О М. Г. Харлапе - гениальном специалисте по ритму

М.Г.Харлап родился в Лодзи 25(12) января 1913 г. Отец его был дипломированным фармацевтом, кончившим Варшавский университет. Уже в 1914 г. семья переехала в Москву, где Мирон Григорьевич и прожил до конца своих дней (17 ноября 1994 г.).

Его музыкальные способности проявились рано, домашние уроки музыки давали ему выдающиеся музыканты: известный пианист, педагог и музыкальный издатель Давид Соломонович Шор и Лев Оборин. Никогда не учившийся в обычной школе, Мирон Григорьевич в 11 лет поступил на фортепианное отделение Московской консерватории, которое окончил в 17 лет (1930). Все эти годы никто не сомневался в предстоящей ему исполнительской карьере. В студенческие годы он не раз выступал в консерваторских и других концертах.

Все случилось иначе. В “год великого перелома” (1929) был арестован “как нэпман” отец Мирона Григорьевича. Семья сразу лишилась всего: отняли квартиру, библиотеку, рояль “Бехштейн”, по которому Мирон Григорьевич тосковал всю жизнь. Мать с двумя детьми буквально осталась на улице. Их приютили родственники, но с тех пор у Мирона Григорьевича в течение 28 лет не было дома — только место для спанья в густонаселенной комнате густонаселенной квартиры.

А за три недели до окончания консерватории Мирон Григорьевич был из нее исключен “как сын лишенца” (впоследствии диплом ему все-таки выдали: ведь все экзамены были уже им сданы). В результате — тяжелый нервный срыв, болезнь, больница, лечение. Его вылечили, но то ли болезнь, то ли лечение привели к тому, что Мирон Григорьевич уже не смог стать солирующим пианистом. Великолепным пианистом он был до конца, всегда много играл, но выступать перед большой аудиторией не мог. Стал концертмейстером дирижерского класса консерватории, работал с Головановым, Гауком, Аносовым, Рождественским.

От военной обязанности М.Г.Харлап был освобожден по состоянию здоровья и осенью 1941 г. с консерваторией эвакуировался в Саратов. Туда же был эвакуирован Ленинградский университет, что сыграло немалую роль в судьбе М.Г.Харлапа.

Он быстро познакомился с ленинградскими профессорами-филологами Б.М.Эйхенбаумом, Г.А.Гуковским, А.П.Рифтиным. К этому времени у Мирона Григорьевича была уже немалая литературоведческая подготовка. Русскую и западную классику он прочел в детстве и ранней юности, университетский курс нужных ему гуманитарных наук изучал вместе со своей младшей сестрой, учившейся в ИФЛИ, а в конце 30-х годов познакомился и подружился с блестящими молодыми литературоведами, тогда преподавателями ИФЛИ, В.Р.Грибом, Л.Е.Пинским, И.Е.Верцманом. Вместе с ними принимал участие в литературоведческой дискуссии 1939—1940 гг., примыкая к “течению”, которое возглавляли Георг Лукач и М.А.Лифшиц.

Так что к общению с ленинградскими филологами в Саратове он был вполне готов. Там началось постоянное общение, а потом и дружба его с Б.М.Эйхенбаумом, который быстро разглядел в молодом музыканте незаурядного человека, высокообразованного и способного самостоятельно мыслить. М.Г.Харлап включился в работу семинара филологического факультета ЛГУ, который нередко бывал и филологически-консерваторским. Именно тогда и начала складываться уникальная особенность Мирона Григорьевича: его профессионализм в музыкознании и литературоведении, истории и теории литературы. Это дало ему возможность начать изучение стадий синкретического состояния поэзии и музыки. Именно изучение, осмысление, анализ слитного, синкретического состояния музыки и поэзии на ранних стадиях развития культуры всех народов стали одной из важнейших особенностей культурологической концепции Харлапа, началом и основанием разработки его стиховедческих концепций, теории трех стадий развития поэзии и музыки.

Первые свои музыковедческие (и литературоведческие) доклады М.Г.Харлап читал на семинарах в Саратове. После возвращения из эвакуации в Москву состоялась его встреча с жившим тогда в Москве крупнейшим композитором и музыковедом Б.В.Асафьевым. Два дня подряд по многу часов Мирон Григорьевич рассказывал ему о своих музыковедческих взглядах и читал свои работы. В конце этой беседы Асафьев сказал: “Защищайте свою работу как кандидатскую, а мы дадим Вам степень доктора, которую Вы несомненно заслуживаете”. После этого Мирон Григорьевич стал старшим научным сотрудником научно-исследовательского кабинета консерватории, за месяц сдал кандидатский минимум, доложил свою работу на нескольких заседаниях Комиссии по теории музыки консерватории. В домашнем архиве ученого сохранился в высшей степени доброжелательный и очень интересный отзыв Асафьева на эту работу и положительные отзывы других участвовавших в обсуждении музыковедов.

Все было готово к печатанию и защите диссертации. Но... 10 февраля 1948 г. появилось постановление партии и правительства об опере “Великая дружба”, а вслед за тем началось измывательство над “так называемой школой Веселовского”, компаративистским методом в литературоведении. Ни печатать, ни защищать работу стало невозможно.

Размышлять и писать М.Г.Харлап, конечно, не бросил, но писать приходилось “в стол”. Вот почему первая работа ученого была опубликована лишь в 1961 г., когда ему было 48 лет. Это была не музыковедческая и не стиховедческая статья, а напечатанная в “Вопросах литературы” небольшая часть его работы “О ‘Медном всаднике’ Пушкина”. За ней последовали другие статьи и книги. И все же многое осталось в рукописи.

Во всех опубликованных работах М.Г.Харлапа и во множестве рукописных заметок выявляются его общефилософские, эстетические, исторические взгляды. За два-три года до смерти он начал большую философскую работу, которую назвал “Размышления о мире (Mipe), материи и энергии, природе и духе, форме и содержании и т.д.”. Не кончил, но многое успел изложить на 15 рукописных страницах.

Свойственный М.Г.Харлапу комплексный, культурологический подход к вопросам художественного творчества отчетливо выразился и в его понимании, его решении столь сложной, “пограничной” проблемы, как стих и музыка.
(...)"

А. М. Гришина

-------------