Отголоски

Елизавета Нувориш: литературный дневник

Больно.
Сегодняшний день я не могу описать, это будет слишком палевно. Лишь единцы знают, что сегодня произошло.
Для кого-то этот день праздник, а для кого-то просто ещё одно мрачное пятно в жизни.
Пялясь в монитор компа квадратными глазами и поедая очередную банку варенья я всерьёз задумалась о прошлом.
О том что вообще со мной когда-либо приключалось. Я поняла одну очень важную деталь - мне очень трудно выражать свои мысли и чувства. Мои слова вылетают без чувств и как-то не уверенно, когда надо действительно сказать что-то стоящее, пусть ты даже сидишь одна в комнате и снимаешь видео.
Наверное, я сняла ещё не все маски и не полностью раскрылась этому жестокому миру.
Я привыкла закрывать свою боль смехом, я привыкла закрывать свою неуверенность злобой.
Часто веду себя вызывающие и иногда своей задорностью могу перегнуть палку, быстро вживаясь в роль шута, пусть мне даже это роль не по вкусу.
Я всё чаще и чаще вспоминаю, как постоянно всех веселила и как люди считали меня классным человеком, наверное потому что они не видели моей обратной, хилой и слабой стороны.
Лишь единицы смогли увидеть настоящую меня.
В детстве я была более уверенной, более целенаправленной.
В детстве я была намного лучше, чем сейчас. Теперь, я прогибаюсь под желаниями и просьбами людей.
Теперь я редко могу кому дать отпор, всё чаще я принимаю роль наблюдателя.
Я теперь редко в центре внимания, что даже не пониманию плохо или хорошо.
Часто стараюсь отличиться от всех, но зачем?
Такие странные мысли лезут в голову целый день. Умудрилась просто так заржать, а затем расплакаться.
Я уже больше не контролирую свои эмоции, я не могу себя охарактеризовать. Я настолько вжилась в выдуманную роль, что теперь сама запуталась и пытаюсь кусать локти.
Как это глупо.­­
До сих пор тащусь от блокнотиков и записных книжек. Для людей наверное это было бы круто, покупать всякую "фигню" только из-за обложек и красивых страниц, но для меня, для меня эта мания. Я готова скупить весь отдел канцтоваров, где есть красивые тетрадки и записные книжки.
Сколько я уже за свою жизнь дневников позаводила, м?
Эта запись мне больше напоминает разговор на честность, до сих пор не могу понять, что меня подвинуло на такое.
Помню, помню мою первую ссору с отцом. Помню, как он яростно схватил меня за затылок и с силой ткнул в стол, а точнее в тетрадку по английскому.
Я помню, как она была заляпана кровью, а потом сидела в ванне на коленях у отца с запрокинутой головой.
Тогда я сдерживала слёзы. Я до сих пор ненавижу жалость, хотя порой в порыве истерик хочу прижаться к человеку.
Я могу раскрыться плохо знакомому человеку, а от действительно преданного друга утаить эти тайны.
Мне становиться теперь и перед ними стыдно, как будто они становятся для меня родителями.
Мне стыдно и страшно бывает им рассказать про это, хотя для чего они тогда нужны?
До сих пор ленивая скотина. Мне лень взять покрывало или закрыть форточку, я буду всё так же сидеть на стуле прижимая к себе ножки. Ничего так и не изменилось.
Боюсь смотреть в зеркало в темноте. Это единственный мой страх, уже даже не помню после какого ужастика появилась эта фобия, но с течением времени она медленно проходит.
Теперь я могу спокойно пройтись в темноте мимо открытой ванной и стены коридора, ведь на них обоих понавешаны огромные зеркала.
Но всё равно иногда бывает что-то рвётся в области груди.
Люблю. Люблю, но не признаю это.
Я могу часами любоваться этим человеком, а потом открыто говорить то, как я его ненавижу.
Такова я.
Могу обидеть, могу ранить, но не могу просить прощения.
Такова я, такова моя натура.



Другие статьи в литературном дневнике:

  • 22.11.2012. Отголоски