***
Такую ночь не выбирают –
Бог-сирота в нее вступает,
и реки жмутся к берегам.
И не осталось в мире света,
и небо меньше силуэта
дождя, прилипшего к ногам.
И этот угол отсыревший,
и шум листвы полуистлевшей
не в темноте, а в нас живут.
Мы только помним, мы не видим,
мы и святого не обидим,
нас только тени здесь поймут.
В нас только прошлое осталось,
ты не со мною целовалась.
Тебе страшней – и ты легка.
Твои слова тебя жалеют.
И не во тьме, во мне белеют
твое лицо, твоя рука.
Мы умираем понемногу,
мы вышли не на ту дорогу,
не тех от мира ждем вестей.
Сквозь эту ночь в порывах плача
мы, больше ничего не знача,
сойдем в костер своих костей.
(Иван Жданов)
* * *
И машет лиственный и хвойный,
И проплывает у окна,
Как семилеток беспокойный,
Чья невесомая спина,
Ещё не сгорбленная ранцем,
Брюшком просвечивает ранним.
Автобус с двух до десяти –
"Ночной", а надо бы "заочный" –
Ведь отчего же он ночной,
Когда дорогою проточной
Ему везти меня со мной?
А мне вести со мной, с соседом,
С водителем и с кем-нибудь,
Небось, недолжную беседу,
И не по следу, но последу
Дышать в затылок: "Еду-еду"
И должить путь.
Нанайских мальчиков пустыня,
стихов переводной ручей,
гордыня – городская дыня,
разрезана на семь лучей,
и освещает: стол, клеенку,
укромный угол, шкаф, кровать,
и мать склоняется к ребенку,
чтоб перед сном поцеловать.
Она – плохая поэтесса,
Она – неверная жена,
от лишнего страдает веса,
от одиночества пьяна.
А сын еще не спит, проказник,
и потому, в который раз -
на кухне вспыхнет и погаснет
нарочно позабытый газ.
(Александр Кабанов)
* * *
зингер черная сестричка
позолоченная холка
домовитая москвичка
с довоенной барахолки
нынче что? сарынь на кичку
к черту прежние привычки
жизнь – пайковое яичко
две петлички
соль и спички
смерть - на кончике иголки
замирая над стежком
слушать тайны
левитана
чуть надломанным ушком
зингер черная буренка
что кормилице стрекочет
фронтовая кинопленка?
зингер плачет зингер хочет
черно-белого теленка
рвется строчка стынет пшенка
чем укутаешь ребенка?
не пеленкой
не клеенкой
будто вынутым из ночи
заскорузлым чепраком
загустеешь вязкой
смазкой
не пролившись молоком
зингер черная золовка
похвались житьем чуланным
сердце ль мечется неловко?
челноком снует - и ладно
онемечена сноровка
маша зингер – полукровка
сводит бровки
мол в кладовке
вечность пыльная прохладна
вспоминаешь ли о ком?
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
