по случаю 200-летия АмерикиРассказывает композитор Сергей Невский «В 1992 году в возрасте 20 лет я впервые попал на крупный фестиваль современной музыки в Дрезден. В Дрезденской опере давали 35-минутную вещь Кейджа «Appartmеnt House 1776» для четырёх певцов и оркестра, написанную по случаю 200-летия Америки. Каждый из певцов представляет в ней один из топосов традиционной американской музыки: песни индейцев, баптистские гимны, напевы сефардов и спиричуэлс. На это накладывались длинные звуки у струнных, а в исполняемой версии к оркестру ещё добавились звуки шести струнных квартетов, которые сидели в ложах и играли в высшей степени консонантную музыку. Песни всё время накладывались и сменяли друг друга. Понять драматургический замысел (в европейском понимании этого понятия), разобраться в слоях было невозможно. Постепенно я обжился в звуковом хаосе и начал вслушиваться. Слушателем я был в то время, мягко говоря, наивным, из современной музыки предпочитал Первый кончерто гроссо Шнитке, причём проматывал атональные места и слушал патетические. Воспитанный в русском контексте, я твёрдо знал, что, если автор использует тональность, он хочет указать нам на что-то, что тональность — это свет, а потом, по всей вероятности, последует мрак. То есть я ожидал от автора некоторых дидактических усилий и, главное, его постоянного направляющего присутствия в произведении. Поэтому метод Кейджа сначала вызвал у меня глубокое отторжение. Я подумал, а где собственно развитие? Ну наложил несколько слоёв бытовой музыки, этим ещё Айвз занимался (про Айвза я знал: в 1988 году Геннадий Рождественский в первый и последний раз в СССР сыграл его Четвёртую симфонию). И тут я заметил, что прошло уже двадцать минут, а мне совсем не скучно. Я понял, что слушаю не только песни, но и всё остальное. Что я смотрю в зал (а зал являл собой не менее эклектичную смесь, чем музыкальный материал: в партере какие-то филармонические бабушки плюс местная буржуазия в светло-розовых пиджаках — 92-й год, а на галёрке — панки, это был первый и последний раз, когда я видел панков в опере), и этот зал — тоже ведь часть произведения. Время о времени кто-то из буржуазии покидал зал, хлопая дверью, и я вдруг понял, что и эти звуки — шаги и дверь — тоже прекрасны и что они тоже замечательно интегрируются в партитуру. Я не стал тогда фанатом Кейджа, но неожиданно понял, что музыку можно слушать иначе, чем мы привыкли, и что звучащую красоту можно находить в очень разных явлениях. Это был очень важный урок». Интервью целиком: |
