И. Р. Шафаревич о выборах 1996 года

Борис Голутвин: литературный дневник

Распространено почти поголовно убеждение, что мы можем решить вопрос нашего будущего путем голосования — выборами. Нереальность этой надежды кажется очевидной. Вопросы такого масштаба, что ради них ведут войны, организуют интервенции, совершают революции, не могут быть решены выборами. Слишком это легковесный путь для столь весомых проблем. Выборы эффективны, если от их исхода не слишком сильно зависит баланс реальных интересов, да еще если в стране укоренилось многовековое доверие к системе выборов. Неужели истинные распорядители «рычагов власти» — и у нас, и особенно во всем мире, — те, кого И. Ильин называл «мировой закулисой», согласятся, чтобы судьбы мира сложились не по их желаниям лишь потому, что мы так или иначе проголосовали? Ведь даже если исключить все виды обмана при выборах — водопад лживых обещаний, нечестный подсчет голосов, — мы возвращаемся все к тому же: нет физической силы, которая могла бы заставить считаться с результатами голосования или гарантировать добросовестный подсчет голосов.


Но наша партия власти — лишь небольшая подчиненная часть «мировой закулисы», и вес их несоизмерим. Может быть, будет решено, что теперешняя партия власти слишком испортила свой облик и должна быть смещена — тогда ей придется уступить свое место, как ей это ни неприятно делать. На смену ей могут прийти коммунисты. Однако это будет допущено при одном обязательном условии: если будут даны железные гарантии того, что при смене власти положение в стране в принципе никак не изменится.


Например, руководители КПРФ присутствовали в Давосе, когда Россия получала 10-миллиардный займ от Международного валютного фонда, обставленный такими условиями (отмена пошлин на вывоз нефти), при которых мы теряем то, что получаем. Они присутствовали и при вступлении России в Европейский совет. Совершенно непонятно, зачем нам надо было вступать в эту организацию, созданную Западной Европой для себя, по своей мерке, не подогнанной под нас, где мы всегда будем на положении двоечника в классе, да еще будем платить за это удовольствие 22 млн. долларов каждый год. Но верхушке партии, может быть, важно таким путем войти в мировую элиту, чтобы завоевать доверие «мировой закулисы».
К этой же области относятся заявления руководителей КПРФ об их приверженности «многоукладной экономике» и выпады коммунистической печати против «великодержавного шовинизма» (примеры будут приведены ниже). Это и есть те два пункта, которые больше всего беспокоят Запад в связи с будущим России: что прервется «золотая река», текущая из России, и что оформится русское национальное самосознание (одно с другим тесно связано). Но вполне вероятно, что все эти авансы покажутся недостаточными: коммунисты не будут для «мировой закулисы» в достаточной степени «своими». Тогда тем или другим способом они к реальной власти допущены не будут (максимум — в коалиционное правительство, на проверку). Им будет предоставлен дальнейший срок для доказательства своей лояльности, главным образом, вероятно, в кадровом вопросе, чтобы они стали более верны своей «интернационалистской» традиции. Мы приходим к печальному выводу, что сейчас выборы состоятся лишь в том случае, если заранее гарантирован нужный их результат — то есть реально выбора не будет. Мы столько раз видели выборы без выбора, с единственным кандидатом. Сейчас мы имеем опять выборы без выбора, но с множеством кандидатов, и их ожесточенная борьба увлекает зрителей и заставляет забыть, что речь-то идет о продолжении и усилении одной, определенной линии развития. Конечно, для непосредственных участников состязания, например для кандидатов в президенты, исход выборов далеко не безразличен — и это придает искренность и драматизм их борьбе. Но это далеко не редкий случай в истории, когда некоторые социальные силы стремятся претворить в жизнь вполне определенную программу и ищут вождя или группу лиц, которые наиболее эффективно это сделают. Отбор кандидата происходит в форме борьбы — якобы из-за идейных разногласий, на самом деле за право эту программу осуществлять, — борьбы часто со смертельным исходом для проигравших. Такими братьями-антагонистами полна история: от Помпея и Цезаря до Троцкого и Сталина. Да и Горбачев с Ельциным укладываются в эту линию. Рано или поздно мы должны осознать, что эта система выборов, основанная на пропаганде партий и на партиях, строящихся сверху (а не снизу — от деятелей районов, областей), предполагающая прямое голосование, никак не учитывающее разнообразие нашего народа, — это игра, в правилах которой наш выигрыш просто не предусмотрен. Ведь нечего греха таить — мы выбрали в президенты Ельцина и тем самым запустили губящую нас до сих пор систему «реформ». Пусть за Ельцина проголосовало меньше половины имевших право голосовать — но ведь другого, близкого к нему по числу голосов кандидата не было, так что, по сути, выбрали его мы. Так будет, боюсь, и с предстоящими выборами — они не дадут того результата, которого большинство народа от них ждет. Они — не путь для реализации воли народа.


Это все яснее превращается в глобальную задачу, которую может решить только народ в целом, осознав себя единым народом и спасение страны — общенародной задачей. Как, очевидно, нельзя одному выиграть войну или одному отстоять от огня свой дом в охваченной пожаром деревне. Все шире распространяется чувство, что жизнь движется в каком-то гибельном направлении. Сейчас те, кто эту тенденцию осознал и душой ее не приемлет, в основном объединяются, видимо, вокруг коммунистов: хотя и не входят в ту или иную коммунистическую партию, но ходят на созываемые ими демонстрации, составляют, как любят сейчас учено выражаться, их электорат. Это, как мне кажется, сейчас наиболее социально, государственно мыслящая, может быть, правильнее было бы сказать — чувствующая часть народа. Собственно коммунистами, в сколько-нибудь точном смысле этого термина, они не являются. Жизнь показала им, что народ в целом опускается все ниже, на самое дно бесправия и нищеты. Тут их учителями скорее были демократы, гайдаровские «реформы», чем коммунисты. Коммунистическими являются символы, термины и лозунги, которые их объединяют. Но они интерпретируют их совсем по-другому: не как символы коммунизма, то есть марксизма-ленинизма, мировой пролетарской революции или хотя бы государственной монополии в идеологической или экономической области. Они являются символами протеста против глумления и оплевывания страны, ее трагической истории, в частности, последней войны, — глумления, в котором главными улюлюкающими свистунами выступают как раз те, кто недавно лакейски служил строю, который они сейчас так бесстрашно и лихо разоблачают. Как мне кажется, было бы несомненным благом для страны, если бы этот слой людей четко сформулировал свои цели и смог бы добиться их осуществления — на кого же и рассчитывать, как не на них или тех, кто в будущем продолжит их тенденцию?
А коммунистическая терминология отсеялась бы от реальных жизненных проблем в несколько лет, как уже отсеялся портрет Маркса. Но беда в том, что в теперешней организационной форме — под руководством коммунистической партии — свои цели этот слой реализовать в принципе не в состоянии. Ведь для него речь идет не просто о смене верхушки власти, но о принципиальном изменении основного направления течения жизни. Такой переворот можно осуществить лишь при крайнем напряжении всех сил и объединенной воле народа. А это возможно лишь на основе ясной, в глубине своей последовательной идеологии. Например, народ Ирана в основной массе сопротивлялся политике модернизации, ориентации на США, которую проводил в 1970-е годы шах. В Тегеране начались демонстрации, их разгоняли и расстреливали, но они снова собирались. Всего при борьбе с демонстрациями было убито около 50 тысяч человек только в Тегеране, население которого 4 миллиона. По существу, это значит, что вышел на улицу весь народ. Такого народного подъема не может выдержать никакая власть — в 1979 году шах бежал, и власть перешла к Аятолле Хомейни. Но весь этот всплеск народной энергии был возможен лишь на базе идеологии исламского фундаментализма. Как бы к этому фундаментализму ни относиться, он оказался рычагом, который сдвинул страну. Но у нас-то, при попытке объединить народное патриотическое движение вокруг коммунистического ядра, возникает эклектичный, внутренне противоречивый набор тезисов, которые не складываются ни в какую идеологию. Например, ключевым тезисом, постоянно повторяющимся, является «духовность». Он развивается вплоть до того, что верующий может быть членом КПРФ. Но, с другой стороны, это марксистская партия (27). А сила, обеспечившая такой всемирный успех марксизму в течение целого столетия, — цельность его идеологии. Это был единый взгляд на мир, претендовавший на объяснение всего сущего — от движения атомов до революций.


В этом смысле претендовавший на то, чтобы занять место религии. И основные его концепции: материализм, диалектический материализм, материалистический взгляд на историю... Где же здесь место для верующего? Как он впишется в учение, принципиальные положения которого — что религия «это опиум для народа», «род духовной сивухи», даже «труположество»? Да этот дух и сейчас прорывается в коммунистической прессе. Например, утверждается, что в годы советской власти... «священников арестовывали и сажали не за то, что они несли в народ слово божье, а за то, что они возбуждали верующих против советской власти и даже брались за оружие» (28). Как это легко пишется сейчас! За что же был расстрелян митрополит Вениамин и еще трое духовных деятелей в Петрограде в 1922 году — «возбуждали верующих» или «брались за оружие»? Из фактов, которые удалось восстановить: между 1918 и 1937 годом было совершено 223 ареста епископов, многих арестовывали неоднократно (например, епископ Афанасий (Сахаров) арестовывался 14 раз). Да вот в 1937 году был расстрелян удивительно разносторонний, глубокий мыслитель, священник Павел Флоренский. Почему бы автору не потрудиться объяснить нам, как он «возбуждал верующих» и «брался за оружие»? Термин «патриотизм», кажется, чаще всего встречается в материалах КПРФ. Что значит это для марксиста? В основном программном документе марксизма — «Манифесте Коммунистической партии» — читаем: «Далее, коммунистов упрекают, будто они хотят отменить отечество, национальность. Рабочие не имеют отечества. У них нельзя отнять того, чего у них нет» (29). Или это — ревизия марксизма? Но Ленин очень часто цитируется как высший авторитет (в Программе КПРФ даже прокламируется цель — «добиваться... прекращения очернения памяти В. И. Ленина»). А Ленин писал: «За ревизию марксизма один ответ — в морду». Во время кровопролитной войны, где русские потеряли несколько миллионов человек, Ленин призывал работать на поражение своего правительства, говорил, что «непосредственный враг — больше всего великодержавный шовинизм», и пояснял, что его единомышленникам мало усвоить это как абстрактную идею, но необходимо воплотить в конкретные дела — дела, «несовместимые с законами о государственной измене» (30). Вообще Ленина очень трудно заподозрить не только в русском патриотизме, но хотя бы в нейтральном отношении к русскому человеку — об этом говорят его многочисленные злые или презрительные характеристики. Он писал, например: «Русский умник почти всегда еврей или человек с примесью еврейской крови» (31). И такие ленинские по духу мотивы действительно появляются сейчас в коммунистической печати. Например, когда произошло настоящее чудо: раздался голос владыки Иоанна Санкт-Петербургского и Ладожского, приобщавшего нас к самым глубоким — православным — корням русского патриотизма, тут «Советская Россия» сочла своевременным обрушиться на него с грубыми и злобными нападками (как раз незадолго до его кончины). Или более поздняя статья в той же газете, посвященная Чечне, где, со ссылками на Маркса и Ленина, прокламируется право наций на самоопределение, вплоть до отделения, борьба за это право («как подчеркивал В. И. Ленин») объявляется «обязанностью нашей партии». Чем же это отличается от призыва: «Берите столько суверенитета, сколько проглотите»? Но дальше мы доходим в той же статье и до опасности «великодержавного шовинизма» и обсуждения «разделения (России) на разные национальные государства» — в виде цитат из Ленина. Напоминаются слова Ленина, что «у нас... совершают бесконечное число насилий и оскорблений» — конечно, по отношению к нерусским нациям, а «обиженные националы» к этому очень чутки. Поэтому им «нужно возместить нанесенные обиды». Точку зрения, что вывод войск из Чечни поведет к росту национализма, автор называет держимордовской. Тут нет кавычек, но это — «скрытая цитата» из Ленина, писавшего о русской нации, «называемой великой (хотя великой только своими насилиями, великой так, как велик держиморда») (32). Да и разговоры о «многоукладной экономике» не согласуются с положением «Коммунистического манифеста»: «... коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности». Маркс и Ленин, несомненно, назвали бы проекты «многоукладной экономики» «соглашательством», а их авторов — «лакеями буржуазии». Мы видим здесь не цельное мировоззрение или хоть политическую программу, а осколки нескольких идейных линий, перемешанные между собой. Может быть, такая смесь способна на время быть полезной руководству партии, чтобы собрать голоса людей самых разных убеждений, но она даже не похожа на ту цельную идеологию, которая может сплотить народ для единого порыва. Народ наш столько вытерпел, что естественно родится мечта о какой-то силе, которая сама, без наших усилий вытащит нас из разверзающейся перед нами пропасти. Сначала для многих это была мечта о неясной, но спасительной «рыночной экономике», «вхождении в мировое экономическое сообщество». Теперь, когда та мечта обернулась кошмаром, это надежда на выборы. Но это слишком легкий выход, чтобы быть действенным. Это соблазн ухода от реальной борьбы. История жестока, в ней за все надо платить. Вспомним, сколькими миллионами жизней мы заплатили за победу в Великой Отечественной войне! Фантастично предполагать, что такого же масштаба переворот произойдет из-за того, что мы зайдем в кабины и совершим там нужные действия. Он может быть осуществлен лишь тяжелыми и длительными усилиями, жертвами — возможно, кровью, человеческими жизнями. Это жестокая правда. Для пенсионера, которому не хватает его пенсии на квартплату и лекарства, призыв к длительной борьбе означает, что скорее всего он-то облегчения в этой жизни не увидит. Но массовая иллюзия еще опаснее, так как за ней следуют горькое разочарование и апатия".


Шафаревич И. Р. Русский народ в битве цивилизаций / Отв. ред. О. А. Платонов. — М.: Институт русской цивилизации, 2011. — 936 с. стр. 775-783



Другие статьи в литературном дневнике:

  • 28.02.2018. И. Р. Шафаревич о выборах 1996 года
  • 27.02.2018. ***
  • 21.02.2018. ***
  • 20.02.2018. ***
  • 11.02.2018. ***