из досок,
Чутким слухом – конский скок,
Верным эхом – частый гул…
Или попросту – в мозгу
Голос собственных страстей?..
Кто-то тенью возле стен
Встал. Ни слова. Вдоль хребта –
Жар и холод. Если б так –
Вечность! Царства посреди –
Вечность! Здравствуй, господин.


Час как тысячная часть
Мига. Час – как смертный час.
Выше нет и строже нет:
Тишина, и в тишине –
Ты. Безмолвием пьяны.
Час: мгновенье тишины.
Небываемый вовне
Отзвук: тишина, и в ней –
Сердце, громче чем набат…
Локсий! Здесь твоя раба.


Легче тени вдоль стены
Встану. Кем осуждены,
Скажут те, кто нас мудрей.
Локсий! Мне твоих кудрей
Не коснуться – жар и свет!
Локсий, мы с тобой в родстве
Без крови и без корней.
Локсий! Жарче, чем во мне,
Не пылало и не жглось
Бытие. Какую злость
Ты разжег в твоей рабе!
Локсий! Жарче, чем к тебе –
Ни к кому, но этот звук
Роковой преграды двух
Сжатых губ не одолел.
Локсий! Жар в моей золе,
Господин моей души,
Локсий, в роковой тиши
Не коснувшийся лица
Моего, и брат, и царь
По несчастью, свет и ложь, -
Господине! Узнаешь
В горсти праха, что быльем
Станет, - дерзкое твое
Отраженье? Горы, льды
Лба – гордыню из гордынь;
Боль, которой слаще нет –
Вдохновенье; и венец
Одиночества в миру?
Локсий! Вдовствуя умру.
Ибо мнимостями чувств,
Локсий, властвовать учусь
У единого из всех
На Олимпе. Твой посев,
Локсий! В мнимости лица –
Тварь, достойная творца.


Златокудрый? Темноглавый?
Крутолобое под лавром
Облако – полночный сторож
Трои! – облако, в котором
Смертный глаз не различает
Лика… Я – твое молчанье.
Устилаемое мхами
Эха – я твое дыханье,
Плоть от пламенной кости –
Локсий, я твое «прости»
Городу – творенью дланей
Собственных, твое желанье,
Обреченное не сбыться…
Локсий! Пусть самоубийца,
Но, в гордыне без краев,
Локсий, верное твое
Детище. Прости мне, брат мой!
Тяга, ставшая обратной,
Тяга, женским естеством
Слепо жаждущая «Твой»
Услыхать во мраке ночи…
Локсий! Локсий! Одиноче
Бога в сумраке пространств –
Бога смертная сестра:
Верность. Твари Господину –
Верность, ставшая единой –
Цепи крепкое звено! –
С вечностью. Из ночи в ночь,
В тот же час и в ту же долю
Мига – ржущее, гнедое
Облако в моем окне…
Храп коней твоих… И вне
Мирозданья, вне потока
Времени – все тот же топот
Под окном твоей служанки…
И ни слова. Только жаркий
Трепет в ожиданье зова…
Ночь – и царственный дозорный.
И, секирой палача –
Брызнувший рассвет. Прощай.



***


Завернусь в узорный саван,
Сяду у стены.
Волосы я расчесала
Гребнем костяным.


Тонкой кистью насурьмила
Брови как стрела,
Груди тронула кармином,
Губы подвела.


Словно в час предновогодний,
Отворив сундук,
Я любовника сегодня
В ночь к себе не жду.


В первый раз за эти десять
Зим – одна зима! –
Я хотела поглядеться
На себя сама,


Без хвалы и без признаний
Суетных, чужих…
Смерть придет – и не узнаю,
Стоило ли жить!


В самом пышном облаченье
Станут хоронить –
Ожерелье и начельник,
Камни и финифть,


Разузоренные ткани –
Словно невода…
Я теперь стою – такая,
Как лежать – тогда.


В медном зеркале нечетком
Странно созерцать:
Грим, высокая прическа,
Лоб, черты лица,


Взгляд – зеленый или синий? –
Образ как чужой…
Говорят, что я красивей
Всех троянских жен.


Света белого белее,
Ярче, чем заря;
Говорят, самой Елене…
Мало ль говорят!


Посчитаемся в Аиде
Мерой и на вес!
Красоту мою – кто видел?
Ни один певец


Не прибавит бедной тени
Славы на миру,
Кроме тех, чьи песнопенья
С нами же умрут.


Незадачливый мой жребий!
Что ж ты утаил,
Как нейдет старинный гребень
К волосам моим?


Чтобы им не серебриться
Лунною тоской,
Подошел бы мне ребристый
Гребешок морской.


Вот бы девам посмеяться
В городах иных,
Что хочу не месяц ясный –
Гребень из волны!


Да цена такой любови
Нынче дорога:
Чтоб добраться до прибоя
В семистах шагах,


Не похвалится азартом
Ни один из ста…
Попросить бы разве завтра
Гектора достать?


***


Смуглые, натруженные вены,
Волосы, что спутаннее вереска…
Гектор! Ты совсем обыкновенный,
Может, потому-то и не верится.


Спи, мой Гектор. Все твои поэмы
Ни одной сединки не приметили.
И на чем мы держимся, невемо,
Вот уже почти девятилетие?


Ни земли, ни хлеба, ни руды нет –
Чистая вода на конском щавеле…
Только ты один. Твоя гордыня
И твое безбрежное отчаянье.


Спи, усталый. Тяжко развернуться
Сну под воспалившимися веками.
Доблесть – это каждая минута,
По шатрам разлеживаться некому!


Некогда менять кудрявых пленниц,
Наживать бессмысленные пролежни…
Битва без надежд на подкрепленье
Требует к себе свое сокровище.


Облако мое! Утес у моря!
Жаждою и стужею не выщерблен –
Только слово – внятное, немое –
Каждому бойцу и каждой нищенке:


Гектор! – и от горестных объятий
Поднимают пламенные головы;
Гектор! – и сжимают рукояти
Пальцы, ослабевшие от голода;


Гектор – девять лет сопротивленья!
Девять лет – в аду таких не водится!
Благодарны будьте не Елене
За отвагу маленького воинства:


Если грязь не выела очес нам,
Как морская соль на синей скатерти, -
Значит, есть на свете голос чести:
Глуховатый, твердый и раскатистый.


Если не взята в огне и в дыме
Троя – то не дым, богами вобранный!
То несокрушимая твердыня:
У большого сына между ребрами.


***


Как взялась Фетида с мужем биться –
Обратясь то рыбиной, то львицей…
Лучше обернулась бы водой еще,
Чем родить подобное чудовище!


Лучше бы двуглавого уродца
Родила – да знал бы, что дерется –
В океане крови глыба плоти –
Ну, не за друзей хотя, а против


Недругов! Из мести! Ради клятвы!
Ради той, похищенной двукратно,
Что пожаром душу охватила…
Словом, хоть за что-нибудь, Фетида!


Отче Посейдоне за стенами,
Покажи, кого мы проклинали?
Ты его на струге прилелеял!
Где оно, проклятье, - сын Пелея?


Попусту искать на поле брани –
У него рабыню отобрали!
И в разгаре битвы – день-то будний –
Под шатром – хмельного беспробудней


Спит себе герой медноколенный…
Что ему до чести, до Елены!
Плачь, богиня-мать в морской дубраве:
У него рабыню отобрали!


Боги, помогите ошибиться!
Кто Троила нашего убийца?
Уравняв ряды безоких кровель,
Кто до срока сердце обескровил?


Этот? – Насмехаетесь, благие?!
Этот? – Если правда сын богини,
Худо вы богиню пожалели!
Дорог ей достался сын Пелея!


Мародера грудью напитала!
Лучше б шестилапого кентавра
Родила – печали бы не ведал
Мир тогда! Да лучше б людоеда


Попросту дала им в полководцы!
Тот хоть человечьим не зовется
Именем и матери не помнит!
Где, в какой бессветной катакомбе,
Как чумы, стыдясь перед другими,
Вырастила отпрыска, богиня?


Чью руду впитали эти вены?
Ни добро, ни зло ему невемы –
Смертному ублюдку светлой девы!
Нет ему закона, кроме чрева –
Что тебе твои морские хляби! –
Больше Агамемнона награбил.


Славно! Полощите же в ладони,
Боги! Локсий! Отче Посейдоне,
Из камней выкладывавший стены
Трои! Светлоокая Партенос,


Нас в беде покинувшая первой –
Смейтесь! Ради этого припева
Пелась наша песня? – Так любуйтесь!
С тела обезглавленного бусы


Снять – должно быть, матери на счастье! –
И с руки отрубленной – запястье
С кольцами (таскать – не перевешать!)
Может быть, в подарок овдовевшей
Пленнице – без злобы, шутки ради!
Мчаться в бой, своих не разбирая,


И, не понимая, что содеял,
Отсыпаться целые недели –
А еще прозвали быстроногим! –
Словно зверь во тьме своей берлоги.


Не герой с товарищами обок –
Просто зверь, насытивший утробу,
Зверь в крови, зловонии и славе…
Боги, что за смерть вы нам прислали!


***


…И доколе не даст остуды
Сердце – помните этот день.
В этот день не случилось чуда:
Несть чудес на земле людей.


В час, опошленный и раздутый
Славословьями поздних царств,
Не осилила сила духа –
Силу сытого подлеца.


Что за тень тебя подкосила
На пустынной той полосе?
Ломоть хлеба, отданный сыну?
Ночь, недоспанная за всех?


День за днем ни с кем не делимый
Тяжкий груз – как мир на плечах?
Столько раз прошедшая мимо,
Смерть ударила в этот час.


За права с тобой состязаться
У кордона лагерных стен
Семь откормленнейших мерзавцев
Драли горло в стане гостей,


Что ни вечер – то целый митинг,
Побережье от них темно…
А у нас он один! Поймите!
Как молились мы в эту ночь!


С каждой кровли! Из каждой клети,
Что песок поглотил и стер!
Как трепал покрывала ветер
У безмолвных твоих сестер –


Словно стая парящих чаек
Над высокой скалой крыльца…
Как молились! И как молчали
Беспощадные небеса.


Как молились! В целой палитре
Наших душ, голосов и воль
Не осталось слов для молитвы
Кроме имени твоего.


О, прости нас! Слова из песни
Не заменят дому стены.
Что нам проку, что ты воскреснешь,
Если мы тебя лишены?


Что нам тот, кто расскажет где-то,
В невозможной дали клубясь,
Что в стенах Варшавского гетто
В сорок третьем встретил тебя?


Что огнем охваченный лагерь
Окропляя кровью из вен,
Ты сражался на Муса-Даге
И без вести сгинул в Безье;


Что под вихрем смерти и стали,
Под дождем камней и свинца
Этот взгляд - видали в Бейтаре
Или в яме близ Тростенца;


Что повсюду, в каждом ненастье,
Чьи названья с карты смели,
Защищая бьющихся насмерть,
Ты опять вставал из земли?


Что нам правда вечного боя –
Малым сим и плачущим сим?
Нам, познавшим землю – с тобою,
Даже воздух невыносим, -


Словно губы трупа в кармине,
Словно вкус загробных монет, -
В неживом, ограбленном мире,
Где сказали: «Гектора нет».


Заключенным всех резерваций,
Обреченным в пламени лет,
Для чего нам здесь оставаться –
На тебя лишенной земле?


Потерявшим солнечный отсвет,
Как нам жить под бременем бед?
О, прости нас! В нашем сиротстве
Нам сейчас – страшней, чем тебе.


На войну без страха идущим,
Не ропща на тех, что вели, -
Нам сегодня вырвали душу
И простерли в мертвой пыли


Под стеной, на сером и красном,
Под кровавой маской лица…
Все молитвы были напрасны:
Боги скупы на чудеса.


***


Поле пыль пологом кроет,
В поле стон – камни поют…
Из среды стен твоих, Троя,
Созерцаю гибель твою.


С высоты – дым неосевший –
Пыльный столп наших молитв…
( Из среды – значит из сердца:
Для живых – там, где болит.)


За края порванной ткани
Удержась, сжав до кости,
Я люблю каждый твой камень,
Каждый скрип, каждый настил,


Каждый дом ( только ли с телом
Разойтись – трудно в мечте?)
Каждый спуск, каждую стену,
Каждый куст, каждую тень,


Площадей пыльные плиты
( Ни души – все на стене)…
В этот час, солнцем политый,
У вещей – тщетности нет.


Разве дом, в ужасе горбясь,
Отступал прочь от костра?
Есть вещей тщетная гордость
И людей гордая страсть:


Этот дом (строили сами!)
Этот вал (дедовский труд!)
Как корабль под парусами,
В этот час ждет на ветру


Гордый холм с мачтами кровель,
Скорбных рук мачтовый лес…
Как корабль, ты, моя Троя,
Заждалась здесь, на земле.


Кто, прожив годы и годы,
Не играл в эту игру:
Как волна, к самому горлу
Подступив, давит на грудь?


Так и ты, в явственном стоне
Тишины, в свой водоем
Уходя, медленно тонешь,
Мой корабль, сердце мое,


Илион мой…



***


Наяву или бредили,
Слыша слово звучащее?
Над весовыми чашами –
Два чудовищных жребия.


Застонать бы, да некому!
Сердце в щебень размолото.
Что осталось от Гектора,
Откупаем за золото.


Под двумя покрывалами,
С оголенными венами,
Нечто страшно-кровавое,
Нечто глазу невемое,


И по бронзовой лопасти –
Словно струи журчащие…
Что нам золото? – Лопайте!
Наклоняйтесь над чашами!


Те глашатаи быстрые
Не повытерли пот еще –
Город в очередь выстроен
До Ахиллова поприща.


Не едавшие досыта,
Опухавшие с голоду –
Что осталось от доблести,
Откупаем за золото.


Что, торговцы? Нет опыта?
Ужас алчи не вытеснил?
Что нам золото? – Прокляты
Будьте с ним, подавитесь им!


Не видали, что столько нас?
Все запреты разорваны!
Что осталось от стойкости,
Откупаем за золото.


Не ручьями – потоками!
Получайте с привесками!
Руки девичьи тонкие,
Руки женские, детские…


По подвалам не стариться
Зарукавьям изогнутым!
Что от чести осталось нам –
Откупаем за золото.


Не спросивши, довольно ли
( Им – считаться и горбиться!)
От презренья и гордости,
От всего полноводия –


Доставайте последнее!
Выгребайте ладонями!
Нашей славы наследие
Оценил мирмидонянин.
……………………….


Чаша низко, до конца далеко –
Отчего же ты глаза прикрыл рукой?
Боги спят себе, и на небе тишь –
Отчего же ты сквозь пальцы глядишь?


Отчего глаза рукою протер?
Над потоком, что досель не иссяк,
Это – на голову выше сестер,
Это – голову, как факел, неся,


Шея вскинута, как мрамор – уста…
И вот тут-то чей-то шут услужил:
«Златоглавая, запястья оставь –
Лучше косы на весы положи!»


…Не взглянула. Все сняла, до кольца.
Ни слезы не уронила вослед.
Переполнены весы твои, царь!
Не видать тебе воды на весле…
………………………………….


И потоками, реками,
Со сверканием режущим –
И дарить его некому,
И беречь его незачем –


За кровавое месиво,
За изломы колен его…
Уж давно перевесила
Чашу – чаша обменная,


Через край уже пролито!
Подбирают горстями все!
А то Трои, от Трои-то
Вереница все тянется…


И щиты ваши прорваны,
И мешки ваши лопнули –
Не видали подобной вы
Тризны, дети Пелоповы?


Не построили житницы
На захваченной отмели?
Что нам золото? Жрите все,
Получайте, что отняли!


Не умели запрашивать
За такое сокровище!
Над обеими чашами
Ни слезинки не пролито.


***


Эй, Приам, пересчитай-ка грехи:
Али бог какой услышал мольбы?
Ни брусочка на весах не забыв,
Возвращает ваше злато Ахилл.


Так сказал, покуда солнце не село:
Весь твой выкуп – за одну Поликсену!


…Но в ответ не дрогнули плечи,
Страшный груз несущие прямо…
Что за дело царю Приаму
До какой-то холопьей речи?


***


Спит и море, спит и Троя, спят и в лагере…
Ночь шептались брат с сестрою – чем поладили?
Ему – спать бы, ей – молиться, коли хочется…
Что за дело у орлицы – с пестрым кочетом?
Аль не выискала в Трое громче имени?
Али вымерли герои? – То-то, вымерли.
Кому камень, кому выстрел – стали реками…
Знать, дошло и до Париса – больше некому!
Доносил рассказчик-ветер, ночь ненастная,
Будто с ними кто-то третий вышел на стену…


***


Гей, Зевс, рассыпай грома!
С не - бес хохочи враскат!
Дру - гих пополам ломать –
Ме - ня по плечам ласкать!


А над берегом бьются ивы –
Ветви, лозы, Троил, Троил мой!
А с долины орлиным клектом –
Ай, гроза моя, Гектор, Гектор!


Мрак и пропасть оставя вдовам,
Обнимите без рук над домом!


Гей, смерть, попляши со мной!
Дру – гим под покров льняной!
Гей, свет, налетай волной!
Гей, шторм, расплетай руно!


Не пожар ли над кровлей отчей?
В руку золота не собрать мне! –
Ветер, крепче! Молнии, хлестче! –
За безглазое тело братне.


Хлеще, ливень! Плещи в ладони –
Для тебя пляшу, мирмидонец!
Ярче, Зевс! Хорошо ударил!
Чтоб из гавани увидали.


Гей, зверь, выходи на вой!
Гей, царь, выходи на вал!
Что – схожа с моей главой
Троилова голова?


То не пламя над стаей кровель,
То не саван, огнем объятый, -
Это выкуп тебе от Трои
За безглавое тело брата.


Два ножа тебе – в грудь и в спину:
По ножу за царского сына.
То не в громе, а в звоне бляшек,
Мирмидонец, смерть твоя пляшет!


***
Пляшет, плачет – как под искрою трут!
Не напляшется – пока рассвело!
А поодаль, воробьем на ветру,
Меж зубцами притаился стрелок.


От дождя позатаились листы,
Поотыскивали птицы насест…
Что за тень, перелетев через тын,
По ничейной пронеслась полосе?


То ли морок огоньки показал,
То ли призрак, не мигая, глядит:
То ли волчьи, то ли песьи глаза –
Снизу вверх – на златоглавую дичь.


Так и светятся за тенью ускользающей,
И все ближе через луг – как околдованный…
Тише трепета стрелок с душонкой заячьей
Наложил стрелу холодными ладонями.


Кровь не греет, свет не светит, ночь не движется,
А над ухом кто-то третий шепчет: «Ниже цель…»


И – ввысь!
Прядай, ковыль!
Свист стрелы,
Звон тетивы.


И – шторм!
Дрогни, стена!
Слабый стон –
И тишина.



***


Вести грянули лихие –
До моря и до неба:
Правьте тризну по Ахилле,
Гости мирмидоняне!


От зари рабыни ноют
В полотняном тереме:
Отыскали под стеною
Со стрелою в темени.


Незавидная погибель –
Не в бою, не на людях! –
Для наследника богини –
Быть в канаве найденным.


Не подменишь зад на перед,
Как не пересеивай!
Ну, а что уж там напели –
Дело Одиссеево.


…………………………………..


Девять лет считали крысой –
Распознали ястреба!
Славьте храброго Париса,
Воины троянские!


Дождались числа и часа –
Девять лет не видели!
С дозволения начальства
Славьте избавителя!


И еще шептали, дескать –
Наше дело темное! –
Некто, обликом чудесный,
Реял за плечом его.


Доносили – сном ли, явью –
Звон пошел над крышами…
Ну, а мы там не стояли,
Мы того не слышали.


Как другие, так и все мы –
Наше дело мирное…
По царевну Поликсену
Позабыли лирники.



***


Отомстила. Словно плот на мели.
Отомстила – отзовись, не молчи!
Не сквернит уже дыханьем земли,
По которой твое тело тащил.


Отомстила – кабы раньше чуть-чуть!
Ни кровинки в опустелой горсти!
Все-то думала – тебя возвращу,
Всех умерших воскрешу, отомстив.


Отомстила. Хоть глаза размежи!
Отомстила – хоть привидься мельком!
Вместо брата – окровавленный ком
Под холстинами на чаше лежит.


Так и в память, ровно пальцем, вомнут,
Если встретимся – не спутать ни с кем:
От меньшого – голова на тыну,
От большого брата – кровь на песке.


Отпечатано – не смоешь водой,
Прежде прахом упадут рубежи…
Будь ты проклята, такая юдоль –
Видеть все это и сызнова жить!


Будь ты проклята, такая юдоль!
Лопни донизу, скудельный сосуд!
Все равно ведь не спасу тебя, дом –
Слава вышним, хоть себя не спасу.



***


Троя! Светлокаменная Троя!
Бог ли знает, кто тебя построил.
Троя! Белоногая богиня!
Кто не знает про твою погибель?


Как, в предощущенье новой крови,
Золотом по бархату рисуя,
Кудри над рядами черных кровель
Разметала алая плясунья.


Был пожар. Виновника пожара
Воспевать не следует, пожалуй.


Был грабеж, и смерть, и запустенье,
И в конце осталось пепелище…
Кто-то на судах спасенья ищет –
Может быть, последовать за теми?


Рассказать, каких земель достигнув,
Кровь и память расточили даром,
Как потом до самой Палестины
Жалкие остатки раскидало…


В стане победителя найдем ли
Судьбы прихотливее и краше?
Но всего гнуснее, воля ваша,
Вспоминать о склоке мародеров,


Как звучала брань охотнорядца
За рабынь на выжженном песке том…
Судьбы пленниц до того воспеты,
Что едва ли стоит повторяться.


Вызнаны не вами и не мною…
Лишь одна осталась под стеною.



***


Не узнали? Чего скалитесь, пятитесь?
Али ботало к гортани приклеилось?
Под курганом сном незыблемым спящего,
Принимайте в долю сына Пелеева!


Чай, запамятовали, племя братнее,
Как на тризне моей клятвы рекой рекли?
Пораздвиньтесь, мародеры-соратники,
Принимайте, братья, в долю покойника!


Что ощерились-то, псы над отбросами?
Али пришлому кусок выпускаете?
Как до драки – приходили с упросами,
Ка дошло до дележа – так без памяти?


Не для вас ли я дела таковы творил,
Что за век не замолить заговорами?
Ворон ворону, поют, глаз не выклюет –
Уступите мне мое, братья вороны!


Есть добыча между вашими станами –
Та добыча, что на смерть обрекла меня.
И за гробом, братья, плоть не сыта моя,
И душа моя горит синим пламенем.


Ни земли мне, ни воды мне, ни места мне
И мягчеет от огня камень пористый…
Кто при жизни десять лет людоедствовал –
После смерти ли вином успокоится?


Оттого под вами море колышется,
Оттого корма от плеса не сдвинулась…
Чтоб не треснула земля; чтоб не вышел я;
Чтобы жажда моя мир не спалила весь;


Чтобы не было вам чести со славою,
Что служил вам за Харонову денежку –
Ту, что самая из всех златоглавая,
Заколите на могилке, подельнички!



***


Крики чаек летят на запад –
Панихида по теле бедном.
Ай, вербена моя, вербена! –
Треск огня да горелый запах.


Ай, рябина моя, рябина!
Где они, кого ты любила?
Мор унес и ветер рассеял
Женихов твоих, Поликсена!


Кто же в пурпур тебя оденет?
(Ярче пламени губы рдели…)
Кто подаст на подносе кольца?
(Ярче света играли косы…)


Так подхватывайте посев свой –
Это прах бессонного сердца!
Так развеивайте по свету –
С ветром!


Окироэ! Где мое сердце?
Улетело облачком серым!
Полыхнула скошенным сеном
Красота твоя, Поликсена!


Окироэ! Где мое солнце?
Уплывает с пенною солью!
Окироэ, где моя Троя?
Где сестра моя, Окироэ?


Окироэ! Где моя ревность?
От лучиночки загорелась,
Улетела слава героев…
Окироэ!


Ай, красотка, где твоя старость?
Ни щепоточки не осталось!
Унесло дыханьем весенним
Легкий пепел твой, Поликсена!


***


Волны за кормой заводят танец
(Все уйдут – но я с тобой останусь…)
Белый след за белыми судами
(Все покинут – я не покидаю…)


Ты стоишь легко и дышишь ровно,
На руины глаз не поднимая.
Как же скоро – легкая, прямая –
Будешь ты стоять в ладье Харона!


Счастливы, кого настигнет старость!
(Все уйдут – но я с тобой останусь…)
Счастливы, кто знает увяданье!
(Все покинут – я не покидаю…)


Уплывая за море и на смерть,
Улыбаясь вдаль неистребимо,
Маленькая женщина, сознайся,
Ты меня хоть чуточку любила?


Ведь другого имени ночами
Не шептали губы молодые?
Это только юность и гордыня
За тебя молчаньем отвечали?


Ты молчишь – и горькими устами
Я целую отлетевший локон.
Ты уходишь, ты уйдешь далеко –
Корни лоз туда не прорастают…


Не оставишь веточки на память,
Деревце со рдяными шипами!
Не оставишь струн моей китаре,
Чтобы о тебе не трепетали…


Следом за тобой туда не вниду –
Вывести тебя для жизни новой:
Боги не спускаются к Аиду,
Это не дано нам, не дано нам…


Ни ручьи, ни камни не простонут,
Как любил Кассандру сын Латоны!
Ни холмы, ни реки не узнают,
Как я хоронил тебя, родная…


Богу не дано туда спуститься,
Богу суждена иная кара:
Видеть обезглавленною птицей,
Бьющейся на подступе алтарном,


Жалким окровавленным обрубком –
Всю свою истерзанную душу!
(До Микен далеко, ты не слушай,
Я еще с тобой, моя голубка…)


Но как только этот день наступит,
Но когда под свод кровавой бани,
Улыбаясь дерзкими губами,
Брови легкокрылые насупив,


Вступишь… Я клянусь, лица убийцы
Не увидишь. Смертного хрипенья
Не услышишь. Ласковой и быстрой
Будет смерть на каменных ступенях.


Словно поцелуй коснется кожи,
Будет утро ветреным и ярким…
И моей улыбкою, быть может,
Улыбнется смерть тебе, троянка.



Другие статьи в литературном дневнике: