Рахиль и Мария сидят у костра.
— Мне грустно, сестра.
— Не печалься, сестра.
Вечерний покой наступает — и в нем
Спят камни, спят травы. И мы отдохнем.
Какая-то птица вздыхает во мгле,
Как путник, уставший качаться в седле,
Как ослик, которому так тяжело
Везти седока и вдобавок седло.
— А кто это плачет?
— Никто. Никого
Нет в мире ночном, окромя Самого.
Но Он, сочинитель дорожных тенет,
Ни ночью, ни днем ни о ком не всплакнет.
— А знаешь, сестра, как в пути нелегко,
Как киснет от страха в груди молоко,
Как щерится солнце над левым плечом
И плачет дитя — неизвестно о чем?
— Я знаю, поверь мне. Я знаю, сестра,
Как путь бесконечен — с утра до утра —
Как воздух верблюжьей тоской напоен
И воет волчонок во чреве твоем.
Вокруг Вифлеема тревожная тишь —
Здесь волка родишь и ягненка родишь;
И думаешь, ужас в душе затая:
Да полно, твои ли они сыновья?
— Как быть нам, сестра?
— Не волнуйся, сестра:
Ткань полночи крепче покровов шатра.
Никто не услышит гул наших сердец —
Ни детоубийцы, ни грозный отец.
И клык нас не тронет, не выследит глаз:
Мгновение ночи — как крепость для нас;
Прочны ее стены, незыблема твердь…
— Но что с нами завтра случится, ответь?
— Не знаю. И нынче не время гадать —
В ночи никому ничего не видать.
Мы скоро с тобой разойдемся, я вем:
Ты — из Вифлеема, а я — в Вифлеем.
Дорога змеится, длинна и пестра…
— Мне грустно, сестра.
— Не печалься, сестра.
