«Сочетания получаются причудливые и порой диковатые. «Вспамятуй, любимый мой, как дрочились нежно с тобой всю ночь в моей горнице»,— говорит Феодосья Истому. «Ретивым» называет не сердце, как полагается, если следовать словарю Ожегова и сказкам Пушкина, а мужской половой орган. Таких «ляпов» немало...»
Лилия Гущина – Кэрри Брэдшоу "московского Манхэттена". Только в отличие от героини "Секса в большом городе", Лилия – не выдуманный, а настоящий журналист. Автор книг "Когда любовник моложе...", "Мужчина и методы его дрессировки", соавтор (вместе с Ириной Хакамадой) бестселлера "Sex в большой политике", поэтесса, эссеист, эксперт программы "Я сама", создатель двух документальных фильмов, Лилия с подросткового возраста много и плодотворно думала о любви и сексе. Накопленными мыслями, наблюдениями, опытом готова поделиться с посетителями www.gzt.ru
-------
У Николая Алексеевича Некрасова 10 декабря день рождения. Я бы не стала напоминать об этом
ни себе, ни людям, чтобы не поддаться давнему соблазну задать имениннику парочку непраздничных вопросов.
Но на одном из серийных баннеров с демографической рекламой «Они родились третьими» я увидела изможденный лик поэта, которого издалека приняла за Феликса Дзержинского. А в комментах к прошлой колонке кто-то целиком процитировал стихотворение «Вчерашний день часу шестом зашел я на Сенную…». И я не устояла.
На куске ватмана мы с экстрасенсом Соней нарисовали полусферу, на ней алфавит, нагрели на свечке фарфоровое блюдечко со стрелкой, и по Cониному кивку я спросила незримого гостя: «Николай Алексеевич, что за странный маршрут вы выбрали для прогулки?»
Странный, если не сказать больше! В середине девятнадцатого века Сенная площадь была местечком похлеще московской Хитровки. Самый криминальный район столицы. Воровские норы, трактиры, гирлянды красных фонарей, игорные притоны, ночлежки, мостовая, залитая помоями, смрад, способный, по признанию городской управы, «довести человека до обморока», и вечная одноглазая и безносая проститутка Саша Столбовая по прозвищу Пробка.
Хорошо одетому господину соваться туда было решительно незачем, стремно и опасно. А в 1847 году Некрасов уже превратился в хорошо одетого господина: успешный издатель, живущий в дорогой квартире в двух шагах от Аничкова дворца.
Отдельным образом интересно, случайно ли он «зашел» на площадь в известное время публичных экзекуций, долго ли стоял и смотрел, как бьют кнутом молодую крестьянку, и те же чувства испытал бы, если б секли старуху?
Не знаю, но без сомнения вид крови Николая Алексеевича завораживал. Он вообще был по-охотничьи к ней не равнодушен. Какой-нибудь нежный гринписовец лишился бы сознания в доме поэта, где «во всех комнатах стояли огромные шкапы, в которых вместо книг красовались штуцера и винтовки; на шкапах вы видели чучела птиц и зверей». Между прочим, убитых лично хозяином, автором террористического слогана: «Дело прочно, когда под ним струится кровь».
Василий Розанов в «Уединенном» сравнил Некрасова с соколом, который сидит на дереве и смотрит на поле, «где много валяется побитой им мирной птицы», и обвинил поэта в обольщении террором целого поколения молодых людей: «Некрасов, член английского клуба, партнер миллионеров, толкнул их более, чем кто-нибудь, стихотворением: „Отведи меня в стан погибающих“. Это стихотворение поистине все омочено в крови».
Но загипнотизированных юношей я поэту готова простить. Эти мальчики и без него отыскали бы дорогу и на каторгу, и на эшафот. У нас в России мужчины из всякого нового сословия, допущенного и пристрастившегося к чтению, непременно сочиняли себе какую-нибудь гиблую историю: то в декабристы подадутся, то в народовольцы, то в социалисты, и у каждого из них есть свой искуситель.
А вот садистские наклонности, переодетые в сострадание, хотелось бы разъяснить. Почему едва воображение поэта рисует образ молодой красивой женщины, он тут же причиняет ей какие-нибудь телесные увечья вплоть до летального исхода?
То ноженьку голую косой порежет, то юную спину бичом исхлещет, то целиком заморозит, да еще непременно горестно-умильно полюбопытствует: «Вкусны ли, милая, слезы соленые?», «Тепло ли тебе, молодица?». И потомкам погрозит, мол, «не русский глянет без любви на эту бледную, в крови, кнутом иссеченную музу».
Хотя у нормального человека избитая женщина, пусть даже по совместительству и муза, должна бы, по идее, вызывать жалость, сострадание, но никак не любовь.
Если же c девушкой нельзя разобраться в режиме онлайн, то поэт всё одно будет над ней виться черным вороном и мрачно пророчить: «завязавши под мышки передник, перетянешь уродливо грудь, будет бить тебя муж-привередник и свекровь в три погибели гнуть». И ведь напророчит!
Уцелевшую после встречи с этим угрюмым русским стихотворцем красавицу, в цветном платке, на плечи брошенном, добьет таки другой угрюмый русский стихотворец, столкнув в некошеный ров под насыпью Санкт-Петербургской железной дороги.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
