В перевёрнутой комнате
Пять колец серебра, бирюзы на коричном
полированном небе, где пыль неподвижна
под колёсами липких следов, а стаканы
раскатились по свету и сгинули звонко.
В перевёрнутой комнате к ночи под лампу
выплывают из дерева лица, ладони,
точно странные рыбы глубинные, сонно
шевелят плавниками в мерцающей тверди.
Там, в пространстве напротив, над кольцами, гаснет
и рождается голос, и призраки Рима
на холмах собирают виноград и маслины,
и кончается проза, рождается рифма.
И почти Подмосковье, а холод лазурный
пьёт из чаши с поющим серебряным краем,
из окна субтропической жажды безумной,
принесённой на крыльях твоим попугаем.
Серый идол, тотем в королевском уборе
коготками в плечо, у щеки изваяньем
скрипнет слово о собственном маленьком горе —
быстром, птичьем, доверчивом, непостоянном.
И пока это будет во времени, в мире
совершится война, завершится столетье,
обернутся камнями поленья в камине
и истлеют в руках у надсмотрщиков плети,
племена одичают рассудком, но, жено,
три гвоздики твои в хрустале или в меди
не разденутся медленно и обреченно
в ожидании смерти.
Эти знаки на белом утратят значенье,
и меня позабудут, но вряд ли осудят.
Пять колец серебра, бирюзы. Воскресенье.
Так и будет, любимая. Так и будет.
Андрей Ширяев
http://www.shiryaev.com/
Другие статьи в литературном дневнике:
