***

Русский язык — язык эллинистический. По целому ряду исторических условий, живые силы эллинской культуры, уступив Запад латинским влияниям и ненадолго загощиваясь в бездетной Византии, устремились в лоно русской речи, сообщив ей самобытную тайну эллинистического мировоззрения, тайну свободного воплощения, и поэтому русский язык стал именно звучащей и говорящей плотью. Если западные культуры и истории замыкают язык извне, огораживают его стенами государственности и церковности и пропитываются им, чтобы медленно гнить и зацветать в должный час его распада, русская культура и история со всех сторон омыты и опоясаны грозной и безбрежной стихией русской речи, не вмещавшейся ни в какие государственные и церковные формы. Стр. 57-58
«Доброй девицей была Евлалия. Красивой была телом, еще прекраснее душой...» (старофрапц., подстрочный перевод Г. Г. Деренковской).
Эллинистическую природу русского языка можно отождествлять с его бытийственностью. Слово в эллинистическом понимании есть плоть деятельная, разрешающаяся в событие. Поэтому русский язык историчен уже сам по себе, так как во всей своей совокупности он есть волнующееся море событий, непрерывное воплощение и действие разумной и дышащей плоти. Ни один язык не противится сильнее русского назывательному и прикладному назначению. Русский номинализм, то есть представление о реальности слова, как такового, животворит дух нашего языка и связывает его с эллинской филологической культурой не этимологически и не литературно, а через принцип внутренней свободы, одинаково присущей им обоим. Всяческий утилитаризм есть смертельный грех против эллинистической природы русского языка, и совершенно безразлично, будет ли это тенденция к телеграфному или стенографическому шифру ради экономии и упрощенной целесообразности, или же утилитаризм более высокого порядка, приносящий язык в жертву мистической интуиции, антропософии и какому бы то ни было всепожирающему и голодному до слов мышлению. Андрей Белый, например,— болезненное и отрицательное явление в жизни русского языка только потому, что он нещадно и бесцеремонно гоняет слово, сообразуясь исключительно с темпераментом своего спекулятивного мышления. Захлебываясь в изощренном многословии, он не может пожертвовать ни одним оттенком, ни одним изломом своей капризной мысли и взрывает мосты, по которым ему лень перейти. В результате, после мгновенного фейерверка,— куча щебня, унылая картина разрушения, вместо полноты жизни, органической целости и деятельного равновесия. Основной грех писателей вроде Андрея Белого — неуважение к эллинистической природе слова, беспощадная эксплуатация его для своих интуитивных целей. В русской поэзии чаще, чем в какой-либо другой, повторяется тема старого сомнения в способности слова к выражению чувств:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя? Стр. 59
Хлебников возится со словами, как крот, он прорыл в земле ходы для будущего на целое столетие, между тем представители московской метафорической школы, именовавшие себя имажинистами, выбивавшиеся из сил, чтобы приспособить язык к современности, остались далеко позади языка, и их судьба — быть выметенными, как бумажный сор. Чаадаев, утверждая свое мнение, что у России нет истории, то есть что Россия принадлежит к неорганизованному, неисторическому кругу культурных явлений, упустил одно обстоятельство,— именно: язык. Столь высоко организованный, столь органический язык не только — дверь в историю, но и сама история. Для России отпадением от истории, отлучением от царства исторической необходимости и преемственности, от свободы и целесообразности было бы отпадение от языка. «Онемение» двух, трех поколений могло бы привести Россию к исторической смерти. Отлучение от языка равносильно для нас отлучению от истории. Поэтому совершенно верно, что русская история идет по краешку, по бережку, над обрывом и готова каждую минуту сорваться в нигилизм, то есть в отлучение от слова. Стр. 60

Заметки о поэзии
Неверно, что в русской речи спит латынь, неверно, что спит в ней Эллада. С тем же правом можно расколдовать в музыке русской речи негритянские барабаны и односложные словоизъявления кафров. В русской речи спит она сама и только она сама. Российскому стихотворцу не похвала, а прямая обида, если стихи его звучат, как латынь. А как же Глюк?— Глубокие, пленительные тайны?— Для российской поэтической судьбы глубокие, пленительные глюковские тайны не в санскрите и не в эллинизме, а в последовательном обмирщении поэтической речи.— Давайте нам «библию для мирян»! стр. 69-70

Мандельштам О. Э. Слово и культура: Статьи.— М.: Советский писатель, 1987.—320 с.
Доброго утра, Соль, Роман!

Не отвечайте, вы же видите - эмиграция головного мозга))

Роман, у Вас слишком по-русски открыты душа и сердце... не наши эти оба эмигранта, не наши, когда-нибудь Вы в этом убедитесь. Не достойны они Вашей дружбы.

Рецензия на «неколыбельная пораженца» (Арсений Ж-С)

ну, предал, и предал... чего ж так долго голосить и чего-то доказывать, если это твой выбор? а варвары пусть в России живут...)) не лучше ли от них просто отвязаться? или свербит, что не варвары они и предательство ничем не оправдать? )

Дед Аяй 15.07.2017 12:04 • Заявить о нарушении

+ добавить замечания

Мне из Штатов виднее, что у вас тут в руссии. Только где Вы попытку что-то доказать углядели? А вопить хочу и буду, у нас, американцев, это разрешено.

Арсений Ж-С 15.07.2017 12:07 Заявить о нарушении

Борис Голутвин 04.11.2017 05:42 Заявить о нарушении / Удалить

Неумолимое подавление личности неотступно сопутствовало тысячелетней
истории русских. Холопское подчинение личности государю и государству.

И вот наряду с подавлением человека князем, помещиком, государем и госу
дарством — пророки России сознавали невиданную западным миром чистоту,
глубину, ясность, Христову силу души русского человека. Ей, русской душе, и
пророчили пророки великое и светлое будущее. Они сходились на том, что в душе
русских идея христианства воплощена в безгосударственной, аскетической, ви
зантийской, антизападной форме, и что силы, присущие русской народной душе,
выразят себя в мощном воздействии на европейские народы, очистят, преобразу
ют, осветят в духе братства жизнь западного мира, и что западный мир доверчи
во и радостно пойдет за русским всечеловеком. Эти пророчества сильнейших умов
и сердец России объединялись одной общей им роковой чертой. Все они видели
силу русской души, прозревали ее значение для мира, но не видели они, что осо
бенности русской души рождены несвободой, что русская душа — тысячелетняя
раба. Что даст миру тысячелетняя раба, пусть и ставшая всесильной?
И вот девятнадцатый век, казалось, приблизил наконец время, предска
занное пророками России, время, когда Россия, столь восприимчивая к чужой
проповеди и к чужому примеру, жадно поглощавшая и всасывавшая чужие
духовные влияния, сама готовила себя к воздействию на мир.

Подобно тысячелетнему спиртовому раствору, крепло в русской душе кре
постное, рабское начало. Подобно дымящейся от собственной силы царской
водке, оно растворило металл и соль человеческого достоинства, преобразило
душевную жизнь русского человека.

Бездна эта была в том, что развитие Запада оплодотворялось ростом свобо
ды, а развитие России оплодотворялось ростом рабства.

После освобождения крестьян революционные лидеры, интеллигенция,
студенчество бурно, со страстной силой, с самоотверженностью боролось за не
ведомое Россией человеческое достоинство, за прогресс без рабства. Этот новый
закон был полностью чужд русскому прошлому, и никто не знал, какова же
станет Россия, если она откажется от тысячелетней связи своего развития с
рабством, каков же станет русский характер?

Лишь те, кто покушается на основу основ старой России — ее рабскую
душу, — являются революционерами.

Что ж. Попрежнему ли загадочна русская душа? Нет, загадки нет.
Да и была ли она? Какая же загадка в рабстве?
Что ж, это действительно именно русский и только русский закон развития?
Неужели русской душе, и только ей, определено развиваться не с ростом свобо
ды, а с ростом рабства? Действительно, сказывается ли здесь рок русской души?
Нет, нет конечно.
Закон этот определен теми параметрами, а их десятки, а, может быть, и
сотни, в которых шла история России.
Не в душе тут дело. И пусть в эти параметры, в леса и степи, в топи и рав
нины, в силовое поле между Европой и Азией, в русскую трагическую огром
ность тысячу лет назад вросли бы французы, немцы, итальянцы, англичане—
закон их истории стал бы тем же, каким был закон русского движения. Да и
не одни русские познали эту дорогу. Немало есть народов на всех континен
тах Земли, которые то отдаленно, смутно, то ближе, ясней в своей горечи уз
навали горечь русской дороги.

Пора понять отгадчикам России, что одно лишь тысячелетнее рабство со
здало мистику русской души.
И в восхищении византийской аскетической чистотой, христианской кро
тостью русской души живет невольное признание незыблемости русского раб
ства. Истоки этой христианской кротости, этой византийской аскетической
чистоты те же, что и истоки ленинской страсти, нетерпимости, фанатической
веры — они в тысячелетней крепостной несвободе.
И потомуто так трагически ошиблись пророки России. Да где же она, «рус
ская душа, — всечеловеческая и всесоединяющая», которой предсказывал До
стоевский «изречь окончательные слова великой общей окончательной гармо
нии, братского окончательного согласия всех времен по Христову евангельско
му закону»?
Да в чем же она, господи, эта всечеловеческая и всесоединяющая душа?
Думали ли пророки России в соединенном скрежете колючей проволоки, что
натягивали в сибирской тайге и вокруг Освенцима, увидеть свершение своих
пророчеств о будущем всесветном торжестве русской души?

Где же надежда России, если даже великие пророки ее не различали свобо
ды от рабства?
Где же надежда, если гении России видят кроткую и светлую красоту ее
души в ее покорном рабстве?
Где же надежда России, если величайший преобразователь ее, Ленин, не
разрушил, а закрепил связь русского развития с несвободой, с крепостью?
Где пора русской свободной, человеческой душе? Да когда же наступит она?
А может быть, и не будет ее, никогда не настанет?

Другие статьи в литературном дневнике:

• 30.10.2017. ***
• 23.10.2017. ***
• 10.10.2017. ***
• 07.10.2017. ***