Монархическая идея сегодня и завтраЛ. СЕВЕРСКИЙ "Не нам, не нам, а Имени Твоему." I. Монархическая идея сегодня. Основная причина современного мирового кризиса заключается не в столкновении международных интересов, а в невероятном падении общественной морали. Миллионы людей томятся в концентрационных лагерях, десятки миллионов лишены спокойствия за собственную жизнь и элементарной свободы. Новые миллионы отброшены за «железную завесу». Но самое ужасное то, что культурное человечество безучастно взирает на это попрание всех божеских и человеческих прав. Действительно, «мир сошел не столь с ума, сколь с совести», и спасти его можно только воистину героическими усилиями. Старая истина, что тушить пожар у соседа не только морально, но и разумно, ибо огонь может распространиться, запоздало вспоминается лишь российскими соседями. Горючий материал в наш российский дом давно таскали с Запада чужие недоброжелатели и собственные умники. Родную историю не понимали, европейской восхищались, и путая цивилизацию — технический прогресс — с культурой — совокупностью духовных ценностей — навязывали России чуждые ей идеи и чужие формы. Навязали — и значительно перегнали своих учителей, развернув западноевропейский марксизм в мировой коммунизм и превратив некогда патриархальную и благочестивую Москву в «красную Мекку». Таким образом наша родина оказалась центром грандиозного циклона, грозящего уничтожить породившую его Европу. «Русскость» большевизма выявляется только в этом мировом его размахе, во всем остальном он цельный и логический продукт Запада. Отожествлять коммунизм с Россией, значит, дать ему в руки рычаг, которым он может перевернуть мир; наоборот, привлечь к борьбе против коммунизма нашу родину, значить выиграть эту борьбу. Уничтожить коммунизм, покрывший российскую поверхность как проказа, невозможно без вооруженного удара извне, но еще менее возможно уничтожить его только вооруженной силой, будь то даже сверх — атомные бомбы. Исход операции определится добросовестностью врача, спасающего в данном случае прежде всего самого себя от распространения заразы, и реакцией организма. Поэтому вопрос правильного и, добавим, своевременного разрешения этой проблемы есть вопрос не только русский, но и мировой. Обязанность всех честных и разумных людей состоит в том, чтобы всячески содействовать объективному, исторически обоснованному и политически реальному решению, — как освободить мир от коммунистической опасности. Русская монархическая идея сегодня также полностью подчиняется этому историческому требованию нашей эпохи. В этом ее первая и священная обязанность.
Монархическая идея в анти-коммунистическом стане. В чем же преимущества монархической идеи в этом основном антибольшевиском плане? Прежде всего в полном противопоставлении коммунизму как в отрицании, так и в утверждении.
1. Бескомпромиссность и динамичность. Коммунизм есть не только диктатура с отвратительными для каждого нормального человека методами, но и мировоззрение и политико-экономическая доктрина. Очевидно, что при порицании одной практики и признании или полупризнании теории (социалисты, материалисты, прогрессисты и т. д.) настоящая, идейная, творческая анти-большевистская борьба невозможна. Троцкисты, ленинцы, социал-революционеры, социал-демократы и т.д. могут быть ярыми врагами Сталина и ГПУ-НКВД, но все они более или менее отравлены тем же ядом, связаны общей доктриной, стоят на полпути. Поэтому наиболее честные и зрячие из них неизбежно «правеют», превращаясь из «поджигателей» в «пожарных». Монархическая же идея непримирима и динамична. Она не защищается от большевизма, она нападает и побивает его идеологию своими высокими духовно и исторически проверенными ценностями. Материалистическому атеизму монархическая идея противопоставляет веру в Бога, мировой коммунистической революции разрушения — Царя, как носителя творческой исторической государственности, наконец «социалистической родине» — Праведное Царство, сокровищницу величайшей христианской культуры. Последовательному, предельно антибольшевистски настроенному человеку трудно оставаться республиканцем, ибо при разделении на монархистов и республиканцев, он автоматически оказывается в одном лагере с большевиками. Последние видят в монархии первое и главное препятствие своим планам. В России они пришли к власти через семь месяцев после Февральской революции, уготовившей путь своей логической преемнице — революции Октябрьской. Поэтому же они всячески работали над свержением монархии в Италии и должны были ликвидировать ее в Румынии. Эту органическую непримиримость монархии к коммунизму учитывали и его противники. После кровавого коммунистического опыта 1919 года. Венгрия провозглашается королевством и, не имея возможности по внешнеполитическим причинам восстановить династию, возглавляется до 1944 года регентом. По этим же соображениям провозглашена недавно королевством, тоже с регентом, Испания, ибо испанские республиканцы — это коммунисты и поддерживающие их левые партии. В Греции самые убежденные республиканцы, но антикоммунисты, голосовали за монархию, понимая, что республика там лишь трамплин для коммунистической диктатуры. В Югославии, в Румынии и, отчасти, в Болгарии противостояние коммунизму неразрывно связано с монархизмом. Наоборот, немонархическим кругам трудно избежать соблазна соглашения, компромисса с коммунистами, сулящего временные выгоды. Всем памятна дружба Ш Рейха с СССР в 1939—41 г.г. Лозунг социалистов в эпоху гражданской войны в России «Ни Ленин, ни Колчак», в силу исторической последовательности, привел их под красный флаг — знамя и Февраля и Октября. И теперь в ряде стран (Италия, Франция) большая часть социалистов поддерживает коммунистов, выполняя роль мавра, которого прогоняют, когда он сделает свое дело. Монархистов же разделяет с коммунистами и идеология, и программа, и методы. В этой принципиальной, органической непримиримости громадное преимущество монархической идеи.
2. Принцип «Общего дома». Россия есть «историческая неизбежность», живой организм, страна с особой культу рой, - одной из самых духовных и богатых в истории человечества. С падением императорской короны, венчавшей грандиозное здание Российской Империи, пришли в действие центробежные силы, всегда живущие в многонациональных политических образованиях. Но, несмотря на то, что сначала Февраль, а потом Октябрь немилосердно разрезали живую ткань России на куски и в борьбе против имперского наследства «старого режима» всячески поощряли сепаратистские движения, Российское единство оказалось самодовлеющей силой, с которой вскоре принуждены были считаться и красные и белые. Выиграв гражданскую войну (стратегически благодаря своему центральному положению, т. е. действиями по «внутренним операционным направлениям»), большевики стали использовать эту центростремительную силу для превращения России в исходную «базу мировой революции». При всей своей ненависти к принципам, на которых строилась и ширилась Российская Империя, советская власть принуждена была считаться с имперской традицией, как решающим фактором. Это особенно наглядно выявилось во вторую мировую войну, когда немцы выбрали самоубийственный для себя вариант - борьбу не против коммунистической диктатуры, но против России, как таковой. Результат такого нарушения законов истории и геополитики налицо. Советская власть выиграла войну немецкой глупостью и русской кровью. Своевременность и полезность монархической идеи в том, что открыто провозглашая принцип «общего дома» — Российской Империи — она направляет анти-большевистское движение по единственно верному пути — ставке на центростремительные силы. Обратная ставка — на национальный сепаратизм — да еще с ярко выраженной анти-русской тенденцией, дала бы в руки советской власти страшную силу имперской динамики. Идти против большевизма с проектами расчленения России — значить повторять ошибку немцев и разделить участь III Рейха. Монархическая идея, как наиболее собирательная, наднациональная и имперская, эту опасность исключает.
3. Исторический опыт. Русская монархия есть определенное, исторически проверенное понятие. Естественно, что не может быть и речи о восстановлении ее в формах 1914 года, ушедшего в вечность, и тем паче об идеализации ее слабых сторон. Было еще много несовершенного, незаконченного, но страна устраивалась, благополучие росло, и Столыпинская реформа была началом разрешения давно назревшего земельного вопроса. Сравнивая жизнь в царской России с тем, что есть и было под коммунистическим, фашистским и демократическим режимами, невольно приходится придти к весьма «монархическим» выводам. Исторического опыта у русских республиканцев, за исключением бесславной эпохи Временного правительства и кровавой советской диктатуры, нет. Что они могут предложить родине? Федерацию, союз автономных или ряд независимых республик — благодарное поприще для иностранных интриг и национальной борьбы? Как они думают разрешить имперскую проблему в будущем? Во имя каких положительных идеалов будут они призывать людей сейчас? Во имя капитализма, социал-демократии, парламентаризма и т. д.? Коммунизм — мировая идея. Ложная, дьявольская, но влекущая и динамичная. Бороться с ней может только идея не меньшего потенциала, способная зажечь миллионы людей на подвиг. За Веру, Царя и Отечество умирали целые ряды поколений. Революция принесла с собой переоценку ценностей, но после ее кровавого опыта монархические лозунги приобретают новую притягательную силу. И это понятно, ибо наше поколение испытало тяжесть советской диктатуры, видело Дахау национал-социалистов и было свидетелем Платтлинга и Лиенца их демократических противников. При российских императорах всего этого не было и не могло быть.
4. Пропагандная сила. Несмотря на свою «отечественную» тактику со Св. Александром Невским и Суворовым, коммунистические вожди в СССР, конечно, остались правоверными интернационалистами и марксистами. Они были вынуждены обратиться к славе русской истории, как к единственному стимулу, способному поднять народные массы на борьбу против внешнего врага. Этот факт неопровержимо доказывает, что историческая память живет в сознании этих народных масс, ибо двигающей силой оказались имена Благоверных Великих Князей, Царей и императорских полководцев, а не Маркса, Энгельса и Розы Люксембург... Анти-большевистская пропаганда легко могла бы выбить этот противоестественный исторический козырь из большевистских рук, но для этого надо было иметь право сказать, что Юрий Долгорукий, Петр Великий, Суворов и другие воистину слава и гордость нашей родины, но гордость наша, великокняжеской и царской Руси и Российской Империи, а не их, интернационалистов, разрушителей и безбожников, замучивших миллионы русских людей во главе с Императором Николаем II и Его Семьей. Но так может говорить только тот, кто чувствует себя продолжателем исторической традиции своего отечества. Сказать этого не может ни республиканец, т. е. фактический или идейный разрушитель этой традиции, ни непредрешенец, т. е. человек, не знающий или боящийся сказать что он хочет для своей родины. Несозвучие с этим мощным историческим фактором мешало политическому возглавлению антибольшевистских сил бить красных идеологически «справа».
Белое движение. Официальным лозунгом белых был созыв Учредительного собрания; «Февраль» был идеологическим багажем, совсем не отвечающим настроениям армии; программы вообще не было. Страна еще не выздоровела от революционного угара, а социальные нужды, прежде всего аграрный вопрос, не встречали должного понимания, ибо чисто военные заботы поглощали все внимание белых. Однако, профессор Зайцев считает, что трагедия Белого движения заключается в том, что «его пути прошли мимо Екатеринбурга» (где находился в заключении Император Николай II). Монархическое знамя вряд ли изменило бы судьбу гражданской войны, но наличие определенной и ясной идеологии несомненно помогло бы белым. Гражданская война есть прежде всего борьба идей, и в этой области большевики большие и гибкие мастера, в то время как их противники оперируют главным образом одним отрицанием.
Освободительное движение. Сознавая приближение войны, советская власть задолго стала подготовлять «патриотический» вариант, дабы предвосхитить использование имперских и исторических лозунгов противной стороной. Немцы, стремившиеся расчленить Россию, боялись «великодержавности» не меньше красных. Поэтому они тормозили акцию генерала Власова и пытались отклонить развитие Освободительного движения от имперских путей. Отчасти этому способствовала и некоторая политическая отсталость русского возглавления, попавшего в немецкий плен в 1941 году и оказавшегося в 1943—44 г. г. психологически гораздо «левее» своих бывших товарищей, надевших в Красной армии золотые погоны и воспитывавшихся — увы, не долго — в культе царской армии. Победителями оказались и в этот период красные, в третий раз побившие «Февраль», бывший тогда официальной установкой Освободительного движения. Люди, испытавшие большевистскую тиранию, готовы идти против нее с голыми руками, но если подводится идеологический фундамент, то Февральская революция не есть идея, за которую они пойдут умирать. Программа нужная, но не решающая вещь. Ударами «слева» большевиков не собьешь: необходимы творческие, ярко анти-коммунистические лозунги. В этом смысле концепция Российской Империи является сильнейшим идеологическим оружием, выбивающим у советской власти всю «патриотическую» пропаганду. До сего времени это оружие во всей своей созревшей силе с анти-большевистской стороны применено не было.
5. Объединяющее начало. Объединение народов бывшей Российской Империи, или, хотя бы, свободных зарубежных их представителей, для совместного избавления «общего дома» от коммунистической диктатуры, конечно необходимо. Против этого могут возражать лишь враги России вообще. На практике такое объединение может осложниться повышенным национальным, самолюбием и воздействием извне. Имперский же, наднациональный подход, наоборот, облегчит такой сговор, ибо все народы — братья и члены общей великой семьи.
6. Независимость. Мощный государственный аппарат в руках коммунистов в СССР исключает возможность борьбы против них, хотя бы и объединенной, без иностранной поддержки в государственном масштабе. С другой стороны, всякая иностранная акция против коммунистических держав без участия национальных антибольшевистских сил будет воспринята там, как враждебное действие против страны и народа, а не против коммунистического правительства. Следовательно, к тому моменту, когда некоммунистические государства будут принуждены противопоставить красной агрессии некое контрнаступление, включение в него анти-большевистских российских сил неизбежно. Оно не произойдет, если будут преследоваться только эгоистические цели отдельных держав, но и результат тогда будет тот же, что и с немцами. Чем мощнее и независимее будут эти анти-коммунистические силы, тем действеннее они окажутся. Для победы антикоммунистическому стану нужны не лакеи и агенты, а полноправные союзники, которых нельзя обвинить в службе чужим интересам. Это в особенности относится к российскому сектору, как центральному и решающему, во главе которого должно стоять независимое, авторитетное и неподкупное лицо. Трудно спорить против того, что монархическая идея более чем какая-либо иная удовлетворяет этому требованию. Вопрос идет, конечно, не о монархе, а об авторитетном имперском возглавлении анти-коммунистического движения, которое было бы приемлемо не по своим только личным качествам — что всегда может вызвать разногласия — но принципиально. Интересно вспомнить, что к началу второй мировой войны почти все русские анти-большевистские группы в Европе объединились вокруг имени молодого главы династии -Великого Князя Владимира. Тяга к этому же имени началась среди зарубежной молодежи и после 2-й мировой войны. Возглавление анти-коммунистического стана носителем монархической идеи никак не знаменует навязывания освобожденной от советской диктатуры стране монархического режима. Народ должен решить этот важнейший вопрос сам, но решить в глубочайшем сознании своей исторической ответственности за этот шаг перед бывшими и будущими поколениями. В этом вопросе недопустима никакая демагогия, модные увлечения и скороспелые решения, основанные на незнании славного прошлого своей родины. Народ должен предварительно знать истину, прислушаться к собственному государственному инстинкту и голосу исторической традиции. Пусть республиканцы предлагают ему их рецепты иностранного образца — мы преложим ему свой, испытанный и выстраданный. Наш долг сказать нашему народу, к чему пришла свободная горсточка российской нации на основании русского и иностранного опыта — его право решить. Пока же все плюсы монархической идей должны быть использованы в одном, основном, направлении—освобождении нашей родины от коммунизма.
Вопрос популярности. Есть мнение, что монархическая идея сейчас не популярна. Но прежде надо ответить на вопрос, правильна ли она по существу. Популярность есть временный, превходящий момент, который не должен заслонять сути дела. Если монархическая идея верна, то тогда следует добросовестно проанализировать вопрос ее популярности и своевременности.
Среди иностранцев. Во-первых, говорят, что русская монархия не популярна среди иностранцев. Никто, мол, не хочет сильной России (значит монархия — синоним сильной России?). Возможно, что невеждам и шовинистам она и не нужна, но миру естественная Россия необходима, ибо без нее невозможна нормальная международная жизнь. Непопулярность монархии основана на незнании, дезинформации — следовательно, нужно объяснять, распространять правду, доказывать, что цели монархии не захват чужого, но устроение своего. Нельзя склоняться перед невежеством или завистью. Русская монархия была непопулярна у немецкой национал-социалистической головки, потому что цели монархии (суверенность, целостность, благополучие России) были прямо противоположны немецким намерениям (уничтожение, колонизация, расчленение России). С подобной непопулярностью надо считаться как со злом, но мириться с ней недопустимо и недостойно. Настоящая непопулярность монархии есть только в тех иностранных кругах, у которых имеются определенные анти-русские планы. В результате такого отношения, что совершенно ясно после немецкого урока, встал бы вопрос не о монархии или республике в России, а о большевизации всего мира.
На родине. Быть может монархическая идея непопулярна среди народных масс С С С Р? Советская власть умеет заставлять молчать, советские граждане умеют скрывать свои мысли, никто не может знать точно, что таится в их сердцах. Правда, помнящих старую Россию осталось мало. Громадное большинство выросло на большевистской пропаганде, чернящей прошлое. Однако, советской власти пришлось реабилитировать ею же опоганенную русскую историю, и правоверный ленинец 20-х годов ужаснулся бы от правого «уклона» генеральной линии коммунистической партии, особенно яркого во время «отечественной» войны. Конечно, это только тактика, но эта тактика выпустила на российскую поверхность духов, от которых рано или поздно не поздоровиться коммунизму в России. Революции политической всегда предшествует революция психологическая, и она уже началась в СССР. Пока народные массы еще мыслят привычными большевистскими трафаретами, быть может монархия для них нечто еще более отсталое, чем буржуазная республика. Но раз клапан открыт, и пытливый ум россиян углубляется в прошлое и настоящее, «непопулярность» монархии может превратиться в такую популярность, о которой мы ныне и мечтать не смеем. Это подтверждается тем, что многие и многие выходцы «оттуда», переночевав на промежуточных «ни то, ни се» этапах, сами, сознательно и выстрадано, приходят к приятию Бога, Царя и Отечества...
У врагов России. Но есть среда, в которой - идеал русской монархии действительно не популярен. Это немногочисленные круги, разорвавшие связь, или никогда не бывшие в ограде российской государственности и русской культуры. По их откровенному признанию, они против всякой России, но в особенности против царской, как наиболее великодержавной. Эти ненавистники России, сознательно вводя в заблуждение иностранцев, отожествляют большевизм с русским народом и собираются строить «национальные государства на развалинах московско-большевистской империи». Недавно они были близки к германскому Восточному министерству, оказавшему своей политикой неоценимую услугу советской власти. До этого они поддерживались Польшей, частично Чехией, еще ранее австрийским Генеральным штабом, вообще теми, кто не любил и боялся Российской Империи. Непопулярность монархической идеи в их среде есть только доказательство ее жизненности и. неразрывной связи с нашей родиной. У нас сознание этой связи иногда тускнеет, зато враги России никогда не выпускают ее из вида и точно знают, какая именно Россия им не желательна.
У большевиков. Более всего монархическая идея непопулярна, вернее, ненавидима коммунистическими заправилами в СССР. Они так упорно и настойчиво клевещут на русскую монархию потому, что боятся ее призрака. Им не страшен Февраль, с которым они легко справились еще в 1917 году, и не опасны колеблющиеся доктрины и люди: им страшна определенность и непримиримость монархической идеологии. Они прекрасно знают реальную силу исторической традиции и объективную ценность монархической идеи. Поэтому против нее применяются все средства борьбы: от «заговора молчания» до физического истребления сторонников. Поэтому же от монархистов требуется особая зоркость и мудрость, так как на них будет направляться больше всего провокаций и ударов.
Непредрешенчество. Одно время среди старой эмиграции господствовало мнение, что заграницей нельзя предрешать будущую форму правления на Родине, что недопустимо навязывать народам России волю немногочисленного зарубежного меньшинства и т. д. Психологически это было продолжением «аполитичности» Белого Движения, не противопоставившего ярким и четким лозунгам красных, никакой положительной программы. Ошибочность этой добровольной уступки противнику всей политической (т. е. идеологической и пропагандной) плоскости борьбы, была полностью выявлена добросовестным исследованиям причин неудачи Белого Движения. К 1940 г. упорными «непредрешенцами» оставались лишь немногочисленные упрямцы, сделавшие себе из ошибочной тактики времен гражданской войны нечто вроде идеологии и тайные республиканцы, скрывающие под личиной «непредрешенчества» свои непопулярные, в монархически настроенной массе эмиграции, взгляды. После 2-ой Мировой Войны появился другой вид «непредрешенчества»: предрешается все до мельчайших подробностей и умалчивается лишь такая «мелочь», как образ правления, хотя как раз, эта «внешняя форма» и определяет сущность и устремленность всего государственного строя — а в многонациональной России и историческую судьбу народов ее населяющих. Предлагается какой то анонимный «Глава Государства» чуть ли ни с диктаторскими правами — но не Монарх и не президент со всеми особенностями им присущими. В этой умышленной недоговоренности кроется обман, опасность новой беспринципной диктатуры, немыслимой при религиозно нравственном содержании подлинной исторической законной монархии и истинно демократической сущности не Советской республики. Гораздо честнее прямо сказать, раз уж говорится о будущем — «Мы за монархию» или «Мы за республику» и указать, почему именно то или другое считается более совершенным или более подходящим для нашей Родины. Это не значит «решать» за всю страну или «навязывать» ей свое мнение, но это значит идти с открытым забралом и принести своему страждущему народу свое сознательное и выстраданное убеждение, свое моральное и политическое «Верую». Решать же заграницей технические детали будущего государственного устройства, и умалчивать об основном, чем этот строй будет вдохновляться и кем символизироваться — не честно, и не целесообразно в процессе борьбы против четкой и определенной коммунистической доктрины. Мы не боимся »не попасть» под настроения масс: правильные, творческие идеи побеждают вопреки их возможной временной «не популярности», ибо Правда, нравственное начало сильны своим внутренним духом, а не превходящим сочувствием большинства. Дело тактики дать своевременные и понятные лозунги, задача идеологии указать конечные цели. Каждый анти-большевик должен, точно учитывая обстановку в настоящем, понимать прошлое своей страны и знать что он хочет для нее в будущем. Для тех, кто не находится в тисках Советской диктатуры — это прямой долг, так как только честное осознание Российской трагедии поможет найти верные пути для скорейшего освобождения нашей Родины.
Монархическая идея сегодня. Суммируя все сказанное, следует признать, что монархическая идея не только не ослабляет анти-коммунистического сопротивления, но, наоборот, усиливает и активизирует его своей непримиримостью и четкостью. И так повсюду — от Балкан до Пиренеев. В тех случаях, когда в народе живет инстинкт национального самосохранения и историческая память, монархическая идея является их олицетворением. Что государственный инстинкт и историческая память живы в народных массах на нашей родине, доказано их реакцией на выяснившуюся во второй мировой войне немецкую тенденцию уничтожения России и вынужденным «патриотическим» ответом советской власти. Значит психологические предпосылки для восприятия монархической идеи уже на лицо. А что будет, когда жизнь выявит всю ложь большевистской пропаганды? Если же говорить о не современности монархизма, то скорее с точки зрения сохранения его белых риз и нежелательности впутывания его в гражданскую войну, ибо монархия несет примирение, а не месть, мир, а не борьбу. Это соображение быть может правильно по отношению к организованному монархическому действию, но неверно по отношению к идее монархии, так как чем скорее и больше людей проникнется монархическим духом, тем скорее падет коммунизм на нашей родине.
II. Сущность монархической идеи.
Монархия есть образ правления, но она не только образ, форма правления, но н совокупность определенных идей духовного, государственного и общественного порядка. Монархия характеризуется принципами наследственной власти, единоначалия (а не только единовластия, как диктатура) и, главным образом, в особенности в монархии русской, приматом (первенством) нравственного начала. Православное сознание воспринимало это как личное служение царя Богу и своему пароду, Богом ему врученному. Это не карьера, не вершина могущества, но христианский подвиг, избранность, а не выборность, бессменная стража, историческая ответственность. Российский Император стоит над народами, классами, племенами и партиями. Он верховный арбитр, природный глава страны, которого даже смерть не освобождает от долга, ибо его наследие остается в роде-династии. До него не доплескиваются волн 1)1 человеческого эгоизма, зависти и злобы, ибо ему нечего желать для себя лично и не у кого заискивать. Его власть опирается не на хитроумные политические комбинации, случайное большинство голосов или мощный полицейский аппарат, а на нравственный закон, принцип царского служения. Для верующих это «милость Божия», для остальных это государственная преемственность, исторический стимул, наконец, для всех исстрадавшихся за время русской Смуты — это тихое убежище, право каждого свободно жить и работать под защитой праведной и законной верховной власти. В республике самый талантливый президент зависит от выбравшего его большинства, вольного вернуть сегодняшнего главу государства к биржевым операциям или бракоразводным процессам. В монархии — и только в ней — сохраняется в чистоте принцип незаинтересованности и независимости верховной власти. Монархия не определяет соотношений сословий и классов внутри государства: большевистский миф о монархии, как о власти »попов, капиталистов и помещиков» расчитан на полное невежество толпы. На самом деле почти везде и всегда монархи опирались на беднейшие слои населения, защищая их от притеснений богатых. Тенденция же ограничить и даже свалить монархию обычно была у высших классов, стремившихся расширить свои привилегии за счет Короны и народа. Когда в этих слоях идея государственного служения заглушалась сословным эгоизмом, устраивались революции: в Англии — баронетами, во Франции — буржуазией, в России — интеллигенцией, отошедшей от престола и народа. Тогда падал, доселе незыблемый, моральный (а не только политический) ореол царской власти, и народные массы начинали крушить дубинами все, что попадалось под руку, и, обычно, в первую голову именно тех, кто революцию начинал. Что же касается назревавших внизу социальных потребностей, то их как раз пыталась удовлетворить сверху, правда, не всегда достаточно энергично и своевременно, царская власть, а мешали этому «капиталисты и помещики». Руководствуясь принципом, что управлять значит предвидеть, цари смотрели вперед и чем были «самодержавнее», тем меньше боялись затронуть интересы отдельных могущественных групп, а их министры проводили непопулярные, но необходимые меры зная, что за ними стоит монарх, ответственный перед Богом, совестью и историей, а не перед финансовыми трестами и парламентскими партиями. Ведь правда заключается не в большинстве голосов, но в соблюдении нравственного закона. Когда один из швейцарских кантонов проголосовал неограниченность детского труда, то он, выполнив все демократические формальности, нарушил этот нравственный закон. Когда же Император Николай I повелел считать законным браком свободное сожительство, прерванное неожиданной смертью мужа, то он нарушил все юридические нормы, но, спасши от позора и разорения безвинную семью, этот нравственный закон соблюл. Так поступать мог только Российский Император! Подобное нарушение писаных законов делалось Императорами очень редко и только в сторону внутренней - живой правды, исправляя формализм и неизбежную сухость самого совершенного закона.
Историческая истина.
Большевистская и полубольшевистская пропаганда прибегает обычно к исторической поддержке, утверждая, что монархию, как устарелую форму правления, сменяет более совершенная — республика. Это не верно. Рим достиг своего расцвета во времена империи, пришедшей па смену республике. Франция покрыла себя славой при Императоре Наполеоне, уничтожившем кровавую республику. Англия вернулась к монархии после короткого, но также кровавого республиканского опыта в ХVII - ом столетии. Наоборот, переход от монархического к республиканскому режиму обычно сопровождается внутренним и внешним упадком. На наших глазах, среди побежденных народов 2-й мировой войны, отказавшаяся от монархии Италия болеет тяжелой внутренней смутой — сохранившая же имераторскую власть Япония достойно несет тяжесть проигранной войны и оккупации. «Отсталость и реакционность« монархии лишь большевистские жупелы, разбивающиеся при первом знакомстве с историей и действительностью. Конечно, были и неудачные монархи, и ошибки правительств, и эгоизм окружения — только слабый боится смотреть в глаза истине, но что все это в сравнении с морями лжи и крови, пролитой во время республики, и руками республиканцев! И еще: большевики не свалились с неба, но пришли к власти в процессе наростания революции. Их победа была не случайностью, а исторической неизбежностью, кристаллизацией крайнего и динамичного ядра в однородной либерально-социалистической среде. Они будут всегда сильнее менее радикальных «социал-соглашателей» своей последовательностью и определенностью. Наоборот, в историческом плане большевики несравненно слабее монархистов, ибо вся их «патриотическая»« тактика есть фальшивое использование русской истории, в которой они вместе со всеми революционерами выступали лишь как разрушители исторической государственности. Русские монархисты не собираются повторять ошибок петербургского периода, а тем паче вести реставрационную политику французской монархии, вернувшей себе престол благодаря Императору Александру I и «ничего не поняв и ничему не научившись», на нем не удержавшейся. Такое движение вспять опаснее для монархической идеи, чем самая умная республиканская пропаганда, но возрождение нравственных начал, на которых строилась и росла Российская Империя, есть необходимое условие для будущего не только нашей родины, но и всего мира. Иногда цифры очень наглядно показывают неприкрашенную действительность. Так, например, неизвестно точно, сколько миллионов заключенных томиться ныне (томилось о, 10, 15,25 лет тому назад) в концентрационных лагерях и тюрьмах СССР, но самый факт, что их были и есть миллионы, не подлежит никакому сомнению. А знаете ли вы, сколько было заключенных в «отсталой» («тюрьме народов») 160-миллионой Российской Империи? По американским, уж никак не монархическим данным, в 1913 году их было всего 32.757, из которых политических было 5.000! И это при наличии всяких революционных партий, стремившихся к насильственному перевороту и даже к цареубийству! Противникам монархии лучше не следует трогать этого беспристрастного и строгого судью — историю. Самое сильное обвинение русской монархии со стороны тех, кто пережил российскую трагедию, состоит в том, что она преступно недостаточно себя защищала, что в Петербурге — административной столице — было всего 5.000 полицейских, что была забыта истина, что обычно «бунт — это неудавшаяся революция», а «революция—это удавшийся бунт». Основная причина этой трагедии была, однако, не в случайном соотношении сил в столице в 1917 году, а в том, что ведущий слой, и правящий — бюрократия, и оппозиционный — интеллигенция, потерял чувство исторической ответственности, идейно и психологически оторвался от подлинного государственного и народного пути, променяв истинные российские ценности на чужие, западные, образцы. Наличие злой воли, разрушающей изнутри, и слабое сопротивление старого режима были ее следствием. Трогательное единодушие в помощи, революции со стороны иностранцев, как врагов — немецкой агентуры, так и союзников — английских дипломатов (посол Бьюкенен) также доказанный исторический факт. История — это уроки прошлого, которые необходимо знать и учитывать.
III. Монархическая идея завтра.
1. Монархия боголюбивая.
Современный культурный мир, считаясь по паспорту христианским, воистину забыл Бога и первую божественную заповедь: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Нельзя закрывать глаза: если нынешнее всеобщее палаческое отношение к человеческой жизни, террор и кощунственная ложь на нашей родине («советский патриарх!») и невероятное лицемерие вне ее, будут и дальше процветать на земле, то мировой катаклизм только вопрос времени. Никакие политические, социальные и экономические рецепты помочь не могут, ибо неблагополучно и самом высшем, духовном плане. Бандиты и убийцы существовали и раньше; ареной их преступных действий могли быть и обширные области, но чтобы их признавали извне — свободно и длительно — законными носителями государственной власти, чтобы перед ними заискивали, забывая и элементарную этику и собственную безопасность, христианские церкви и культурные народы — такого позора мир еще не видел. Никогда еще человечество так бесстыдно не преступало христианскую мораль и даже чисто внешние формы двухтысячелетнего римского права, как сейчас. Это грозный признак и страшное обвинение среде, в которой это возможно. Болезнь —; если не атрофия — общественной совести началась не вчера, и выветривание христианского духа из общественного и личного сознания шло столетиями. Не осталась вне этого процесса и наша родина. Поскользнувшись на чуждом ей западном материализме, она первая рухнула в бездну, неовратимую для всего мира, если она оттуда не поднимется. Поэтому судьбы России — судьбы мира, роковой перекресток — куда идти? Мы зовем Россию к боголюбивой монархии, к приближению к тому идеалу, который русский народ создал на его трудных исторических путях. »Прекрасная Франция», »Старая Англия»., «Великая Германия», »Свободная Америка» на Западе и »Святая Русь« у нас... Какая разница в устремлении, как далек русский идеал от имперского или национального шовинизма, как он общечеловечен и возвышен! »Дом Пресвятой Богородицы», светлый град Китеж, идеал Праведного царства — вот первый принцип обновленной русской монархии. Это целая идеология; христианство, наиболее чисто выявляемое в православии и претворяемое в общественной жизни. Конечно, это идеал, но высота конечной цели определяет ценность всякой идеологии. Поэтому монархический лозунг и начинается с Бога (Бог, Отечество, Социальная справедливость) и с Веры (Вера, Царь, Отечество). Здесь должна быть предельная ясность и предельная честность, ведь не даром же пролито столько мученической крови на родине.
2. Историческая. Каждый великий народ имеет свою историческую миссию и вкладывает свою долю в сокровищницу мировой культуры. Древний Израиль зажег идею Единого Бога, древняя Греция-Эллада дала человечеству красоту искусства, Египет — сокровенную мудрость, Рим — стройные системы государственности и права, его наследница Византия — сохранила христианскую культуру, средневековая Европа приобщила к ней варваров и т. д. В чем же заключается миссия нашей родины ? Во-первых, в максимальном приближении к идеалу «Святой Руси» — совершенного христианского государства. Во-вторых, в сохранении и углублении православия, не как формального вероисповедания, но как нравственной системы, исторически и духовно неразрывной с нашей родиной, и, в третьих, в примирении Востока с Западом. Русь столетиями прикрывала Европу от Азии, изнемогая под ударами с обеих сторон. Однако, она пережила Тамерлана и Чингиз-Хана и стала переростать своих западных соседей, за ее спиной переваривавших римское наследство. Расширяясь на восток, Россия не покоряла его, но несла туда христианство, приобщая. Азию к общеевропейской культуре. Восприняв от павшей под турецкими ударами Византии преемственность Восточной Империи, Русь шла своими, более трудными, но и более широкими путями, чем протоптанные европейские дороги. Поэтому стремление «западников» сделать Россию только европейской страной осуждены на неизменный провал, т. к. являются насилием над природой вещей, отклонением России от ее исторической миссии. Английский парламентаризм, американская демократия и т. п. политико-общественные формы, представляющие собой следствие определенных исторических условий, культуры и склада характера, свойственных этим странам, могут найти свое частичное применение на нашей родине, однако лишь постольку, поскольку заключают в себе объективную, общечеловеческую ценность и окажутся применимы в российских условиях. Но это чужой опыт, а не обязательное российское будущее. Насколько опасна искусственная пересадка идей видно из превращения на нашей родине западного марксизма в мировой коммунизм. Но если Россия не только Европа, то уж во всяком случае и не исключительно Азия, как это склонны считать некоторые иностранцы, про которых хорошо сказал Пушкин, что они столь же невежественны, сколь неблагодарны. Духовно, рассово (не говоря уже чисто географически) Восток, Азия — это Китай, Япония, Индия, но никак не Россия, где христианство спаяло ее начальную варяжскую (»Русь«!) государственность и основное славянское население. Историческая миссия нашей родины и заключается в примирении Востока и Запада, синтезе Европы и Азии в самобытном блеске русской культуры, наиболее християнской из всех мировых культур. Если не будет Российской Империи, способной духовно и политически осуществить эту миссию, то желтые полчища зальют в будущем Европу, и не только Европу. Выполнить же это историческое задание сможет лишь традиционная государственность, Монархия, богатая опытом и преемственностью от Великих Князей киевских, царей московских и императоров всероссийских.
3. Законная.
Мы хотим монархию законную. Это значит естественную, органическую. Это исключает узурпаторство, деспотию, воцарение очередного «Тушинского вора» или ставленника извне, чужого »королевича Владислава». Это значит законную династию, 300-летнюю Романовскую традицию служения родине, запечатленную кровью замученного большевиками Императора Николая II. Но это значит и царство законности; монархию правовую и справедливую; неприкосновенность личности и жилища; спокойный сон, от которого отвыкли россияне с момента падения царского режима; возрождение замечательного русского суда, правого, скорого и справедливого; ограждение законом всех и каждого от произвола — частного, коллективного и административного; равенство всех перед законом и предусмотрение законом его действительного выполнения; установление закона, страшного лишь преступникам, твердого и ясного, защищающего интересы личности и общества не на мертвой бумаге, а в действительной жизни. Это значит суд независимый, гласный и нелицеприятный; это значит исполнение завета Императрицы Екатерины Великой: »лучше помиловать десять виновных, чем казнить одного невинного»; это значит администрацию, точно соблюдающую свои обязанности и не превышающую свои права. Что может обеспечить все это лучше законной монархии, при которой закон есть не только лишь юридическая норма, но явление нравственного порядка?
4. Свободная.
Мы хотим монархию свободную. Не в том специфическом значении этого, слова, с которым связана ложь большевистских и полубольшевистских плакатов с реющими над ним красными флагами — флагами цвета крови. Свободную в простом, забытом человеческом смысле: свободно жить, работать и передвигаться; писать и говорить не боясь »58-й статьи«; свободно творить, не думая о «социальном заказе«; свободно добиваться лучшей жизни; свободно критиковать и собственное правительство, отвечая лишь за справедливость своих утверждений, — в общем, быть свободным, как все люди, живущие, нормально, а не за «железной завесой». Однако, мы не считаем, как либералы, свободу самоцелью, конечным идеалом, независимым от нравственного критерия. Нельзя допустить свободу разрушения, ненависти, экслоатации. Во всяком человеческом общежитии, т.е. и в государстве, свобода одного кончается там, где начинается свобода другого. Без моральных устоев, воспитания, традиций свобода превращается в анархию, без общественного корректива — в произвол. Но свободу нельзя ограничивать административными мерами, диктатурой, государственным зажимом. Она должна основываться на нравственном чувстве, сознание долга, уважении к себе и к другим, стремлении к совершенству, понимании общих интересов. Поэтому государство обязано культивировать во всех слоях населения эти качества, называемые »рыцарством«, «благородством» и »джентельменством«, и следить за соблюдением известных границ свободы, как мать следит за поступками своего ребенка — чем старше, разумнее и лучше он становится, тем большей свободой он пользуется. После небывалого, по жестокости большевистского пресса страна должна вздохнуть свободно и дать выход накопившимся творческим силам. Свобода политическая, понимавшаяся раньше как участие в государственном управлении народных представителей, — что так беззастенчиво ныне сфальсифицировано большевиками,— конечно, должна иметь место в свободной монархии, но при двух условиях: подчинение частных интересов интересу общему и соблюдение основного для всей монархической структуры нравственного закона. Остальное-техника, умное и честное использование богатого российского и иностранного опыта, что надо и что не надо. Монархия будет наилучшей нравственной и государственной гарантией этой естественной, справедливой и человеческой свободы, открыв широчайшую дорогу инициативе, талантам и работоспособности всех и каждого с единственным ограничением — не быть направленными ко Злу.
5. Имперская.
Мы хотим видеть нашу родину Империей. Империей в обоих смыслах этого слова, т. е. монархией во главе с императором и империю, как государственное объединение народов. Россия еще, собственно, с ХVIII-го века перестала быть только »Россией«, превратившись в Российскую Империю. Это не значит, что все не русские превратились в русских, но значит, что «россияне» — это все народы империи, от великоросса до лопаря. Никаких претензий на земли, не входившие раньше в состав Российской Империи или на народы, нежелающие оставаться под общей крышей, быть не должно. Делая основную ставку на духовный, нравственный принцип, нельзя силой объединять тех, кто этого не хочет. Россия не однородная страна, как Франция или Италия, и имеет давнюю имперскую традицию, которая по своему государственному и культурному содержанию может быть сравнима лишь с древней Римской Империей. Недоброжелатели нашей родины любят вспоминать вредные увлечения »руссификацией«, ошибки администрации на окраинах и недоучет правительством местных национализмов. В несравненно большей степени было другое: доброжелательство, широта, терпимость, полное равенство возможностей, даже предпочтение Троном отдельных окраин. Россия не колонизовала, а ассимилировала окраины приобщением их к общей государственности и культуре, создаваемыми всеми сообща. Южане и северяне, потомки татарских завоевателей и скандинавских выходцев, французские эмигранты и немецкие колонисты, грузины, армяне, казаки, горцы, сибиряки и туркмены, прибалтийцы и калмыки дружно вместе строили Российскую Империю и вместе испытали гнет заменивших ее советских социалистических республик. .Перед лицом российского императора не было национальных различий, все были одинаковыми верноподданными. Поляк мог быть министром иностранных дел (кн. Чарторипский при Императоре Александре I), армянин — всемогущим диктатором сердца» (Лорис-Меликов при Императоре Александре II) и т.д.; таких примеров можно привести тысячи. Эта имперская, наднациональная традиция должна сохраниться и быть еще более расширена в будущем. В XX-ом столетии человечество идет с одной стороны к росту национального самосознания даже самых небольших народов, с другой к созданию громадных — чуть ли не континентальных — политических образований-блоков, поглощающих суверенные права недавних Великих держав. Российская Империя как раз и является таким естественным геополитическим, Евразийским целым, спаянным общей культурой и историей, не говоря уже об экономике. Внутренняя взаимоотношения народов России — вопрос доброй воли членов одной семьи. Нельзя забывать, что Всероссийский Император не только »Московский Царь«, Государь »Великия Руси«, но Государь и »Малыя«, и »Белыя« Руси, и Казани, и Астрахани (б. татарских царств) и т. д. и т. д. Особенно характерен был до революции пример Финляндии, связанной с Россией только династической унией: финляндец присягал русскому императору как своему великому князю. Не так ярко, но та же идея была проведена во взаимоотношении Короны с другими частями империи: казак и горец, например, служили Всероссийскому Императору, а не петербургскому правительству и т. д. Будущая союзная империя будет иметь ряд национальных правительств и парламентов, но лишь одного, общего главу - Императора. Что объединяет доминионы Великобритании, разделенные тысячами километров и фактически совершенно самостоятельные? Король, символизирующий единство Британской Империи. Приблизительно то же, но применительно к российским условиям, где нет разделяющих империю океанов и никогда не было колоний, мы хотим и для нашей родины. Каждый ее сын должен чувствовать себя дома повсюду: во Владивостоке и в Минске, в Архангельске и в Одессе, в Ташкенте и в Эривани. Все должны знать общеимперский русский язык и принимать участие в совместной защите общего дома. Но так же естественно, чтобы каждый в своем краю говорил на своем языке, сам управлял своим краем и способствовал в первую очередь именно его процветанию — полноправного члена общей имперской семьи. Инстинкт самосохранения не мешает, а, наоборот, побуждает человека любить свою семью, а любовь к семье не мешает любви к родине. Так любовь грузина к его прекрасной Грузии, сибиряка к богатейшей Сибири, казака к Тихому Дому и т.д. не противоречит их любви к Общему Дому, к своей Великой Империи. Если ж пойти на почкование без объединяющего имперского начала, то где же тогда следует остановиться? Тогда и маленькую Грузию, опираясь на историю, можно расчленить на Кахетию, Мингрелию, Имеретию и т.д. Кому это выгодно? Уж, конечно, не грузинам. При имперском подходе главное добрая воля, общая крыша, единый Глава; все остальное, техника, детали разрешатся лишь на месте. Захочет ли, например, украинская интеллигенция вся вложиться в устройство своей страны, или часть ее уйдет в общеимперское строительство — это дело ее желания и ее способностей. Захотят ли Червонные и Галицкие земли, в которых некогда блистала русская государственность, задушенная в ХIV-ом веке поляками, вернуться к истокам своей истории и воссоединиться со своими восточными братьями — это тоже их дело. Насилие недопустимо — двери открыты. Наднациональная, союзная империя будет гарантией, что Москва не поведет эгоистическую («великорусскую») линию, и что Киев, Тифлис и другие столицы не превратят свои народы в оружие иностранной политики. Союзная Империя решает обе основных проблемы: она способствует национальному развитию народов, ее составляющих, и одновременно объединяет их в стройное и естественное государственное целое. Эта »Белая Империя», »Евразия«, »Империя 4—х океанов» — неизбежный ход истории. Монархическое ее оформление решает вопрос ее внутреннего устройства и, благодаря своей духовной устремленности, обеспечивает действительный »мир всего мира«. При этих условиях пугающий иностранцев «русский империализм» замыкается в естественные геополитические границы без всякой претензии на всемирную экспансию. Наоборот, для красного мессианизма наша родина только исходная база. Третьего пути нет.
6. Социальная.
Мы хотим монархию социальную. Среди монархистов-консерваторов и среди тех, кто пережил социалистический опыт на родине, есть отталкивание от этого слова, напоминающего социализм и все отрицательное, с ним связанное. Но не надо бояться слов. Социализм — политическая и экономическая доктрина, основанная на грубейшем материализме — одно, а социальность — забота о широких народных массах — другое. При монархии в нашем понимании, когда религиозный, моральный момент пронизывает всю систему от верховной власти до »урядника«, не страшны — прибегая к старой политической номенклатуре — самые »левые« мероприятия в социально-экономической области, раз они действительно ведут к улучшению народного благосостояния, и если какие-нибудь реформы рекомендуются социалистическими партиями, то это не значит, что они должны быть принципиально отвергаемы. Наоборот, в таких вопросах, как охрана труда, обеспечение старости и болезни и т. д., мы будем гораздо радикальнее социалистов, т. к. будем бороться за улучшение во всех планах, свободные от псевдонаучных марксистских формул. Монархия в принципе надклассова (как и наднациональна), но уж если говорить о социальном характере современной монархии, то она будет »рабоче-крестьянской«, и не потому, что, согласно марксистам, только эти классы — даже не они, а пролетариат — имеют право на существование, а потому, что они громадное большинство населения. Разница с материалистическим подходом та, что в монархии это значит усиление попечения о большинстве, а не игнорирование меньшинства (парламентные и демократические страны) или его физическое уничтожение (диктатура), ибо для монархии важно нравственное начало, а не голая арифметика. Поэтому в »рабоче-крестьянской« монархии остальные слои населения не парии, как, например, в СССР., но ценные органические части единого живого организма-империи. В монархической иерархий ценностей более духовное, тонкое, как бы подчиняет себе нисшее, материальное. Поэтому всячески помогать рабочим не значит культивировать фабричную психологию и надевать на всех однообразные картузы, так же как опираться на крестьянство не значит снижать всех до его культурного и бытового уровня. Наоборот, цель социальной монархии— превратить «пролетариев» в »буржуев«; так поднять жизненный стандарт широких народных масс, чтобы самый скромный труженик мог пользоваться всеми достижениями современной цивилизации, не говоря уже о том, чтобы он был сыт, обут и одет. При несметных российских богатствах это осуществимо в срок одного поколения, но при одном условии — замене коммунистической власти другой, — мудрой и честной, какой, по нашему глубокому убеждению, может быть только, власть царская. Рецепты такого экономического и социального оздоровления более или менее одинаковы у всех, кто выстрадал трагический российский опыт и продумал опыт иностранный, но дело не в программах, а в идеологии их одушевляющей и гарантирующей их добросовестное выполнение. Монархическая идеология ясна всем, прочитавшим предыдущие разделы. Мы хотим монархию социальную, современную и передовую. Опять — таки не в «прогрессивном», материалистическом, лженаучном смысле этих слов, но в смысле серьезности и солидности, понимания закона сохранения вечноистинной нравственной сущности и естественной смены отживших внешних форм. Мы категорически против полуинтеллигентского »прогресса«, принимающего без всякого морального критерия все новое только потому, что оно кажется новым, в особенности же, если оно пришло из заграницы. Мы не забываем, что без Бога прогресс превращается в средство технического самоуничтожения человечества: в самолеты с бомбами, лучи смерти, танки и газы. Не случайно, что в политическом плане »прогрессивные« элементы — это как раз материалистически настроенные левые круги, предшественники и духовные родственники коммунизма. Сознавая значение »социальности«, мы ставим ее на третье место нашего лозунга: »Бог, Отечество, Социальная справедливостью Мы хотим, чтобы крестьянин трудился и богател на собственной земле, но не забывал Бога и общих интересов; чтобы рабочий работал там, где ему выгоднее, и чувствовал себя полноценным членом общества, сыном своего отечества. Мы хотим, чтобы интеллигенция спокойно и продуктивно занималась своим трудом, увеличивая культурные достижения и улучшая цивилизацию. Мы хотим создать для административного аппарата такие условия, которые исключали бы лицеприятие и недобросовестность. Мы хотим увидеть на нашей родине грандиозное развитие всех полезных социальных реформ, где бы и под какими политическими лозунгами они доселе ни проводились. Мы считаем, что настоящая любовь не слепая, а зрячая, и что знание — вместе с нею путь к истине. Поэтому мы за широкое народное образование, за сотни университетов, за сотни тысяч школ на нашей великой родине, но и за то, чтобы образование было построено на фундаменте веры, а не безбожия, человеколюбия, а не человеконенавистничества, утверждения, а не отрицания. Мы за поощрение частной инициативы, за свободную конкуренцию, способствующую повышено экономического уровня, но и за ограничение эксплоатации; за частную собственность, за личную ответственность, но прежде всего, мы за нравственное оздоровление, за »человеколюбие«, без которого невозможно настоящее социальное преуспевание. Послебольшевисткий период откроет грандиозные перспективы для общего и индивидуального обогащения. Только независимая от этих интересов, лично не заинтересованная верховная власть сможет регулировать этот бурный процесс насильственно задержанного большевиками социально-экономического роста. Чем больше этим же «арбитражным», нравственным пониманием будет проникнут весь административный аппарат — как назначаемый сверху так и выбираемый снизу — тем глубже и здоровее будет дышать вся великая страна, давно уже выстрадавшая право на спокойную и богатую жизнь. Задача социальной монархии — ей это обеспечить. На, этом мы заканчиваем краткую обрисовку русской монархии. Мы верим, что нравственное начало, лежащее в основе монархической идеологии, и историческая память Российской Нации побудят народную волю вернуться на этот испытанный и очищенный страданиями путь. Наш долг помочь ей сделать это проникновенно и сознательно. 1948 г. © Copyright: Галина Ливенцева, 2016.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
