Смерть и другие мои приключения Александр Ник Соко

Рая Школьник 2: литературный дневник


1. Они ушли. По улицам за ними
Бежали листья, пыль, клочки бумаг,
Спасаясь тоже. Только имя
Осталось городу, сошедшему с ума.
Деревья ветви измождённо гнули,
Как будто тоже силились уйти
С обочин обречённых улиц.


Всё стихло. Только мухи паутин
Остались доживать в оконных ранах,
Да ветер задыхался на бегу
И обезьянничал на флагах рваных.
И тени удалявшихся фигур
Своих хозяев обогнать спешили,
Согнувшись в страхе, - сила сухожилий
И сила ужаса всегда равны.


В беспамятстве упряжка вороных,
Подобно пёрышкам летучим,
Так долго падала с моста,
Что умер день, но мёртвый кучер
Ещё хлестал.


Закат горючий, дьявола плевок,
Стекал с креста рекой багровой
На стены храма. Дома своего
Я не покинул. Под живым покровом
Свечей, лампад, сияющих святынь
Я с радостью отпел сей день последний
И положил на труп его цветы,
И, как его единственный наследник,
Я унаследовал явившуюся ночь.


2. Заслоны – прочь!
Ещё вчера мы пили эту воду,
теперь она глотает жадно нас:
в подвалы!
в окна!
с лестниц что есть ходу!
ещё чуть-чуть!
того гляди!
сейчас!


Кто не успел –
она того настигла,
подмяла, сбросила,
вонзила иглы
холодных брызг
и, наступив на глотку,
проволокла тела по околотку.


Поплыли крысы, сучья, чьи-то кресла,
вся сучья жизнь плыла в своих гробах.
Казалось, боги позабытые воскресли
и били в небо, словно в барабан,
веков бегущих заглушая топот;
и город мой, как тварь времён потопа,
хвостом вильнув, сползает в океан.


Вода прекрасна. Обтекая горы,
вода течёт за шиворот времён,
по мордам рыб течёт, заплывших в город
и на меня глядящих из окон.


Я жив остался, потому что выше
я оказался смерти на вершок.
Вся жизнь моя оставшаяся дышит,
попав в дырявый воздуха мешок
под потолком.


3. …ползком…
змеёнышем
по телу бури
за край небес вода вползла,
и даже боги захлебнулись
добра и зла…



…и где-то там
над головой моею
кидаемый и вверх, и вниз
от Одиссея к Одиссею
плывёт Улисс…



…жгутом осины сук
стянув корявый,
висит Иуда над землёй,
и от распятия Варавва
идёт домой…


…на мель улегшись
непомерной тушей,
приняв невозмутимый вид,
вот только что изверг на сушу
Иону кит…


…а корабли
лежат на дне угрюмо;
пытаясь подобрать аккорд,
мои собратья в тесных трюмах
стучатся в борт…


…над самым домом,
истекая кровью,
глотая целый океан,
проплыл, царапнув брюхом кровлю,
Левиафан…


И бесы тут. Войдя в свиней по праву,
они бросались в воду, шли на дно,
не для того чтоб, словно рыбы, плавать,
а на меня глядеть через окно.


4. Фелука лёгкая с волной на пару
вонзила небу из последних сил
в сплетенье солнечное парус…,
и красный дождь заморосил…
Я жил…


Я слышал: из смертельной раны
упал, сверкая, ангелов оркестр,
всё устремилось к музыке желанной,
и слушателям не хватало мест.


А птицам было некуда присесть.
Они чернели в высоте, как судьи,
всё в этом мире торопило весть
о том, что больше ничего не будет.



Кончался воздух. Улицы кончались,
беря начало на моей груди…
Но было Слово как всегда в начале
и губ, Его сказавших, впереди.


5. Когда умрёт весь мир,
и мысль о нём исчезнет,
меня, Господь, возьми
летать над чёрной бездной.


В ней будет жизнь моя,
я стану сердцем биться,
ко мне, как на маяк,
слетятся снова птицы.


И плоть мою опять
на воду и на сушу
Ты будешь разделять,
творя живому душу.


Плеснут в воде киты,
подставив миру спины.
Возьмёшься с жаром Ты
лепить людей из глины.


Моя душа и плоть
с Тобой сольются тесно.
Возьми меня, Господь,
летать над чёрной бездной.



6. Ложится смерть любовницею рядом,
целует в губы, не даёт вздохнуть,
и звёзды, падая на воду градом,
дрожат, как пролитая ртуть.
И тут я понял: смерть прекрасна –
со мною вместе умирает зло.
Лежащего на покрывалах красных,
меня грядущее целует в лоб
за то, что я беру навек с собою
всю ненависть, всю злобу, всю тоску.
И, лёгкая, как будто с поля боя,
моя душа слетает в небо с губ…
…и так теплеет – видно, мать
меня подходит пеленать.


7. «Когда умрёт весь мир – всё зло исчезнет», -
так думал Пётр, замедлив взмах весла,
увидев в толще водной бездны
руины города. Вода несла
бумагу, сучья, чьи-то кресла,
всю сучью жизнь несла в своих гробах,
и даже рыба в небо лезла,
апостол рыбой весь пропах.


Меж рыб летящих ангел вился,
их задевая взмахом белых крыл,
и Пётр совсем не удивился,
когда я под водой глаза открыл,


увидеть над собою чтоб
на глади водной пару стоп,
почувствовать, рыдая, чтобы,
как дню прокладывая путь,
в сплетенье солнечном меж рёбер
восходит Солнце, взрезав грудь.



Другие статьи в литературном дневнике: