Понедельник начинается в субботу«— Врет он все, — сказала Стеллочка. — Саша, давай вон за тот столик сядем и все стихи сейчас напишем. Мы сели за отдельный столик и разложили перед собой карикатуры. Некоторое время мы смотрели на них в надежде, что нас осенит. Потом. — Таких людей, как этот Брут, поберегись — они сопрут! — Что сопрут? — спросил я. — Он разве что-нибудь спер? — Нет, — сказала Стелла. — Он хулиганил и дрался. Это я для рифмы. Мы снова подождали. Ничего, кроме «поберегись — они сопрут», в голову мне не лезло. — Давай рассуждать логически, — сказал я. — Имеется Хома Брут. Он напился пьяный. Дрался. Что он еще делал? — К девушкам приставал, — сказала Стелла. — Стекло разбил. — Хорошо, — сказал я. — Еще? — Выражался... — Вот странно, — подал голос Саня Дрозд. — Я с этим Брутом работал в кинобудке. Парень как парень. Нормальный... — Ну? — сказал я. — Ну и все. — Ты рифму можешь дать на «Брут»? — спросил я. — Прут. — Уже было, — сказал я. — Сопрут. — Да нет. Прут. Палка такая, которой секут. Стелла сказала с выражением: — Товарищ, пред тобою Брут. Возьмите прут, каким секут, секите Брута там и тут. — Не годится, — сказал Дрозд. — Пропаганда телесных наказаний. Брут, прут, мнут, кнут... Все это телесные наказания. — Помрут, — сказал я. — Или просто — мрут. — Товарищ, пред тобою Брут, — сказала Стелла. — От слов его все мухи мрут. — Это от ваших стихов все мухи мрут, — сказал Дрозд. — Ты заголовок написал? — спросил я. — Нет, — сказал Дрозд кокетливо. — Вот и займись. — Позорят славный институт, — сказала Стеллочка, — такие пьяницы, как Брут. — Это хорошо, — сказал я. — Это мы дадим в конец. Запиши. Это будет мораль, свежая и оригинальная. — Чего же в ней оригинального? — спросил простодушный Дрозд. Я не стал с ним разговаривать. — Теперь надо описать, — сказал я, — как он хулиганил. Скажем, так. Напился пьян, как павиан, за словом не полез в карман, был человек, стал хулиган. — Ужасно, — сказала Стеллочка с отвращением. Я подпер голову руками и стал смотреть на карикатуру. Дрозд, оттопырив зад, водил кисточкой по ватману. Ноги его в предельно узких джинсах были выгнуты дугой. Меня осенило. — Коленками назад! — сказал я. — Песенка! — «Сидел кузнечик маленький коленками назад», — сказала Стелла. — Подожди, подожди, — сказал я. Я чувствовал вдохновение. — Дерется и бранится он, и вот вам результат: влекут его в милицию коленками назад. — Это ничего, — сказала Стелла. — Понимаешь? — сказал я. — Еще пару строф, и чтобы везде был рефрен «коленками назад». Упился сверх кондиции... Погнался за девицею... Что-нибудь вроде этого. — Отчаянно напился он, — сказала Стелла. — Сам черт ему не брат. В чужую дверь вломился он коленками назад. — Блеск! — сказал я. — Записывай. А он вламывался? — Вламывался, вламывался. — Отлично! — сказал я. — Ну, еще одну строфу. — Погнался за девицею коленками назад, — сказала Стелла задумчиво. — Первую строчку нужно... — Амуниция, — сказал я. — Полиция. Амбиция. Юстиция. — Ютится он, — сказала Стелла. — Стремится он. Не бриться и не мыться... — Он, — добавил Дрозд. — Это верно. Это у вас получилась художественная правда. Сроду он не брился и не мылся. — Может, вторую строчку придумаем? — предложила Стелла. — Назад — аппарат — автомат... — Гад, — сказал я. — Рад. — Мат, — сказал Дрозд. — Шах, мол, и мат. — Играет и резвится он, — сказал я наконец, — ругаясь, как пират. Погнался за девицею коленками назад. — «Пират» — как-то... — сказала Стеллочка. — Тогда: сам черт ему не брат. — Это уже было. — Где?.. Ах да, действительно было. — Как тигра полосат, — предложил Дрозд. Тут послышалось легкое царапанье, и мы обернулись. Дверь в лабораторию Януса Полуэктовича медленно отворялась. — Смотри-ка! — изумленно воскликнул Дрозд, застывая с кисточкой в руке..." А. и Б. Стругацкие, "Понедельник начинается в субботу". © Copyright: Алина Кодали, 2013.
Другие статьи в литературном дневнике:
|